Юрис КУННОС. Contraбанда Рига: NORDIK, 2000. Обложка Томаса Фолкса. ISBN 9984-675-17-3 96 с.

СЛЕНГ НА УЛИЦАХ ГОРОДА

ГЕРБОВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Ояру Вациетису

Один разорившийся аристократ
с лицом напоминающим морду шпица
продавал в коробках из-под монпансье
          винных улиток на базарчике Торнякалнса
преимущественно гостям столицы

и свой небольшой доход
копейки что бились в карманах как мышки в пасти
он честно нес в свой холостяцкий home и грустил
и делил на три равные части

первую треть он посвящал вину
которое красной струей лилось горяча желудок и глотку
вторую треть выбрасывал в Марупе и сплевывал через плечо
надеясь вернуться к своим коробкам

а третья часть что делать с ней он не знал
он думал заказать свой родовой герб
прибить над маркизой
и так привлекать клиентов

та третья часть что делать с ней он не знал
хоть она и росла не отходя от кассы
уже скопился приличный гербовый капитал
и он отдал все на будущий мост
          что должен вести через Торнякалнс к Юрмальской трассе

теперь аристократа нет
улитки плодятся в дворцовых парках и Бог с ними
          исчез и базарчик воздух от нашествия автоулиток пухнет
но если в каждую опору моста не вмуруют герб
боюсь он рухнет




ТАНЦЫ ПО СРЕДАМ И СУББОТАМ

Что делать? Снег, слякоть, дождик, бодяга,
          горблюсь, как чага, как береста сырая;
          чих, кашель, и с чесночком-трудягой
          внезапный привет из Болдераи.

Автобус? Точно, бежит, погода проклятая косит,
          ветер точит, режет; на деснах тянучка преет,
          болтается флаг, фонарь, прицеп на колесах,
          пират с дешевой обложки (подвязан к рее).

Сезонный жду пароходик. С лесоповала
          рев сирен - фейрам! - и часы обмирают.
          Сезон отменяется. Но из объятий причала
          выскальзывает маршрутка Волери-Сурабайя.

Но стоп! Прачкам сказать "Бог в помощь" там, у сарая.
          Кто их нарисует? Кто сочинит романсы?
          Я? Вряд ли выйдет - нужно попасть в Болдераю.
          Другим еще хуже - гранки, пасьянс, а в среду вечером танцы.




* * *

как нам нравился запах бензина
черный кипящий асфальт в радужной масляной пленке
отблески окон в лужах
привкус олова тонкий
и покупать цветы за деньги казалось - бред

порой выпадало счастье за пуговицу взять трубочиста
свидетели наших встреч - жестяные навесы
и у тебя на щеке в мокром тумане
копоть оставила след

в ночных садах мы скитались
месяц хранил нас надежно все двери закрыты
и после гудков паровозов
лишь наша усталость скажет
как прохладен
обещающий все что хочешь рассвет

и звезды что падали в сумку
из породы ночных фиалок
и так тяжело просыпаться вновь на скамейке в парке
в Золитуде
где на воротах снаружи написано "входа нет"




* * *

одна ведьма жила на Красной Двине
что бы ни делала выходило всегда наизнанку
муж свалился по немощи в сточный люк
и его в последний путь проводил бульдозер
Фантомаса попросту исчеркала шпана
сернилами чиними пардон чернилами синими
в Межапарке ей надо же не хватило суперфосфата
на Заячьем острове ветром сдуло козу
взялась пугать Странников на их же улице но как-то по-идиотски
нарыла ям на Саперной улице да сама же и села
а на Козлином бульваре не появлялась совсем
боялась как бы Ворчун не пристебался
однажды пошла к Симанису и сказала
"профсоюзные взносы я плачу аккуратно
послали бы меня разок в санаторий
здоровье совсем никуда
и так вся жизнь прожита на Краснушке"
что бы ни делала получалось всегда наизнанку
в лечебнице в Юрмале сошлась с одним господином
да вместе с ним улетела в теплые земли
(а чем было плохо на родной водокачке)
с тех пор о ней никто ничего не знает
разве по радио сообщат о каком-нибудь землетрясенье




