Выводитель ритма:


Книга рассказов.
1997-99.

          Город и еще так далее: улица, листья, осень, дождь. Так далее, что плохо, почти ничего не видно. Тем более, сквозь ветровое стекло. Тому подобное, сквозь ветровое стекло, что видно из рук вон плохо и, таким образом, с глаз долой, отовсюду вон. Т.е. вон там и нигде, или нигде.
          Собака, пересекающая мостовую, иссеченную грязноватой зеброй. Двигается так, как если бы мясо отделено от костей. Если остановится, не будет бежать, мясо опадет на асфальт. Есть животные, свинченные на скорую руку, плохо. Как если не затянуты как следует гайки.
          Есть, если смотреть, аналогично и люди, мужчины, женщины и т.д., значительно далее, или есть, если посмотреть со стороны движения.
          Дальше небольшой клуб, вроде сельского, внутри неизвестно с чем. Еще дальше кружка с черным кофе, растворимым быстро. Потом поворот. Поворот, повтор. Рапид, кровообращение. Город - и так. Сойдет, сходится в точку не моего зрения. В свой круг, не имеющий площади. Господи, как квадраты стучат. Вон, вон отсюда, вон.
          Коля, Оля, отцы офицеры.

          Сегодня выходить нельзя до утра. Вспышки то там, то здесь. То нигде. Дождь, нельзя выходить, нельзя. Включили иллюминацию, значит праздник. На собачьей площадке кипит веселье.

          Сентиментальный самец бультерьера. Опытный любовник. Перспективный, начинающий. Например, журналист. Хорошая хватка. Инициативен. Общителен. Такое существо. Со временем нарастит брыли, каких бультерьерам не полагается. Самцам в особенности.
          Самки еще туда-сюда. Бывают ласковые. Обязательные. Когда дело доходит до высиживания яиц. Вообще, ответственное отношение к оплодотворению и всему вытекающему. Это хорошо, с этим не поспоришь. Правда, офицер? Подтвердите, ну подтвердите же... Я прошу Вас.

          Минуту назад к ней нельзя будет было прикоснуться. Сейчас температура резко упала. Она отдыхает раньше, еще быстрее. Им всегда так. Их любят. О них заботятся. А они все равно умирают. Они ведь сложно так, так непонятно всё это. Просто не успевают. Известно только, что она не болеет моими болезнями, а я - ее. И нам приходится болеть порознь. Так всегда с ними.
          Это кровообращение, холестерин, дистония. Окна ДК. Завод Строителей. Окна, горящие в темноте. Коля, Оля, родители офицеры. Сложно и даже не пытаться понять. Фонари, в которых якобы ртуть. Галогенные лампы, светильники муниципального смысла.
          Движение с одной стороны и движение не в ту сторону - с другой. Со всех известных других. Вспышки, что означает: праздник, один из пронумерованных.

          Город, капли, обтрепалась подкладка плаща. Незачем починить, но это не страшно. Вот провалиться в метро, прямо на рельсы. В заброшенную штольню одного из туннелей. Перегонных, перегоняющих нас оттуда сюда. Страшно упасть с моста и т.д., а остальное не страшно, не катастрофа. Коля, Оля, постоим на мосту, где вода. Незачем, незачем, но это не страшно.
          Отключат ведь электричество, говорит она. За неуплату проезда и отсутствие света, т.е. поставят на счетчик. Но у нас на кухне еще осталось немного водки и газ. Коля, Оля на метромосту через всё. Неплательщики, изгои коммуны. Потом, когда подошли к двери, примерно такой как в негде пожить, дождь успокоился, почти перестал.

          - Самки, знаешь, еще ничего, но самцы... - задумчиво произносит он.

          Коля, Оля, матери офицеры. Рассеянно, медленно. Мелкодисперсно, дождливо вокруг. Листья рассеянно, лучше не повернуться. Лучше не видеть, но делать вид, что смотреть. Город подогревается, подкладка плаща. Инфракрасные существа. Требуется сложный, специальный бинокль. Исписанная бумага. Сплошной конфуз.

          Если света не будет, то с глаз долой и солидная пеня.

          Пятна от кислоты, когда последняя высыхает. Зима отопления нашего, птичья щелочь. Если не будет и отовсюду вон. Шипит и пенится, готовится к переезду. Черный воздух застыл в батареях, закрыв глаза. В неудобной, скрюченной позе. Матери в черных формах и безразличных погонах. Самки, впрочем, еще ничего.
          Да. Я посторонюсь. Проходите же. Проходите, куда Вам уже не нужно. Думаю, да. Вы совершенно определенно правы, куда им... Это через одну, да.

          Собственно говоря, так и есть. Коля, Оля, дети военруков. Дело достойных рук, заново отстроенный тир. Жестяная белочка, зайчик из двухслойной фанеры. Легкая на руку пневматическая мелкашка. Подставляй ладошку, отсыплю пулек. Мелких, как черный перец сухим горошком. Товьсь, фаренгейт и цельсь, а потом огонь.
          Самки еще ничего, но самцы... Брыли, слюна. Несимпатично отрубленный толстый хвост. Капельки, мелкая морось, только что крышу не прожигает. Красить по новой приходится каждый месяц. Галогенные лампы. Неон, аргон - безопасные как Нева и одноразовый Bic. Только сетчатка чувствует небольшую отдачу. Иридиодиагност сразу все понимает. Оптический прицел. Никаких сомнений. Все как обычно.

          Праздник, один из пронумерованных навсегда. Коля, Оля, именинники февраля. Обугленный шоколад телефонного диалога, словб. Это кровообращение. И веселье кипит. Улица выгибает шею. Как маленький, игрушечный, пятнистый жираф. Короткий, осенний: День Иридиодиагноста.
          Коля, Оля, смотрите в глаза друг друга. И так далее или если даже тому. Подобное "и нигде". Собака - плохо собранный человек. Есть животные. Или аналогично, но с глаз долой. Минуту назад к ней нельзя было прикоснуться. Ожог, возведенный в куб, в третью степень. Окна ДК Вольных Каменщиков, субботняя дискотека. Заводские районы, подростковый гомеостаз.
          Знаете, Коля, Оля, вот что, офицерские дети. Не вздумайте выходить до утра из дома. Заприте дверь. К окнам не приближайтесь.

          Самки сами придут к вам. Они придут за вами чуть позже.
          Позже, когда самцы разбегутся в страхе.