Textonly
Декларация
issue 012 : декабрь 2004
первая страница
Editors
Само предлежащее
Предложный падеж
Keimena eidea
Другие части спектра
Актуальная литература
Votum Separatum
Документы, объявления, письма
Узлы

Рейтинг литературных сайтов


Литературная Промзона
Курицын
Ферганская школа
Александр Левин
Liter.net Сида
Остракон
Лавка языков
Молодая русская литература
Крещатик
Камера хранения
Присутствие
Индоевропейский диктант
Полутона
Орбита
Сетевая словесность

Русская Виртуальная библиотека
Русская поэзия 60-х
Сайт Генриха Сапгира

Журнальный зал
НЛО
Митин журнал
Солнечное сплетение
Дирижабль
©оюз писателей

Псой Короленко
Ольга Зондберг
Маргарита Меклина
Бахыт Кенжеев
Владимир Гандельсман
Ксения Маренникова
Татьяна Мосеева
Леонид Дрознер
Ника Скандиака
Дмитрий Строцев

Книжное обозрение
ExLibris
Обзоры Фрая
Немзерески

Необитаемое время

            

умру
поеду
поиграть

в
на белых водах
в Ленинград

где я
на эти торжества
сам вроде божества

и я
не отверну лица
в лицо поцеловать отца

вот батюшке награда
а
много и не надо

а
много и не буду
туда смотреть отсюда

сюда
на лилипута
с букетом из салюта

на плитке шоколада
привет
из Ленинграда!

Стихи Михаила Генделева

        Я даже не знаю как начать роман, – но если говорить откровенно, я не думал о нем, меньше всего думал, где остался, в низине, тумане – хотя вполне преуспел в различного рода начинаниях. Мне сказали, что если идти по дороге, то ни к чему не придешь.
        Надо сразу, поскольку откроются все пути, – так я прочел. Потом было, что ни в какие они переулки не сворачивали. После, если представится возможность, я прочту стихотворение, написанное в пору моего ожидания. Приблизиться к дождю затруднительно.
        Не особенно уверен в том, что знаю. Меж тем именно эта неуверенность, насколько я понимаю, вселяет веру в то (чего скрывать, иногда это чувство достигает неизъяснимой силы), что брезжит за последним очертанием известного. Добродетель.

Стихи и проза Аркадия Драгомощенко

*

В двадцать четыре скрутил веревку – мать и соседи
          Отговорили. Прошло. Умер от рака губы.

*

Путник, ступай в Дивногорск,

отыщи слепую Тамарку,

          Мной назовись и скажи: "Вот я и дома, жена".

*

Глухонемой недоумок:

при нем не стеснялись. Подумать

          Жутко: в чертогах теней
что он расскажет о нас!

*

Зуб даю, что сбегу: дожидайся, на ночь засовы
          Не запирай и стакан не убирай со стола.

Русский Спун-Ривер – стихи Всеволода Зельченко

        Повсюду мелькают красные и желтые повязки. В Пекине появляется все больше детей, которые предсказывают будущее. Впереди вооруженных отрядов едут девочки. В руках у них красные фонари. Их одежда такого же цвета. Подъехав к реке, они ложатся на землю. Вчера самая старшая говорила, что в мае ихэтуани займут Пекин. Ее сестра умела вызывать пожар, забравшись на крышу высотного здания.
        Тетка моей жены хотела сражаться на стороне ихэтуаней, но ей не досталось осла. Когда пальцы заиндевели, она бросилась под поезд.
        У ворот дома лежит голова торговца опиумом, который год назад приехал в Шанхай из Англии. Если подойдешь поближе, увидишь в зубах две монеты. Пекинес отгоняет от нее детей, потом вырывает прядь волос и тащит во двор. Из пригородов Нанкина уехали почти все французы. В сундуках у них обезьяньи хвосты, несколько пар очков, план Калькутты, ложки из золота и перечень действующих лиц пьесы "Ван Дэсо снижает арендную плату".
        Создание Гоминьдана казалось выходом из положения. Крысы переселяются на берег Хуанхэ, чтобы было ближе ходить купаться. Через неделю начнется ливень.

