САРМАТИЯ

Солнце сырое дымится над серой
степью: Танаис, мёрзлый песок.
Гнилью подводной тянет от лирой
выгнутой ржавой коряги, из рук

выпавшей - кажется, полугрека-
полусармата. Не всё ли равно,
чей нам язык забывать из века
прошлого: взрезав ножом вино

или кумыса меру, что влиты
в мехи промёрзшие? Здесь птерофор
снежный приклеит к земле копыто
и остудит тяжёлый пар

из ворсистых ноздрей. Едва ли
этому дню будет всадник рад,
если трещит под копытом в оскале
смерти исклёванный череп, чад

вверх от реки подымается. Вздёрни
повод тяжёлый, боком - к воде:
то не камыш, не живые корни
дуба вверху над обрывом, где

сам ты, ощерившись хищно, - где я
сам, рукавицей прикрыв глаза,
вижу не мир, где течёт темнея
Стикса степного стремнина; за

тёмной рекой, маслянисто-блёсткой
можно увидеть: над ржавым льдом
ночи начало и то, как ветренно-резкий
ещё на востоке дымит окоём.

1-2 января 2000