* * *

особо просто в тех районах не обиталось
где легко потеряться с утра в обед к вечеру ночью
что задуманы видимо ангелом ибо с воздуха так хороши
спичечные коробки а в них экономии ради
          спички щепят пополам еще пополам
          и углы насаждений зеленых облизаны как леденец
где зарождаются смерчи достигая твердости гранитного стержня
где -надцатые этажи перемигиваются между собой с расстояния метров
так 115
и Голая Пустошь с шахтами и арматурой
зализывает скрытые раны после восскрестного дня
компании чаек и голубей отмечаются на рубцеватом асфальте
Пурвциемс Плявниеки Золитуде и т.д.
так легко проследить все водоносные жилки здесь под землей
стереомагнитофоны что на улицу р-раз и под луною танцы
клетки лестничные фольклорных граффити полны как лес
          где тоже бывает плутаешь
что бы стоило каждому дому дать персональное имя
у каждого склада раньше было такое у каждой аптеки
эмблему выбить на короткой стене например огурец жаворонка или
отвертку
или же взять один дом и назвать его Себеж второй Бигосово
          а третий пусть будет Ранка иль Джуксте
или хоть ангела какого ни на есть вытатуировать
живут одинаково смертные вместе похоже одетые
в трудах каждодневных радостях огорчениях с цветами кино
заложники малых и крупных форм общественной архитектуры
          один наш знакомый имел неплохой ориентир
          телефонную будку у парадных дверей
          во тьме добираясь до дому всегда узнавал пока
          тинейджеры не перекантовали ту будку подъездом дальше
                    что обернулось почти уголовным делом
                    влезания в чужую постель




* * *

улица Гертруды К.Маркса в просторечии Карлуша
тропка коммуникация она же тоннель в овраге
из-под курятника "Пилсетпроекта"
в обход церкви в тени победителя змея через улицу Ленина
покуда булыжник дробится в газах выхлопах сдвигах фаз нету больше
          дюжих мостильщиков владевших секретом
          как выложить арочный свод на двух водостоках
улица с зеленой калиткой в стене но вот не могу найти
с которой дворами за сквозняком пойдешь и выйдешь к соседу
еще дальше к вокзалу на берег Двины еще дальше
улица чью сердцевину дырявят трамваи как легкое
с заезжим двором для извозчиков но об этом после
где на углу улицы Авоту видел вытекший мозг человека
грузовик же промчался мимо не тормозя (а может
мне так показалось
где во дни мальчишеских игр смеялись лавки как бабочки
торговля в подвалах березовые кругляши и торф-брикеты
бельевой каток погромыхивал артели спартак прометей
улица чьи створы как губы а красные зенки башмачников
          таращились на покрытые каплями пота жирные
          туши швей булочниц и сок из бочек капусты
          по улице Курбада улице Админю
а Ирбе спрошенный чего ходит босыми ногами
обычно сплевывал "чтоб уши не мерзли")
теперь упирается в хрящ железной дороги
поезда не стучат но странно свистят по-птичьи
и лишь подозрительно склизким туннелем можно
попасть на улицу Даугавпилс




* * *

в Пурвциемсе объявление
"Такой-то столовой требуется рабочий с лошадью"
в конце шестидесятых в Риге
в то самое время когда умер последний извозчик
и его тарантас уехал на заработки в Амстердам или Прагу
такой-то столовой требуется рабочий с лошадью
          к тому же срочно и (надо думать) с обученной
ибо прежняя хозяина вместе с излишком съестного
скажем остатком а также живительной влагой
доставляла домой безо всяких дорожных знаков
а только с чекушкой-компасом "спрячь подальше"
и даже могла говорят постлать рогожку в телеге
чтобы хозяину было где покемарить
          тогда мы еще не слышали о новостройках
          и эффект подземных ключей был знаком лишь пчелино-дубовой
братии
          и столбы у дорог при поддержке псов независимо от прогресса
          но рабочий с лошадью требовался такой-то столовой
          и если таковые не находились
          если пара вонючих лис Инчукалнса нагрела лапы
          то скрежет зубовный был не хуже чем в Апокалипсисе
тогда я еще не знал что в Литене есть конь Юрка
крепкий парень отмахавший уже тогда четверть века
который потом еще вкалывал свои десять-пятнадцать
и своего хозяина вышколил точно так же
          сейчас бродя по рижским окраинам (?)
          надеюсь узнать жеребячье ржанье
          надеюсь узнать жеребячье ржанье
          надеюсь еще придется




* * *

мой стих пролез под сосною-оборотнем
и кинулся драть июльских ягнят с пастбищ улицы Авоту
ревущих чудищ Матвеевской улицы не испугался
воду лакал на углу от ржавчины рыжую
изредка подвывая как современный поэт
заморские тряпки швырнул туда же к корням
вкус крови отдать не хотел за запах пота и пластание между корнями
пропал во сне что снился мне нахохлившемуся как цуцик
дышащему легкого легче