Рассказы Татьяны Авериной

ученица соблазняет апексимову ты бежишь и исчезаешь с фотоснимка
неба синь над оторопью недоброй выбелена перекисью облака
солнце врет ноль около анабиоз колкое веретено выпало давно из
задави меня плиз яркокрасный мерс

лилии белей белее каллы как стаканчики чок-чок бортами
как угонщики в колготках из нейлона с лайкрою вплетенной от дюпона
с магнумом за поясом с карманом отягченным холодом гранаты
и вопит истошно голос рации призывающий без боя сдаться их
ласточка ты реешь в облаках

Cтихи Константина Бандуровского

Солнце настигало его повсюду –
даже в сортире.
Солнце дорог,
солнце эпидермиса.
Но желтый цвет единственный возвращал его к жизни
по утрам, белые стены кидая в лимон,
скворча глазуньей.

И руки, множество рук,
оливковых, томных,
и бессмертная красота,
и простыни, смятые в кинолентах,
и кровь – много крови:
Ave Salvatore,
скорбный и сладостный.

Не бздеть! Бог рядом.

Две поэмы Сергея Морейно

        КУЗЬМИН. Сегодня я имел подлость убить этого орла. Возьми!
        АНДРЕЙ. Да зачем же мне мертвая птица?! Что я, таксидермист, что ли?
        КУЗЬМИН. Жить надоело!
        АНДРЕЙ. И чего бы тебе не жить! Маша тебя любит; только мигни – и сразу свадьба!
        КУЗЬМИН. Я понял. Писание пьес, постановка пьес – дела эфемерные. А вот археология – это материализм, это земля, это глина, кирпичи, стеклянные осколки, золото!..
        АНДРЕЙ. Между прочим, за пьесы и за эти... спектакли... хорошо платят! А у археологов зарплата – нуль! Они энтузиасты.
        КУЗЬМИН. Жизнь моя летит под откос, как прокуренный вагон!
        АНДРЕЙ. Откуда?
        КУЗЬМИН. Откуда что?
        АНДРЕЙ. Слова откуда?
        КУЗЬМИН. Я не знаю, откуда и куда летит моя жизнь!

Пьеса Фаины Гримберг

по весне линии разлетелись с руки
смешались с перекрестками городов
ева связала из них гамаки
для бессонных ночей и для сладких снов

ева вышла за яблоком а на улице гололед
ева вышла а монетку с собой не взяла
за яблоком а принесла вино и мед
и у двери нашла лодку и два весла

Cтихи Елизаветы Васильевой

щастие            шепчу я            щастие
щастие            шепчу я            невозможно
невозможно            вслед шепчу кому-то
щастие            куда ты закатилось
дымчатым комком домашней пыли
колобком из грубой шерсти
сумерек шотландии моей

Cтихи Каната Омара

        Возле скамейки стояли деревянные костыли, я видел, как Катя взяла один и передвинула красный лист, лежавший на тротуаре. Подвинула к нему жёлтый. Долго на них смотрела, потом снова взялась раскладывать те, что были на скамейке... Когда я наконец подошёл ближе и сказал: "Катя, признайся, ты собираешь puzzle", она так улыбнулась... У неё были очень красивые глаза... Стас говорил, что только из-за этих глаз он и женился. "Они как Ворскла, на которой она родилась. А это – самая чистая в Европе река. И у неё поэтому самые красивые глаза, – говорил Стас, но всегда добавлял после небольшой паузы, – в Европе". Мол, есть, есть ещё другие континенты... Я помню, что у меня что-то сжалось тогда во дворике... А может быть я вообще... Иногда мне казалось, что я на самом деле люблю Катю... В отличие от Стаса, которому так не казалось никогда. Он всегда её немного стыдился (то недостаточно красива, то недостаточно умна, в зависимости от его настроения), от чего мне становилось стыдно за него самого. Но – бог с ним, со Стасом... Есть сцены, которые почему-то невероятно отчётливы... Кто-то писал, что причина этого в рекурсивности функции памяти, кажется, Толстой...

Повесть Александра Мильштейна

 

И просто заметить, что мне, как читателю, гораздо интереснее, например, Лимонов – мученик светотени ("Рембрандтовский луч солнца из-за её спины узко ложился на моё лицо и дальше иссякал в глубине тёмной гостиной, случайно затронув по пути два-три лаковых бока мебели. Мне захотелось рукою сдвинуть луч, но пришлось отодвинуться от него вместе с высоким стулом"), чем Лимонов-мученик (Национал-Большевистской) Партии и (Новорусского) Правительства?

Полина Барскова об Эдуарде Лимонове

Диспозиция капитализма, когда все конвертируется во все, все подвергается замещению, активизирует тоску по чему-то абсолютному, что не может быть обращено в товар. На этой тоске играют все тоталитарные структуры, от религиозных сект до политических экстремистов, они спускают этот абсолют сверху. Роль интеллектуала, художника заключается в деконструкции этих спускаемых сверху деспотических дискурсов, претендующих на репрезентацию абсолюта, но вместе с тем – в поиске точек, где измерение трансцендентного, или священного, разрывает горизонтальную рядоположенность ценностей, указывая в направлении того, что не вписывается в ограниченную (капиталистическую) экономику. – Подобно эротизму, смеху, бесцельной трате или жертвоприношению Батая, которые он рассматривает как фундаментальные, неустранимые потребности человека.

Александр Скидан о политизации искусства

К блистательной груди между сосцами
мадонна руку нежно приложила,
и полыханье страсти окружило
и руку белую и груди сами.
Искрились и белели снег и пламя;
то жгло сверканье это, то знобило
и тот же блеск очам ее дарило,
что звездам млечного пути над нами.
В сиянье небывалом сочетались
и четкость этих форм и млечность эта
и тем взаимно одухотворялись.
Двояким полыханием согреты,
и грудь, и очи чудные казались
слияньем дивной чистоты и света.

Итальянская классическая поэзия в переводе Яны Токаревой

        Однажды вечером задувающий в окно ветер становится холодней, и ты кутаешься в одеяло. Листья кленов на Уоллес Авеню уже облетели, и кого бы ты ни любила прежде – больше он не придет. Такова жизнь. Все меняется со сменой времен года, да и в ходе эволюции тоже. Одна ошибка, один неверный шаг могут привести к чему угодно. Но, возможно, здесь срабатывает что-то иное, а не просто случай или естественный отбор. Возможно, кто-то изменяется просто потому, что надоело то, что есть. Возможно, наши дети просто захотят быть не такими, как мы, – и отрастят перья, научатся дышать под водой и видеть в темноте.

Американская малая проза в переводе Дмитрия Кузьмина

Когда тебе уже все наскучит
сделай себе ангелочка и старичка
играть нужно так
подставишь старичку подножку так что хряпнет мордой об асфальт
ангелочек опускает головку
дашь старичку 5 копеек
ангелочек поднимает головку
разобьешь старичку камнем очки
ангелочек опускает головку
уступишь старичку место в трамвае
ангелочек поднимает головку

Анджей Бурса в переводе Анастасии Кандудиной

Образы туннеля и отверстия – тоже эмблемы латиноамериканского искусства. Входное отверстие туннеля – место эпифаний и исчезновений. По темным ступеням сознание спускается в слепое царство стихий, к истоку и началу; и наоборот, образы, погребенные в глубинах, поднимаются в поисках солнечного света. В истории искусства ХХ века одержимость образами, всплывающими из глубин, отличала прежде всего сюрреалистов.

Два эссе о живописи Октавио Паса в переводе Бориса Дубина

Одно из общих мест консервативной культурной критики должно быть перевернуто: вместо заявлений о том, что новые медиа превращают нас в пассивных потребителей, которые только лишь тупо уставились в экраны, надо заявить, что эта так называемая угроза новых медиа – в том, что они лишают нас нашей пассивности, нашего аутентичного опыта пассивности, и таким образом готовят нас к бездумной лихорадочной активности.

Эссе Славоя Жижека о пассивном восприятии и закадровом смехе в переводе Михаила Немцева

   

Проблемы с правами решаются путем написания письма. Если вы хотите воспроизвести материалы из TextOnly, свяжитесь с нами, пожалуйста: iaia@mail.ru

Права: Textonly 2004
Дизайн: cmart

Textonly - ранее:
Issue 0 | Issue 1 | Issue 2 | Issue 3 | Issue 4 | Issue5 | Issue 6 | Issue 7 | Issue 8 | Issue 9 | Issue 10 | Issue 11
Textonly - далее:
Issue 13 | Issue 14