Александр СЕКАЦКИЙ

        Моги и их могущества:

            [Трактат].
            СПб.: Митин журнал; Азбука, 1996.
            [Без обложки]
            ISBN 5-7684-0038-9




          ОСНОВНОЕ СОСТОЯНИЕ

    Формула Основного Состояния (ОС) проста: "я могу". Именно в этом состоянии, или, точнее, из этого состояния и осуществляется большая часть практики могов. Мог пребывает в ОС, а в других состояниях он только бывает.

    По-видимому, каждый хоть раз в жизни испытывал Основное Состояние и знает его психологический эквивалент. Это чувство, безошибочное в своей непосредственности, - когда все удается, все проходит на одном дыхании и словно бы без малейших усилий. То, что годами казалось невозможным, непосильным - вдруг происходит само собой, одним движением активированного сознания: играючи удается какое-нибудь затаенное желание; словом, все выпадает так, как надо.

    Но. Далее начинаются различия. Немог получает это состояние случайно, "вдруг", как бы в дар, а поэтому считает себя не вправе сжиться, свыкнуться с ОС, немог не решается присвоить Основное Состояние. Более того, немог не решается воспользоваться до конца вдруг доставшимся могуществом и спешит вернуться обратно - приносит всевозможные искупительные жертвы, совершает попятные шаги. "Пусть это не получится, - говорит немог, - вот эта мелочь пусть не сойдется, нельзя же, чтобы все сходилось..." А почему нельзя? Кто запретил? И немог перебивает дыхание, уходит из ОС, ибо не верит себе. Логика искупительных жертв разрушает Основное Состояние.

    В отличие от большинства людей, которым случайно дарованы считанные минуты пребывания в ОС, мог входит в ОС и практикует из ОС постоянно и привычно, подобно тому как иные, вставая по утрам, чистят зубы и ставят чайник. Стремление откупиться, "оправдаться за удачу" чуждо могам. Удача есть должное, подобающее человеку.

    Сознание в Основном Состоянии активировано, в т.ч. в самом прямом физическом смысле. Когда мы говорим, что человек находится "в приподнятом настроении", испытывает подъем духа, необычную легкость и т.д., то в применении к ОС все это отнюдь не метафоры. Приподнятость состоит в том, что дух отбирает у гравитации еще один уровень, - возвышенность духа возвышает, ослабляет тягу тела, еще на порядок по сравнению с витальным состоянием.

    Древнеиндийский текст "Паясисуттанта" содержит одно любопытное описание. Царь Паяси "экспериментальным путем" исследует наличие души и, между прочим, говорит Кашьяпе: "Вот приводят ко мне, Кашьяпа, изобличенного разбойника: "Почтенный! Это изобличенный разбойник. Определяй ему такую кару, какую захочешь". И я своим слугам велю: ну-ка, взвесьте этого человека живьем на весах, удавите его веревкой, а потом взвесьте его еще раз. "Слушаемся", они говорят, взвешивают этого человека живьем на весах, удавливают его веревкой и взвешивают еще раз. Оказывается, что когда он жив, он и легче, и мягче, и податливее, а когда он мертв, тогда он и тяжелее, и тверже, и неподатливее..." (История и культура Древней Индии. М., МГУ, 1990. С.201).

    Со времен Паяси человечеству не приходило в голову повторить столь простой, но бесчеловечный эксперимент, хотя, помнится, герой рассказа Достоевского "Бобок" и рассуждает: "И чего это мертвые делаются так тяжелы..."

    Так вот - ощущаемая в ОС приподнятость, необычайная легкость знаменует собой следующую ступень выхода из абсолютности гравитации и может быть совершенно четко и тривиально измерена с помощью весов. Входя в состояние "я могу" мог теряет (или "сбрасывает") от 1 до 3 кг веса, что мне неоднократно доводилось наблюдать.