* * *

один резерват в центре города все-таки сохранился
там цветы и гречиха растут и пчелы сбирают взяток
там вздымают ковали молот и храму ворота куют с чугунными листьями колокол
и юнгфрау Эрнестине золотое колечко

один резерват в центре города неизвестно как сохранился
там Смильгис театр играет там подручные катят бочонки с рынка
там органы ревут в тени дерев там в песке купаются воробьи
и дурацкая башня шарится на месяц с крылечка

один резерват в центре города пока еще сохранился
там разбить палаточный лагерь там запрячь рысаков в кареты
править в Вентспилс Ауце Лиепаю через неделю вернуться
и с волком-гонцом восточным царям отправить сердечко




* * *

искал улицу Розена самую узкую в Риге
ее подвалы затопленные засыпанные хочу облазить при свете
          фонаря как расстаться с утопией о государстве соединенных
          баров подземной сети где неделю позволено будет без просыпу
          глушить с детьми подземелья
искал улицу Девственниц самую короткую в Риге
          со стороны Малой (что характерно) Монетной улицы
          глухую улицу Девственниц с выходом через милицию
гиды не знают о ней одна пожилая дамочка даже обиделась
путеводителей нет и планов а сержант так и не понял лишь
          руку четко к фуражке решил приложить
на Барахольной улице споткнулся о старый чайник паянный восемь
          раз ветерана Парижской выставки жестяных изделий попал к кроту
          за подкладку спасибо спасли
да на Амбарной улице инструменты из цеха каменщиков плющили меня
          мордой об стену я вспомнил ту песенку о распродаже инвентаря
          в связи с наступлением войн и кариатиды корчились рядом
          и лилии отцвели
оазис этого города археологический парадиз
где на городище ливском Розен-домовладелец сам себе кажется
          Руозеном круглее звучит
но сержант так и не понял лишь руку четко к фуражке
          решил приложить молдаванин или азербайджанец он знает только
          "Алиготе" и "Саперави" и "Агдам"




* * *

Горькая улица
от моста-балалайки к Вагнеровскому саду
от флага на башне замка Святого Духа с Божьей помощью
до улицы Упес где железнодорожная ветка помесь госпиталя и
          пересыльной тюрьмы с деревцами диаметром 80 см
Горькая улица стойбище серых дежурных "Волг" и голубеньких воротничков
набухают кожаные портмоне и заводятся красные фиолетовые зеленые желтые
ехали на кабриолете блок-флейта виола банджо
кинозвезда Патриция Глотатели дыма Калики Перехожие
мимо школ в коих обучались когда-то мимо домов в коих
          обитали когда-то довольно впрочем эпизодически
          где групповушки зданий от Академии до общаги напоминают
          OPART вдоль Пентагона без тормозов
а из окон мезонина глянешь на овощной магазин
          грейпфруты разбавляют сладкую жизнь
          дыни горькую подслащивают немного
Горькая улица с крепостью пивоварен и горечью хмеля
обещан был непосредственный пивопровод абонентам ближайших
          квартир вечно спешащим гражданам с медными
          краниками и шлангами почти что в рот нагоняющий
          шампанские пузыри коктейль из запахов
          конфетной фабрики
Горькая улица шумы Ганзы мешающая с вонью улицы Стабу
Горькая улица спасающая дома от выбросов таксомоторов
etc. с Красной Двины особенно после дождя
когда маслянистый асфальт как зеркало
одна из дорог по которой рижане прорываются в рай
"Максим+Кришьянис II"
Горькая улица




* * *

рыжая девчонка вприпрыжку
голенастыми ножками бегом по Шрейнбуше
от книжной лавки к кондитерской
          к мяснику, молочной Милде, от будки, где гвозди, пилы, топор,
          молоток и пуговицы, до петролейной лавки
неслась вприпрыжку, звенела, визжала, щелкала галкой
когда надоело вприпрыжку, заскучав, клювом, как дрозд, трещала
по прошлогоднему снегу, по лужам вприпрыжку
с каждым днем вытягивалась на волос вверх
и рыжие пряди ее меж сережек вербы
          пугали старых шрейнбушских волков-пожарных
          у которых на бляхе отчеканено такое же пламя
          рыжеволосое
вприпрыжку мимо школы, приюта и кинематографа, напевала
          о себе, рыжей девчонке, что визжала, трещала
          мимо сушильни с шишками, откуда, должно быть, все
          сосны Межапарка и Шмерлей
в немецкое время не смогла доказать арийское происхождение
не стало рыжей девчонки
что в июле вприпрыжку, ах, так неудачно
походя, корпоранты, бурши в разноцветных фуражках
по пути от дровяного склада на водокачку
где-то что-то горело
          и она хотела дать знать старым волкам-пожарным
          и звенела, как шрейнбушский дрозд




