Прежде меня ангелом Алешей звали. Это потому, что мой подопечный был еще мал. Такой бойкий мальчик был, нипочем не уследишь. То на подоконник залезет, потянется к облаку, похожему на птицу, то за мячиком на дорогу побежит, только успевай его подхватывать. Как нарочно. Не иначе судьба ему была - в младенчестве уйти. Не дал я. Нравился он мне - Алеша. Вот он и вырос такой рисковый.
          В детстве видел меня Алеша. Один раз - когда на подоконнике висел на страшной высоте над шумной улицей, в другой раз - когда корью болел. А потом уж я ему не показывался.
          Теперь я взрослый ангел, ангел-хранитель, Алексей Иоанович Чижов - мое полное имя. Невелик чин, ну да ведь у нас не так, как у вас, не по чину чествуют, а по светоносности. Кто больше несказанного (у вас и слова-то такого нет, назовем его добросветом), так вот, кто больше этого добросвета излучает, тому и почет.
          Из нашего мира сияющих сущностей перехожу в ваш мир грубых материй, как - и сам толком не знаю. Слышу, зовет - и я уже здесь, над плечом его обычно.

          Посмотрите моими очами на материальный мир, и вы страшно удивитесь. Все скошено, скособочено и как-то смазано, вроде не важно это, и существует так, между прочим. У людей и животных ярко видны глаза и ноздри, губы. Так художник Филонов видел, пожалуй. Кстати, есть картины в музейных залах: краски громко гремят, а книги, рукописи - так просто облако клубится, и лица сквозь облако светятся. Библия в доме была. Откроет ее бабушка Чижова, так оттуда куски пламени на паркет падают и песком метет. Смотреть страшусь. А ей, бабушке, и невдомек, тычет сухой палец в жидкое пламя, губами шевелит - ничего не понимает.
          Мой Алексей на художника выучился, хорошая профессия для человека. Потому как художник внимательней на все глядит и кое-что ему открывается. Выучился Алексей и стал писать в своей мастерской. Сначала предметы, потом предметы на себя похожи не стали. А потом уж беспредметному пора настала. Друзья придут, водку пьют и спорят, все спорят об абстрактном искусстве. А разве треугольники и квадраты - не предметы? У них и душа есть. Меня спросите о беспредметном. О свете сквозь свет, о высотах, куда мы, ангелы, глянуть не смеем. А темные глубины, куда мы боимся заглядывать? Только человек такой отважный, да и то по незнанию.
          Итак, представьте картину. Спиной ко мне на косом табурете Алексей скособочился над косым подрамником, косой кисточкой надпись косую выводит: ВОЙНА ШАРОВ И КВАДРАТОВ. Повернул к себе холст, смотрит. Красные и синие квадраты хотят поразить шары, но видно, что бьют вскользь, промахиваются. А тяжелые с металлическим блеском шары норовят раздавить квадраты - катаются, не причиняя им вреда. Я сразу понял: воины из разных реальностей, хорошая картина, правдивая.
          Алексей и Нина были, на мой взгляд, тоже из разных реальностей. Он - из трехмерной, она - из двухмерной. Тут в мастерской вся их любовь-непонимание происходила. Боюсь, он только скользил по поверхности, а она, пытаясь достать его до самой сердцевины, только касалась вскользь. И раздражало это обоих ужасно. И, раздражаясь, они начинали убивать друг друга словами, но слова только рикошетили. Что для него было слово "фанатик" или "шизофреник". Он был фанатик и шизофреник и хотел ими быть. С другой стороны - "дура" и "самка". Она была дурой и самкой - и это было ее бабье торжество. Только рваная раскладушка их мирила, и они ее долго доламывали по ночам.
          Ангела-хранителя я у Нины не обнаружил. Сначала думал, что забыл он ее, но потом как-то почувствовал: так и должно быть - пусто за тоненьким плечом. Зато окно, мольберт, известковая стена (я все на фоне стены ее видел) проступали явственней, чем обычно.
          Нет у человека ангела-хранителя. Значит, не вполне человек. Нина вся такая - соски вперед сквозь материю, ноги аж до Владивостока, а вот не человек. Вскоре увидел я: владеют ею темные желания, не бесы, а так - ниже этажом из полуподвала на уровне ног. Налетит стихийное, зрачки потемнеют, по лицу судорогой пройдет, и вся она этаким магнитом сделается. Человека даже помимо воли притянет, а вещь сама в руки идет. Просто - до анекдота.
          На вечеринке понравился Нине старый серебряный браслет на руке одной пожилой женщины. Та моментально в нее влюбляется, снимает свой браслет и дарит, умоляет принять на память.
          То же с "мерседесом". Нет, "мерседеса" ей никто не дарил. Но машина вечно торчала у ее подъезда, и владелец катал Нину, куда она ни пожелает. Даже к Алексею возил.
          Алексей ревновал, конечно. Скандалил и бил. Но что может сделать шар квадрату? Даже поверхности не изомнет.
          И вот однажды заметил я за плечом Нины некий дымок образовался, туманное нечто - в кудряшках, вроде овечки.
          "Что такое может быть? Не из нашего ли мира? Неужто ангел-хранитель? Статус у нее не тот, чтобы ангела удостоиться". Присматриваюсь, а нечто робеет, явно меня смущается и боится.
          - Кто вы? Что вы? - спрашиваю.
          - Скорее что, чем кто, - отвечает боязливо.
          - Вы только сейчас произошли, - догадываюсь.
          - Только что, ангелица-ученица, зовут меня Нина. Вы ведь меня не обидите? Я ведь еще ничего-ничего не знаю, - а сама чуть не плачет.
          Эманация между тем сгущается, проглядывают, определяются длинные девичьи черты, ресницы долу, слеза висит, на губах улыбка мелькает. Полудевочка-полуребенок, ангел, что и говорить. Там у нас таких немало, но в ней что-то жалкое было, беспомощное.
          - Не бойся, - говорю, - не обижу.