    Психика есть первая пробоина в сплошной завесе гравитации (силы тяжести) и соответственно, первое проявление левитации ("силы легкости", если угодно). Сознание, разум, как силы восходящие, "отжимают" гравитацию вниз (выход в ОС), и мы говорим тогда: "Прямо так и хочется взлететь" или: "Так и кажется - взмахнешь крыльями и полетишь". Но, конечно, левитация осуществляется из иных состояний, требующих длительной подготовки и специальной техники, тогда как ОС - "униформа" для мога, рабочее, повседневное состояние. Рам рассказывал мне об интересном состязании на II Конгрессе могов в Риге: "Там один рижский мог взобрался на весы и стал "чудеса" показывать. Вошел в ОС - стрелка на три кило сдвинулась и потом потихоньку еще левее поползла - это он сходу стал ПСС набирать. (ПСС - предстартовое состояние. - А.С.) - ну и так за 20 минут 6 кило согнал... Эти лопухи москвичи уши, конечно, развесили, про черноморцев и говорить нечего, какой-то чудик из них стал к этому могу в стажеры проситься. Ну вот. Тогда вышел наш Гелик и тоже на весы. Так вот, он ПСС набрал без концентрации - стоит и с Фанем беседует; остальные на стрелку глядят, она уже на 6,5 отклонилась. Потом Гелик замолчал, резко сконцентрировался и тут же стал входить в стартовое (для набора стартового состояния - СС - опытному могу требуется несколько дней). Тут уже тишина гробовая. Рты разинули. В общем, дошел Гелик до минус одиннадцати и вернулся обратно... Да, показали мы им, что такое Василеостровское Могущество".

    Дух отягощен материей, но материя облечена духом. Состояние "я могу" в этом физическом смысле означает амортизацию отягощения, наступающую благодаря тому, что прекращаются стохастические бессистемные колебания сознания, которые Ауробиндо называл "вибрациями".

    Вибрации, неконтролируемые потоки мыслей, чувств, вообще всплесков сознания, гасят друг друга, как бы уравновешивают возвышение духа, препятствуют душевному подъему. Строго говоря, обретение могущества, сам смысл практики йоги, медитации, разных регуляций типа у-шу состоит в культуре чистых состояний сознания и прекращения смешанных состояний. Обыденное состояние сознания человека представляет собой чудовищную смесь, наложение взаимно противоречивых и взаимно отравляющих, гасящих друг друга модусов. Сон, вместо того чтобы исчерпываться пробуждением, проникает в бодрствование, где порождает сонливость, вялость, нечеткость восприятия. Телесный недуг проникает в душевный строй, парализуя его чистые интенции. Вина проникает в сферу поступков, не относящихся к ней, демобилизует активность духа. Вечное сомнение отступления, искупительная жертва, вечное присутствие гасящих волн, взаимно угнетающих резонансов.

    Состояние "я могу", в котором пребывает мог, есть чистое состояние - высокий и плавный подъем духа (а не разовый толчок). Средоточие сознания вписано в ОС плотно, без промежутков. "Я" не вырывается из непривычной поначалу слегка головокружительной невесомости ("не трепыхайся", как говорит в этом случае мог стажеру, начинающему опробовать ОС), а удерживается в этом уровне, заполняет или наполняет его. Сомнение не проникает в ощущение "я могу", а остается за рамками, там, где и положено быть сомнению - в состоянии чистой рефлексии (т.е. в ином чистом состоянии).

    Интересно, что для удачи, для успеха во всем, что делается из ОС, не приходится зачастую прилагать никаких дополнительных усилий (усилия вложены только в поддержание ОС); замысел, нужный результат или, как говорят моги, практика получается сама собой. Вообще, противиться человеку, находящемуся в ОС, очень трудно. Более того, противление здесь вообще возможно лишь в крайнем раздражении (или вызывает раздражение как результат "побочный эффект").

    Многим знакома ситуация, когда "не выходит" - например, дозвониться, устроиться в гостиницу, получить какую-либо справку. Мы обращается к товарищу: "Попробуй ты, у тебя легкая рука". Или: "У тебя есть нужное обаяние"... И у него получается. Все стоят, пытаются пройти, не пускают. Но вот появляется кто-то, без тени сомнения входит - и его не задерживают: такое и в голову не приходит (речь, конечно, не идет о тривиальном блате). Все сие суть вариации ОС. Либо разовые, по наитию, либо стойкие, культивированные вплоть до полной естественности - как у могов.

    То есть иметь дело с состоянием "я могу" приятно не только изнутри, как с собственным состоянием, но и извне. Когда к тебе обращается некто, пребывающий в удаче, он первым делом попадает на реакцию, предназначенную для дружественного ответа, как бы безошибочно входит через нужную дверь. Кажется, что нельзя мешать такой удачливости, обрывать эту легкость и возвышенность духа и наоборот, надо содействовать. Человек может очаровывать, пребывая в ОС. Но в принципе, "очарование" есть лишь побочный эффект Основного Состояния; самоощущение того, с кем пересеклась траектория пребывающего в "я могу". Когда говорят, что "женщины любят удачливых" - имеется в виду нечто подобное. "Обаятельный", "очаровательный", "неотразимый" - вот некоторые феноменологические описания, попытки названий человека, пребывающего в Основном Состоянии, воссоединенного со своим могуществом. Внешняя имитация состояния "я могу", имеющая много градаций - от плохонькой карикатуры до приличного внешнего подобия - именуется иначе: наглость или хамство (или, "по-научному" - агрессивность). Наглость отличается от ОС не только "отсутствием начинки", т.е. внутренней пустотой (как чучело от живого существа), но и ответной реакцией: вместо любования, дружелюбия, своеобразной любовной снисходительности, уступчивости - наглость вызывает у немогов робость, переходящую в страх либо раздражение, переходящее в ярость. С позиций кодекса могов наглость наказуема, ее проявления пропускать мимо ушей "не рекомендуется". Присутствующий при этом мог или стажер производит "санобработку" - сбивает спесь тем или иным способом, причем делается это почти инстинктивно (примерно так: когда вам говорят "здравствуйте", очень трудно промолчать в ответ), без видимых эмоциональных проявлений. Такую функцию действительно можно назвать санитарной, или экологической, - как бы защитой окружающей среды. Мне нравится, как работает Фань.