* * *

пристроившись рядышком с Вавилонской башней
где в одном экземпляре но зато любые трех- и четырехсложные рифмы
дельце открыл семижды одиннадцать с половиной мулат
эстонец лях латыш фриц москаль и датчанин по крови
турок скорее всего хазар полумесяц
Вечный жид не боящийся рэкета
два только раза терпевший от ревнивых легионеров
сам назначает цену ходовой товар отдает задарма
на дешевые рифмы взбивает десятикратно
имущество собрано всяко там занято без отдачи там брошенное
          за невостребованностью взято
рифмы что в шинах шуршат и визжат в тормозах
созвучия с коими скрещивают шпаги вожди и воркуют голубки
сидящему у камина мужчине продуло спину
на ногах у него прощай молодость с дровишками швах
уцененные рифмы пойдут на растопку да много ли от них толку
а те что забыли его не здороваются и не отдают долгов
в ответ на его по-французски бонтонное "скумвисобуворлез"
но взгляд младенчески ясен так же чист подбородок
потягивая рюмочками ликер
кесарю отдает что причитается кесарю
смерти ждет с профилем суперзвезды




* * *

прошлое возвращается
мальчиком с мамой за ручку стоял в нескончаемой очереди
возле цирка в диетический магазин за мукою сахаром
          маслом и яйцами встали клоуны рядом и
          смешили толпу Рипсис и Пипсис укротители
          и униформисты
детей было много считали по головенкам
шоколадное молоко прошлое возвращается
а так называемая рижская язва гложет булыжник на улице Кр.Барона
уверены что без мыла проще и нет зубной пасты
много чего еще нет прошлое возвращается бульонные кубики
листаю Библию по бабушкиным закладкам
Ветхий Завет Даниил Новый Завет Матфей
и эти двое тоже меня как книгу
пристально беспристрастно спохватываюсь
нет ни зернышка кофе ни молекулы запаха
доктор запретил радиоактивный чай
за полверсты обхожу магазин концентратов
          в котором мы с бабушкой угощались овсяной кашкой
          ячменным кофе пирожком заедая горечь цикория
за полверсты обхожу не жалую телекамер минус-шести(?)этажного дома
где воздух и раньше был спертым от Гревской площади улетает
          в небо белая козочка Позорный столб прошлое не отпускает
стены пестрят довоенной рекламой как их не крась
бабушка на том свете
спохватываюсь
давно моя жизнь жестянка




* * *

"крыша поехала" говорят полагаю едва ли
сто третий номер пятиэтажка чердачный этаж
взгляд сквозь бойницу опускается во двор девяносто девятого дома
тут ты выстрелил падаешь и летишь
а муравьи сидят на завалинках и скамейках играют
          в песочнице скверный винчик пьют потихоньку
таинственный мир под крышей
на балках-насестах нетопыри к стропилам льнут голуби
кидали свинцовую биту копейки переворачивались
скрипит под ногами и на зубах желтовато-серый песок
и полосатый киска зеленоглазый раджа
бесшумно крадется к птицам несуетным как куропатки
          хлебные крошки клюют не жнут и не сеют
в школу еще не хожу
время еще дай Бог сам гаснет свет и поэтому
чердак ароматен как с тяжелой рукою мозолистой жизнь
кто там прячется в темных углах за бельем на бечевках
пустые бутылки в корзинах пачки газет случайная книга
"Маленький лорд Фаунтлерой" и прочие ценные вещи
тут ты выстрелил падаешь и летишь
когда говорят "поехала крыша" всегда вспоминаю
дебри сто третьего номера книгу детства и даже если
          раз на раз не придется мозолистая рука
          пройдется по волосам и бояться нельзя
в темном углу ядовитый кошачий глаз полосы звезды
и дворничиха держит ключ у себя
отныне




* * *

ох отольются нам разрушенные деревянные здания
амулеты пятиэтажных кварталов конечности ампутированные
вырванные зубы разбитые сердца выпотрошенные внутренности
          дыры дыры дыры однако скрипят
под ногами косые ступени и двери распахиваются
запахи сохранились и след от стола и кроватей
призрачные портреты висят на гвоздиках
и нечаянный звонок будильника заставляет нас вздрогнуть
подумай ты пьешь свое пиво не оставляя ни капли
я уж не говорю об исчезнувших островах на Двине
даже надежда моя улетучилась




