Граждане ночи: Неизвестная Россия. М.: СП "Вся Москва", 1990. - Т.1. [Тексты, не вошедшие в книгу "В гостях у Евклида".]

РАСКОП

Где кособрюхие ржаные терракоты,
мосластые, врезные письмена,
где худородные разумные народы
прошли без счета и числа,

где глинный ветер, пемза и зола,
и черепные, лицевые своды -
там отпрысков богов и пасынков природы
звукоразборные немеют имена.

И вы, два безымянных костяка!
Твердь евразийская да будет вам легка,
сухими ребрами присохшие друг к другу.

А ты, Эреб, раздуй свой теплый дым
да пчел повыпусти, чтоб вымыли округу
зеленоглазым ядом золотым...




АКАДЕМИЧЕСКИЕ ГИПСЫ

Еще нам в славный достается час
рассветных улиц чувственная влага...
Набросок угольный всевидящ, белоглаз:
античной яркости бумага.

Шершаволасковый еще сияет лист,
и уголь черный осыпать
еще не поздно:
о, северный, не прерывайся, свист! -
не расступайся, южный воздух!

Скрипят и фыркают цепные корабли.
Вновь мрамору свобод потворствует Эллада.
Так ясновидящ край земли -
что ни о чем жалеть не надо.




ЕВРАЗИЯ

Была б стена: к стене спиной прижаться, -
и небо: взгляд остановить.
Как мало надо нам, чтобы прижиться -
и на песке стопу укоренить.
Стена и небо - и как некий злак
ты скоротаешь век
то в дождь, то на припеке,
как будто слабый, полусмытый знак
неизгладимой подоплеки.
У ничего не ограждающей стены!
Под небом неисповедимым -
ячменным хлебом и овечьим дымом
мы снова согревать себя вольны.
У глинобитной, оспенной стены,
под небом неиспепелимым,
пока душа покорно шелестит
остистой памятью
и ветром чернокрылым.




ЗЕРКАЛО

"То дальше, то ближе,
но слышно всегда,
как зеркало дышит,
как льется вода".
      Это оставленное на старой квартире
      съехавшими жильцами
      что уже и не помнят
      как проживалось им
      в поминутном мире
      разношерстных
      уставленных плюшевой мебелью комнат
"Как тучи набухли,
как ветер шумит,
и каплет на кухне,
и зеркало спит".
      Это
      уже не имеющее ни площади ни прописки
      ни лица ни фотографии не
      имеющее
      лишь подспудно
      недоступно тлеющее
      в сорной фонарной траве
      на метафизической свалке хронической ночи
      где Слово
      из обгорелых кирпичей произрастая
      свой собственный опровергая смысл
      само себя печально произносит
"И хлопьями сажа,
и дым без огня,
но зеркало скажет:
не бойся меня".




* * *

внесут в известный каталог
и душу выломают ловко
как бы блестящим инструментом стоматолога
душистый розовый комок

или шевро с холеными подковами
под ребра или промеж ног
чтоб вышел масляным и шелковым
или воздушным как пирог

как божьей персти клейкая щепоть -
бессмысленная списанная плоть
или оплывший над холмами парус
или железной сыростью ошпарясь
над кладбищами рыб и кораблей
глазная кость в пробоинах бровей




ПОСЛЕ ВСЕГО

Есть реки: Тайна и Беда.
Кто здесь бывал, сюда еще вернется,
здесь в зазелени каждого болотца
гниет окопная вода.

И по воде круги, как годовые кольца,
и эти реки: Зависть и Нужда...
Здесь в чреве придорожного колодца
спит безнебесная звезда.

Под кисленькой, махорочной звездой
сойдемся мы, как бы с живым живой,
как две ладони на пиле двурогой,

когда откроется горелый окоем,
когда откроется, что все-то мы идем
одной, единственной, дорогой.