|
|
А теперь нам пора уезжать отсюда.
Вновь за окном понурые
ишаки и муэдзина воплей истошных
истинное караоке.
Завтра нам всем вставать в котором часу-то?
Мы засыпаем в дороге.
Нам просыпаться не скоро.
Всё хорошо у нас тут.
А ногти Ходжи Даниёра
растут и растут...
Ногти Ходжи Даниёра – стихотворение Юлия Гуголева
Снег. Талый, в пролежнях свет. Мы сидим на завалинке,
глядя в мутную даль, проглотившую солнечный ком.
Человек с песчанной улыбкой и в кожухе
с поднятым воротником наливает по маленькой.
– Жил, умер... Собственно, никакой истории. – Да уж, –
передергивается, – никакой. Девочка вышла замуж. –
И, утирая губы, в сторону, еле слышно: –
Вглубь – проросла – и вышла.
Новые стихотворения Сергея Соловьева
Так художник просидел неподвижно целый час. Он намеренно не вставал со скамейки. Во-первых, очередь сильно выросла и другие могли занять место, а во-вторых, он не мог нарушить свой внутренний творческий процесс. Временами всё затихало, но не надолго, тишина опять взрывалась криками, как по сигналу. Иногда был слышен Бетховен, иногда отрывистый вой ветра, иногда птичьи крики. Он не мог точно сказать: слышит ли кто-нибудь ещё этот душераздирающий концерт. На лицах нарушителей, ожидающих в очереди, ничего не было написано; по движению губ было видно, что люди мирно беседуют друг с другом.
Рассказы Валерия Айзенберга
Конечно, соблазнив чужую жену, внеся несчастье, совершив таким образом поступок, какой бы это ни был отвратительный и интересный грех и как бы тяжелое покаяние ни развлекало и ни углубляло его, но Александр Маркович понимал, что на самом деле давно живет по вызову вроде такой службы быта, и как солнце при таком ветре не может, наконец, не постоять свободно на очистившемся пространстве, так и его обманули облака, и он посчитал, что вынырнул из них, хотя его место на небосводе заранее определено вальсирующей землей, и его стремительнейший бег – о котором так легко забыть – по-другому мерится, других касается, не планет даже, ведь нельзя сказать, что бегун подкидывает кеды. Нет! Бегун бежит по беговой дорожке, и среди звезд несется солнце. О, солнце, солнце! Александр Маркович Четырнадцатый! А что до нее, то он не виноват, вообще ни при чем. Это она сама.
Вниз по Нилу-реке – повесть Евгения Сабурова
Мальчик смеётся: он слышал, что женщины
сами не знают, чего хотят. Потом она уезжает,
дни летят. Листва стала древней любого Завета.
Ему плевать, что о нём не написала ни одна
газета. Только жалко, что проходит лето.
Мальчик Оловянная ложка – стихотворение Вадима Месяца
Аляска, "штат последней границы" Там, где через каждую несчастную, как твоя, семью проходит последняя граница, заводят что-нибудь маленькое. Чтобы под рукой всегда было то, что можно приятно ненавидеть. Ребенка, длиной сорок-пятьдесят сантиметров.
Джорджия, "персиковый штат" Никак не получается нарисовать пушок на персике. Ни правой рукой, ни левой. Он должен быть как тончайшие иголочки, царапающие и без того запиленные пластинки ладоней. Позже внутри южных деревьев скапливаются целые персиковые коллекции человеческих мелодий. Иногда от этих мелодий садовники кричат по ночам.
Массачусетс, "штат у залива" Каждое воскресенье вы с отцом отправляетесь кататься на моторной лодке. Тебе очень нравится звук мотора. И то, как винт издевается над водой, больно накручивая на себя ее волны. Дома ты часто "играешь в воду", заталкивая в мясорубку все, что попадает под руку. Прокручиваешь долго, до пены. Оклахома – проза Андрея Сен-Сенькова
восемь утра. двое нищих ругаются
на дороге
между храмом и магазином
Ход льда, будь с тобой, хотя б побыть с тобой,
в тяжких льдах дом, будь с тобой, хоть бы
две хорды,
скрещиваясь, растянули зал, и всей толпой –
что там? – видишь, видишь эти морды?
Ход сердца в текущих льдах, тебе побыть ещё
тяжче, чем высеять даль в глазные щели.
Щиплет мох рука и всё, и всё не в счёт,
мимо – грунт, позёмка, щебень, щебень.
На следующий день, в среду, он опять вспомнил свой сон. А что если Бин Ладен действительно прячется где-то здесь, в сонной неказистой стране, где никому в голову не придет искать вождя вселенского джихада? Он начал сочинять последовательность событий, которая могла бы привести Бин Ладена в жалкую комнатку здешней пакистанской забегаловки, и очнулся уже тогда, когда почти вся цепь была выстроена. Итак, все началось еще за год до рокового 11 сентября... Он достал записную книжку и принялся делать заметки. На исходе второго блокнота он понял, что сочинил уже две главы настоящего романа.
Угловое кафе – рассказ Кирилла Кобрина
Свидригайлов уезжает в Америку.
Об этом его "отъезде" я делал доклад в 1994 году в университете Айовы.
После доклада один чилийский писатель
с начинающей входить в моду эспаньолкой
попросил меня написать для него фамилию Свидригайлов латиницей.
Он читал "Преступление и наказание", но не помнил, чтобы там был такой персонаж.
Эй, вы, Svidrigaylov.
Что вы думаете об удовольствии?
Оно – то, что каждый сам себе представляет.
А о боли?