* * *

          если давно не случалось в Курземе быть
в переулках Задвинья поймай перекличку шарманщиков
водопад на улице Ивандес и звон у речного устья
          едва лишь клин журавлей под тем же углом
проспиртованный воздух нюхни за Брамбергес над бывшею монополькой
и чтоб пожарные на каланче у Шампетра дудели и били в бубны
на площади Рысаков мотор закряхтел закашлял
по улице Апузес откуда автобус бывало на Руцаву к озеру Папес
когда с плантаций тюльпанов восстанет Ева словно из чрева матери
покажет точно стрелка часов где стопроцентного видземца Ояра
          Вациетиса встретить
в имении Кандавской улочки метит рак широкой клешней золотую рыбку
патримониальный округ Риги платит налоги
          за то что давно не случалось в Курземе быть
          да кто же мешает




* * *

после очередной театральной премьеры
аплодисментов цветов вина и елея
мы оказались в подвальчике мастерской
насквозь пропитанной казеиновым клеем
было чем полакомиться взгляду
иконы вперемежку с ню и порно
модели на шпильках разносили кофе
подрагивая ресницами и покачивая бедрами
мы рассуждали о том как заработать деньги
на некоей улице восстановить церковку
посасывая разбавленное импортным тоником
молочко от бешеной коровки
одна из икон уставясь на нас
выражала неодобрение очень бурно
прохожие деловито сплевывали в водосток
в порядке очереди минуя урны
Дух Свят оказался крепок
и мастер выплескивал скипидар в окно
мы каждую каплю пили за предков
в тот раз нам не было больше дано




* * *

из театра где все непрочно как в жизни
домой не тянула святая водица
звезды вставлявшие лужам клизмы
нас подначивали порезвиться
повстречали извозчика дрыхшего сообразно натуре
чей след кареты терялся в дюнах
когда он спросил "а есть ли купюры"
ответили "не хлебом единым"
"да но и хлебчик я бы не хаял
коль пояс туго как эти вожжи"
ответили "это штука лихая
если хочешь у нас есть дрожжи"
словно от порции рома иль валерьянки
засверкал у возчика кошачий глаз
"н-но красотка прыг-скок и в дамки"
жаль что вас не было с нами в тот раз




УЛИЦА АЛЕКСАНДРА ЧАКА

I

Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов янтарно-четки.
Их крышам снится сон нехитрый,
когда твердеет мгла селитрой
и мужики несут поллитра
во двор, где сгрудились пролетки.
Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов - янтарь на четки.

II

...и вывески, красивейшие и разнообразнейшие вывески,
повествующие обо всем, что здесь не продается:
лаковые лодочки, салями, перстни с брильянтами, водка,
газеты, что врут, и попугаи, что, возможно, правдивы,
любовь к апельсинам, лимонам, грейпфрутам
и три апельсина безо всякой любви,
мороженое,
          зеркала фантазии,
                    цветочные сны,
и того всплеска от соприкосновения в полете с прозрачными крыльями,
и того дерева, вышедшего постоять в лунном свете,
непроизнесенного слова, несочиненных стихов -
ты тоже не купишь.

III

Как сердце в лепестках цидонии,
как лист осенний оземь бьется,
горит и плачет под ладонями,
вся Рига плачет и смеется.




* * *

я вернулся в свой город исхудавший как гончий пес
что пропал и вновь объявился принюхиваясь к родному столбу

адреса полустертые перемигиваются как лампочки над тем перекрестком
и с усищами монстра нажравшийся электричества везет меня трамвайбус

по местам где счастливы были где каждая вещь считает владельцами нас одних
где до сих пор скрип в парадном как гамма как додекафонический джаз

будто в состоянии невесомости выплывает из дымки черепичная крыша или лепной карниз
и я ощущаю их как слова "тогда" и "сейчас"

словно мода капризны так же изменчивы все с той же тягой к власти в крови
фиолетовые сирени тигриные полосы облачное оперенье дракона

и раскраска домов веселей год от года и напоминает бисквит
так что взял бы и надкусил хоть один да я уж не тот сластена

мне хлеб-соли достаточно как при коммуне а пью я воду
однако законы еще не отменены и гульфик на шее не всем по вкусу

точь-в-точь как в тот раз по Парижу брожу с Бедекером 1912 года
без су в кармане в Латинском квартале живу собирая мусор

здесь не легче но все-таки Рига обволакивает мантией нежно
когда дождь моросит прикалывает к груди золотую булавочку ибо

нужно чтобы сменилась мода и чтобы прошло время прежде чем
сине-стальные молча зайдут за мной и вспыхнет словечко "выбыл"




Окончание книги