    - Федя, ты что, - вкрадчиво окликает Фань видавшего виды детину, лезущего без очереди к почтовому окошку. Тот оборачивается и басовито ответствует: Какой я тебе Федя, да я тут с утра стою, да я вообще...

    - А кто же ты? - с немалым любопытством вопрошает Фань, рассматривая детину, как энтомолог - редкий экземпляр бабочки.

    - Ты вспомни, как тебя зовут?

    Не вовремя впавший в наглость немог, уже слегка оттесненный из очереди, открывает рот, собираясь громогласно послать фраера подальше, но вдруг соображает, что и в самом деле забыл свое имя.

    - Вот-вот, и я о том же. Что-то с памятью твоей стало, Федя.

    Наблюдать за сменой выражений лица растерявшегося немога - истинное удовольствие. Думаю, что и Фань любит пополнять коллекцию выражений и, возможно, испытывает нечто похожее на чувства филателиста, вкладывающего новую марку в альбом. Фань явно склонен к импровизациям, и, по-видимому, санобработка входит у него именно в практику, а не в рутину.

    Ну вот. Выдержав небольшую паузу, Фань продолжает:

    - Ты, Федя, не огорчайся. Ты еще вспомнишь. Постоишь в уголке и вспомнишь. Иди, постой в углу.

    Вспотевший немог, в глазах у которого уже плохо скрываемый страх и какая-то беззащитность, бормочет: "Ты... вы чего? Я это... Я пойду". Он делает неуверенные шаги, почесывает затылок, как-то неуклюже перемещается к двери. В эти моменты, когда какой-нибудь очередной Федя стоит спиной к нам, у меня всегда шевелится в глубине души сомнение: вдруг бросится бежать и убежит или просто уйдет. И видно, что немог всеми силами пытается уйти, но пройдя какое-то расстояние до двери, оборачивается и встречает пристальный взгляд мога. - Вон в тот уголочек, Федя, - ласково говорит Фань и кивает головой. "Федя" уже с меньшей неуклюжестью и с большей обреченностью идет в указанный угол.

    Мог говорит негромко, но, как правило, в зале воцаряется тишина. Фань нарушает неловкое молчание: "Не беспокойтесь, товарищи. Это мой пациент, с ним бывает". Затем еще минуту очередь по инерции молчит. Но находится некто самый "любезный" и предлагает Фаню: "Да вы подойдите без очереди - вам, наверное, срочно, у вас ведь перевод?"

    - Нет, мне телеграмму отослать.
    - Ну тем более. Это срочно. Вы подходите.
    - Благодарю вас. Но, может быть, другие возражают...

    Столь нелепое предположение единодушно отвергается очередью, где совсем недавно каждый тихо мечтал удавить всякого впереди стоящего: "Что вы, что вы, какие могут быть возражения... Надо - значит надо".

    Фань подходит к окошку и протягивает бланк. Затем, уходя, он и Феде говорит несколько ободряющих слов: "Ты не волнуйся, юноша. Ты обязательно вспомнишь свое имя. И фамилию непременно вспомнишь. Постоишь полчасика в уголочке - и вспомнишь. А там и очередь твоя подойдет".

    Немог, неразборчиво и заикаясь, произносит что-то вроде "спасибо"...

    Далее. Как было сказано, "чары" в общем случае являются побочным эффектом, эпифеноменом пребывания в состоянии "я могу". Завороженность, очарование возникают сами собой, путем простого контакта с аурой пребывающего как подзарядка от высокой одухотворенности. Правда, с позиций "третьего", находящегося вне контакта, деятельность из состояния "я могу" порою воспринимается как высокомерие, нарушение исходного равенства ("я такой же, как ты"), и в этом есть доля истины.