Красное смещение – лирическая проза Александра Скидана
| 
прихожу и включаюсь в процесс
не с начала
чуть раньше
меня это огорчало
теперь
я не жду окончанья
как много с тех пор
стало мне по плечу
у меня за плечами. Данила Давыдов представляет Владимира Лукичева, Сергея Огурцова и Михаила Франка
| 
Это было почти трехэтажное здание пожарной станции. С башней, т.е. каланчой. Повыше в каланче располагалась кухня и столовая (он утверждал, что есть еще висячие сады и в них сауна), в нижних этажах комнаты детей, а между небом и землей, между небесной зимней едой и восхитительной компанией – великая Сьюзан Хау, теперь уже лысый и неуемный Чарльз Бернстайн, Уинстон Курнов (из Новой Зеландии, откуда и Памела, последняя и прекрасная жена Боба), – его кабинет. На одной из фотографий очень много лиц, нерезкая картинка, и стоит ли всматриваться? мне не так уж мало лет, чтобы каждый раз это проходило безнаказанно, но дело не в перечислении... Аркадий Драгомощенко in memoriam Роберта Крили
В некотором гигантском, на удивление неблагоустроенном пространстве существует нечто одно реально и неделимо существующее и существует еще много всякой всячины, которая есть только постольку-поскольку и вследствие этого, по большому счету, не важна, то есть ею как бы можно пренебречь. И в том же пространстве, достаточно стремном, жестоком и неприятном, живет некое женское существо, в той же степени необустроенное и в какой-то своей внутренней многоплановости гигантское, как и само пространство. И так уж сложились обстоятельства, что этому женскому существу выпало счастье, или, напротив, несчастье, блуждая бессистемно по миру, наткнуться на неделимо существующее, относительно которого все остальное пренебрежительно неважно. Однако, поскольку это самое неделимо существующее как-то очень плохо определимо и не поддается никакой фиксации, да и рассказать о нем получается разве что в некой системе полунамеков, то никакой прикладной ценности оно для обнаружившего его женского существа иметь не может, а, совсем напротив, имеет оно для него некую совершенно не прикладную ценность.
Вадим Калинин о книге стихов Ирины Шостаковской
В своем осмыслении актерской игры Новарина прибегает еще и к фигуре циркача, бурлескного клоуна. Точка отсчета игры актера для него, как уже говорилось, – Луи де Фюнес, но еще и Чарли Чаплин, воплощавшие собой атмосферу ярмарок и народного театра, прекрасно владевшие приемом "форсированной мимики", напоминавшие своей игрой музыкальные шкатулки, вовлекающие зрителя в игру странных механизмов, говорящих и действующих по своим странным законам. Отсюда – карнавальный вихрь "Воображаемой оперетты", словесная имитация карнавального шествия в "Саду признания". Отсюда же и безостановочный ритм его пьес, как в их текстовом воплощении, так и в сценическом.
Екатерина Дмитриева о драматургии Валера Новарина
Подумаем, как славно слова распутье, распутица и образ Г.Е. Распутина могли бы сойтись в словце *распутинг, богатом и семами, и соблазнами его применения в полит- и элитсферах. Область отношений суффикса -инг с полем личных имен содержит много подводных камней политического, правового и этического характера, однако едва ли больше, чем иные сферы словотворчества и живые оценки референтов и денотатов. Махизм, марксизм-ленинизм, ельцинизм показали нам личные имена в борьбе мировоззрений и установок. И -инг не должен выступать лишенцем перед -щиной или ласкательными суффиксами, свободными в своих именных пристрастиях.
Виктор Григорьев об инговых формах в русском языке
|
Другие продав человека покупали дом
а мы продав патроны
купили Сирануш
якобы для того чтоб отомстить
за наших девушек попавших в плен
Снаружи гремящие орудия
внутри пьяный хохот
а под вшивым одеялом
смерти
просто боящиеся смерти
два
дрожащих нагих тела Современная азербайджанская поэзия в переводах Ниджата Мамедова
На самое рождество, хорошо поужинав, мы сели в машину, – отец за рулем, я рядом, – и поехали на центральную площадь. Ехали, как всегда, небыстро, почти осторожно, свято придерживаясь правил дорожного движения. На площади, напротив ратуши светилась высокая ель, вокруг которой гуляли веселые хмельные горожане, напевая колядки. Выехав на площадь, мы немного прибавили скорости, и, разбрызгивая талый снег, врезались в круг колядующих. Первый заезд был очень удачным, потому что никто еще не успел перепугаться и сбежать. Неплохой была и вторая попытка, после разворота, – причем нескольких человек удалось сбить на заднем ходу, – народ растерялся и каких-то секунд десять-двадцать не мог сориентироваться. Дальше уже пошло сложнее. Люди стали разбегаться в разные стороны, и, хотя паника и была нам на руку, трудно было вести прицельную игру, а случайные жертвы только мешали движению. Два рассказа Юрия Издрика в переводе Анны Бражкиной
Долго говорили о собаке
У Бурлюка дергались уголки рта
Маяковский покашливал
Крученых все это записал на синей бумаге
черной ручкой
и засунул под кровать Йозеф Калуж в переводе Рашели Землинской
|
На схеме видно, что центром картины является отказ Ясона от власти и его свадьба с Медеей; первая и третья часть симметричны относительно центра; событийная плотность наиболее высока в третьей части, тогда как в первой части имеет место разреженное пространство событий. Вторжение быстрого времени в первую часть совпадает с подвигами аргонавтов (ПА), возвращение медленного времени – со сценой колыбельной (К). Границы трагедии в начале и конце фильма обозначены восходом и закатом солнца. Екатерина Завершнева о фильме Пьера Паоло Пазолини "Медея"
|
|