          Стали мы с ней видеться. Чем дальше, тем чаще. Раньше-то я частенько манкировал, свыше даже одобрялось это. Не все же подопечного от падения оберегать и под руки подхватывать, должна быть свобода выбора. Конечно, человек может и под машину попасть или, например, в камнедробилку угодить. "Где был ангел-хранитель?" Где был? Что у ангела своей личной вечности быть не может? Ну, да не все вам, людям, знать про нас. И так о многом догадываетесь.
          Придет к Алексею Нина, заварят они свой вечный разговор-выяснение: кто виноват и что делать. А мы с ангелицей под потолком незримые витаем. Все о жизни здесь расспрашивает. Тьма и свет, добро и зло, жизнь и смерть - это она на уровне элементарных частиц понимала. А вот про свои обязанности знала слабо. И про любовь тоже.
          - Как это - оберегать? От чего оберегать?
          Объясняю, проясняю. Надоест - небылицы начну рассказывать.
          - Видишь, твоя Нина внизу как сердится! Как орет! Даже жилы на шее набухли, еще немного - и порвутся жилы, кровь фонтаном в потолок брызнет.
          - А что делать?
          - Хлопни ее сверху ладошкой по затылку.
          Она подлетела и хлопнула. Нина с разинутым ртом так и осталась.
          - Что с тобой? - это Алексей. - Тебе дурно? Воды?
          Наконец обрела дар речи:
          - Знаешь, меня сейчас кто-то детской ладошкой по затылку - хлоп.
          - Это у тебя давление.
          - Это у тебя давление!
          И снова пошла накручиваться, распаляться. Пока Алексей ей рот поцелуем не зажал.
          - Смотри, твой мою раздел. А теперь собой давит. Раздавил совсем.
          - Надо спасать. Ты же ангел-хранитель.
          - Спасать? А как?
          - Пощекочи свою под мышками, она сразу моего с себя сбросит.
          Опять - скандал. Но, кажется, она довольно быстро стала все понимать, ангелица. Вижу, потемнела лицом, каждую нашу встречу обдумывает. Привязался к ней, кроткой. И любопытно мне: что ее тревожит?
          - О чем ты все время думаешь?
          - О тебе и обо мне.
          - А что о тебе и обо мне?
          - Почему ангелы друг друга не любят?
          - А чем нам любить друг друга? Смотри, у всех здесь гладко.
          - И никак нельзя войти друг в друга?
          - А зачем?
          - Чтобы почувствовать друг друга.
          - Мы и так из одного чувства созданы.
          - Я тебя чувствую.
          - Вот видишь. Мы можем даже касаться друг друга флюидами симпатии.
          - Но флюиды - это не любовь! - горячо сказала она. - Я хочу! Понимаешь, я хочу, как люди! Ссориться, драться, а потом чтобы ты был во мне, во мне! Ты такой сильный!
          И мне передалась ее горячность. Я весь пошел жаркими волнами, но нечем этому было разрешиться. И я впервые почувствовал неудовлетворенное желание. Оказалось, это - как жало.
          - Мы должны сейчас же разлучиться, - сказал я.
          - Направить лучи свои в разные стороны? Никогда этого не будет. Смотри, там внизу под нами это только люди, а он называет ее такими ласковыми словами, что мороз пронизывает. И ее вскрики обжигают меня. Разве тебе меня не жалко? Только посмотри: тут ожог, и здесь обожгло, и здесь. У меня даже припухло. Наверно, скоро вырастут груди. Разве ты не хочешь потрогать их?
          И мне захотелось потрогать их. Слишком часто я наблюдал тех, там внизу. А они ведь совсем не стеснялись.
          - Ты такой сильный и умный, - продолжала она. - Ты можешь отрастить свою светлую плоть и придать ей красивую форму.
          - А что скажут там, которые неизмеримо выше?
          - Разве нам не дана свобода выбора?
          "Вот до чего она додумалась! - подумал я. - Действительно, свобода выбора дана всякому творению, можно даже уничтожиться, совсем, без дальнейших воплощений и излучений, начисто. Но этого боятся все, даже темнейшие из нас".
          - Но ведь ты хочешь, можешь, надо только попробовать, - говорила она. - Мы же совершенней, и у нас должно получиться более красиво, чем у них. Ты войдешь в меня с силой и божественной мощью. Тогда мы станем как те, которые там, неизмеримо высоко.
          "О, кощунство! - думал я. - Бедный Адам!"

          Так мы и сделали. Теперь мы падшие ангелы. Но это был наш выбор. Не знаю, что случилось с нашими подопечными. Кажется, Нина вышла замуж за хозяина "мерседеса". И не потому ли Алексей Иоанович попал в аварию? Признаться, я больше не следил за ним.
          А с нами случилось вот что. Мы потемнели ликами, уплотнились - стали плотью человеческой и шлепнулись на землю, как два созревших яблока. В общем, сделались людьми. Чижовы мы, Алексей и Нина. Ребенок у нас, мальчик, Петя, Петр - камень по-гречески. Надеюсь, у него есть ангел-хранитель. Кому он улыбается, когда лежит в кроватке один?