Игорь Сид предложил литераторам помедитировать на тему ихтиологических образов в современной литературе. Как любой нетривиальный угол зрения, это интересно. Моя медитация, впрочем, весьма скромная и вполне себе сухо-филологическая.
        Первым автором, для которого "рыбьи" образы стали существенным элементом поэтики, стал, насколько я понимаю, Иосиф Бродский. Причем рыбы в его поэзии потеснили изначально располагавшихся в ней почти без соперников птиц: у раннего Бродского начала 60-х образ птицы один из ключевых, с птицей устойчиво ассоциируется жизнь (реминисценции из этой ранней образной системы встречаются и позже: формула "Птица уже не влетает в форточку," - вопреки традиционному смыслу народной приметы - "к покойнику" - в стихотворении Бродского "1972 год", открывающемся этой строкой, означает прекращение волшебных дуновений жизни). В конце же 60-х, на подступах к новому, второму и последнему перелому в творческой манере, Бродский значительно расширяет круг представителей животного царства, существующих в его стихах, и рыбы появляются в них в первую очередь. При этом соответствующий ассоциативный ряд основывается, прежде всего, на мотиве немоты. Поскольку проблематика речи, говорения vs. замолкания, для Бродского фундаментальна - постольку рыба оказывается удобным объектом самоидентификации поэта:

... Так, забыв рыболова,
Рыба рваной губою
Тщетно дергает Слово.

        В то же время возникает соблазн противопоставить немоту как знание речи как пустословию, не основанному на знании:

Только рыбы в морях знают цену свободе, но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс...

        Иными словами, немота рыб выступает в одних случаях как позитивное свойство, недоступное лирическому субъекту, а в других - как негативное свойство, разделяемое лирическим субъектом. Такая двуединость чрезвычайно любопытна для понимания лирической вселенной Бродского. Отдельный интерес представляет вопрос о связи образа рыбы у Бродского с раннехристианской символизацией "ихтюс" - "Иисус Христос". По крайней мере, в первой нашей "рыбной" цитате такой подтекст может быть усмотрен, выводя на несколько кощунственную параллель поэта с Христом (вступающую, в свою очередь, в полемические отношения с более традиционной параллелью поэта и Бога-творца). Такая тройственная мотивная связь ("поэт - рыба - Христос") прослеживается и в других текстах - например, в несколько травестированном варианте:

Глушеною рыбой всплывая со дна,
<...>
так тень моя, взапуски с небом,
повсюду начнет возвещать обо мне
тебе, как заправский мессия...

        Сюжет требует подробного филологического исследования.