    Ибо высокомерие пребывающего в ОС действительно означает высокую меру человеческих возможностей, меру могущества, а не ее имитацию. Высокомерность осуждается и отвергается с позиций низкомерности, с позиций исходного равенства в бессилии. Обращение кажется высокомерным тому, кто привык к низкой мерке, считая ее единственно достоверной ипостасью человека.

    Унижение впервые дает себя знать по контрасту с наличием более высокого уровня - возвышения, возвышенности духа ( в том числе и в самом прямом, энергетическом, "антигравитационном" смысле).

    В сущности, все униженные - это не пожелавшие или не сумевшие возвысить себя; чем больше их количество, тем сильнее социальная тяга вниз; как раз необжитость высокого уровня внушает подозрительность ко всякому пребывающему в нем, тот отрицательный оттенок, связанный с понятием высокомерия.

    Но высокомерие - это и напоминание, и спасительный шанс принять ту же мерку, во всяком случае, утверждение того, что высокая мерка есть.

    Очень точное наблюдение можно найти у Гегеля: "Великий человек имеет в своем облике нечто такое, благодаря чему другие хотят назвать его своим господином; они повинуются ему вопреки собственной воле, вопреки их собственной воле его воля есть их воля" (Гегель. Работы разных лет. Т.1. М., 1970. С.357).

    Трудно сказать точнее об отношении окружающих к могу, пребывающему в ОС. Словно бы Гегель совершал прогулки вместе с могами по линиям Васильевского острова.

    Можно высказать и такое соображение: необходимость хранения высокой мерки, необходимость того, чтобы она не стерлась в эстафете поколений (что было бы невосполнимой потерей человечества, утратой надежды на будущее могущество) в какой-то степени обезоруживает окружающих перед ее ответственным исполнением, открывает все двери при достоверном предъявлении "я могу" и напротив, продуцирует ярость и неизбежное возмездие в случае профанации, недостоверного предъявления, стирающего понятие об истинной высоте достоинства.

    Впрочем, когда я изложил эту мысль Зильберу, он призадумался и сказал, что я прав только отчасти, а вообще-то присвоение "я могу" глубочайшим образом репрессировано культурой с того времени, как победил принцип рациональности: мог входит в ОС вопреки запрету и забвению, вот почему всякая практика в ОС, утверждающая могущество человека, с позиций культуры оказывается аморальной, "бесчеловечной", "преступной" и т.д., одним словом, угрожающей пребыванию человека в привычном ему низкомерии...

    Еще несколько замечаний о состоянии "я могу".

    Если суммировать соответствующую установку общества одним кратким девизом, то девиз будет звучать так: туда нельзя. Похоже, что на каком-то этапе ранней человеческой истории произошло сражение между двумя конкурирующими, враждебными друг другу моделями развития сознания, между двумя потенциальными векторами духовной эволюции - между Логосом и - назовем это так - Могосом. Сражение продолжалось долго, не менее семи столетий, и закончилось победой Логоса, что и было закреплено в области веры отождествлением Логоса с божественной эманацией ("и слово было Богом"), а в области разума - торжеством рациональности, т.е. совершенствованием или эволюцией интеллекта с помощью внешних подпорок, разного рода искусственных средств - текстов, инструментов, приборов.

    Следы этой глобальной борьбы можно встретить в любой культуре, адептам поверженных учений (точнее говоря, практик) был приклеен ярлык "нечистых сил", "порождений ада", "демонов" и т.п. Скажем, поверженная практика Авесты, последний исторический оплот Могоса, носителями светлого начала считала асуров, темного - дэвов. В соседней Индии дэвы - это боги, а асуры - носители зла.

    Одним словом, широкая и разветвленная практика магов была "разбита на кусочки", на бессмысленные остатки и вытеснена с санкционированного места в общественном сознании; с тех пор это место принадлежит науке и религиозной практике, Основным приемом которой является молитва-просьба (унижение) вместо приемов овладения (возвышения). В таком фрагментарном виде, в виде груды осколков (да еще и занесенной пылью времени) магия, культивация Могоса дошла до наших дней, и в таком виде осмеять ее и правда легко. Но уже восстановленная могами, а по большей части впервые установленная ими практика смеха не вызывает. (Смешно лишь то, что удалось обезопасить.) Мог, пребывающий в ОС и в других доступных ему состояниях, скорее теперь посмеется над поклонниками Логоса, ибо все они - и преуспевшие, и не очень - немоги.

    Продолжение книги "Моги и их могущества"          



Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Тексты и авторы"
Серия "Митиного журнала" Александр Секацкий

Copyright © 1998 Александр Секацкий
Публикация в Интернете © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru