Октябрь идёт на нет, но день ещё не прожит:
свет фар на рельсах брезжит, дребезжит.
Идёт трамвай, и кошка полосато
по Малому пр. Петроградской стороны бежит.

Октябрь почти прошёл: как старая болячка
он жжёт всё изнутри, но выжег - и, больше не жжа,
он вышел весь до дня, до тла, до настоящей
нехватки октября, и брезжит, дребезжа.

Я брезгую здороваться с кондуктором и с этим,
который пассажир, который дребезжит -
брюзжит, единственный в единственном трамвае,
сам тоже одинок.

Я задержусь сейчас - часы потеряла - остановила
жизнь - меня подновила - погубила - сломала -
этого мало,
мало, мало.

Октябрь идёт на нет, но день ещё не прожит.

Трамвай по рельсам дребезжит и брезжит.

Брюзжит в трамвае пассажир, кондуктор.

Я дома, я включаю свой компьютер.

А по экрану кошка полосато
бежит, и за окном ещё одна бежит -
их в городе, наверно, много, кошек,
и всех их ночью фонари освещают.

                              Но вот элегия не движется никак.

Так вот, элегию бы надо бы продолжить,
оставив некоторые без рифмовки,
а остальные пересчитать...

раз                        О, государства кошек и трамваев,
                              ночного света, пьянства беспробудна!

два                        В бокале колыхая пиво жёлто,
                              ни с кем не нужно говорить вот это.

три                       Итак, смелей! Бери себе чужое,
                              бери! Своё - всё, кроме паспорта,
                              денег, последней рубашки, - отдаю.

Сочетания слов, которыми я говорю,
уже никому не понять -
я сама забываю
язык, на каком
это сказа-
но: слова, там, я не знаю,
но странно завяза-
на фраза,
и темнота
расте-
кается в уголках рта,
как невиданное расте-
ние -
вместо ухмылки,
пустеют пивные
бутылки,
и ныне,
и не
в рифму снова:
конец                        Смотрю из арки: как бегут трамваи,
                                  как кошка полосато пробегает
                                  по полосатой части проезжей части
                                  Малого проспекта П.С.

Я списываю: "К поездам до станций:
Крестовский остров, Старая деревня." -
и вот уже мой поезд подошёл.

Я закрываю сумку, и в вагоне
я открываю сумку - это жизнь.
Я достаю блокнот - пишу вот это.

И вот уже сказали: "Осторожно"
(здесь запятая, если пишешь)", двери".
Не выдержать - "закрываются." - паузу.

И поезд едет, словно так и надо,
а я пишу в нём - ручкой, синим цветом
в блокноте. Поезд станет на Крестовском,
но повезёт меня ещё чуть дальше, значит,
зря карточку метрошную на месяц -
до дня, до тла, до bottom of the life -
я снова окажусь на дне промзоны,
где крысы бегают, и мегаполис
кончается. Сейчас: "Крестовский остров."
(и - пауза - и) "Следующая станцья"
(я сокращаю - соблюсти размер
не удаётся) " - Старая деревня".

Я пропускаю буквы, но пишу.

Я делаю помарки, но пишу.

Все смотрят на меня, но я пишу.

Все смотрят на меня, как будто я дышу
"Моментом" - я действительно дышу
им без кавычек.