[Книга эссе]. СПб.: Пушкинский фонд, 2002. ISBN 5-89803-092-1 80 с. Серия "Имя собственное"

Синий пейзаж ЗЕРКАЛО МИРА         Я живу на другом берегу Гудзона, прямо напротив Нью-Йорка - из окна видно, как меняется свет в светофорах Гарлема. От Манхэттена нас отделяет речная миля и законы штата Нью-Джерси. Прямо за нашим домом - крутой гранитный кряж. Собственно, только за ним и начинается настоящая Америка. Вместе со мной узкую - в две улицы - прибрежную полосу обжили и другие выходцы с Востока - китайцы, японцы, корейцы. Как и меня, в эти края их привлекли удобства расположения. Но в отличие от меня их интересуют не столько географические, сколько магические координаты окрестностей. Все дома у нас расположены так, что с тылу их прикрывают скалы, зато фасадом они обращены к воде, по которой, как не без оснований считают на Востоке, приплывают деньги.         Китайская геомантия, лежащая в основе этих представлений, проникла в архитектуру США с тех пор, как на рынке американской недвижимости чуть ли не каждый третий клиент - с Дальнего Востока. Зодчие сегодня просто не могут игнорировать даосское учение "фэнь-шуй" - искусство "ветра и воды". Согласно принципам этой религиозно-философской доктрины все сооружения должны находиться в гармонии с пятью стихиями - водой, огнем, деревом, металлом и землей. Удача, здоровье и достаток человека зависят от того, как сориентировано в пространстве его жилище. Даже расстановка мебели в офисе влияет на успех тех, кто тут работают. Комплекс рекомендаций фэнь-шуй разработан в седой древности, когда все китайцы жили в одноэтажных домах, но геоманты приспособились к миру небоскребов, скоростных лифтов и кондиционированных помещений. В новых постройках нет острых углов, в них нет дверей, обращенных к стеклянным стенам, шахтам лифтов, мостам или дорогам. Во всех проходах стоят зеркала, обманывающие злых духов, повсюду - даже в банках! - фонтаны: вода приносит мир, покой и богатство.         Одни архитекторы видят во всем этом причуды богатых заказчиков, другие - тонкую мудрость, помогающую создать экологически чистую среду обитания. Но и первые, и вторые вынуждены считаться с магической практикой даосов. Так, начиная реконструкцию знаменитого небоскреба Трамп-тауэр, его владелец - Дональд Трамп - обратился за помощью к самому известному геоманту нью-йоркского чайнатауна Тин Суну.         Я не берусь судить, насколько оправдывает себя фэнь-шуй, но мне трудно не разделить его центральную идею - презумпцию неоднородности мира. Бездушное, неразличимое, абстрактное пространство, годное под любую застройку, - утопия социализма, обернувшаяся его столь же кошмарной архитектурой. Настоящий мир повсюду разный. У каждой его точки своя, отличная от других, характеристика. Старая натурфилософия связывала ее с распределением первоэлементов, новая наука говорит о флюктуациях магнитного поля. Нам всем, впрочем, куда важнее не объяснить принцип явления, а уметь им пользоваться. Ведь каждый знает по себе, что в одних местах мы чувствуем себя лучше, чем в других. Создавать оазисы мира и покоя, выводя на поверхность тайную энергию духа, призвано высшее проявление восточного зодчества - китайское искусство сада.         За пределами Китая первый такой сад открылся в Америке. Расположенный на территории ботанического сада Стэйтен-Айленд, самого незаметного из пяти районов Нью-Йорка, он скрупулезно восстанавливает садовую архитектуру династии Минь, древнекитайскую картину мира и ту восточную философию дизайна, что все заметнее меняет западный образ жизни. "Сад китайского ученого" (это его официальное название) разбит по образцу ХV века. Его созданию предшествовало 14 лет теоретических разысканий и четыре научные экспедиции в Сучжоу, на родину самых известных садов Китая. Наконец под руководством куратора сада Яньминя Чу и приехавшего из Сучжоу архитектора Куаншиня Фана начались работы, обошедшиеся Нью-Йорку в 8 миллионов долларов. За четыре месяца сорок китайских мастеров разбили сад с галереями, прудами, восьмью павильонами, двумя дворами и бессчетными закоулками. Все материалы привозились из Китая: 350 тонн камней причудливой формы, добытых со дна озера Тайху, особый щебень, кипарисовые стволы для цельных колонн, темный, как кровь дракона, лак, зеленая, в цвет его же чешуи, черепица.         Хотя сад занимает всего треть гектара, маленьким его не назовешь. Древние говорили: "Горсть земли и ложка воды навлекают безбрежные думы".         Сад - прообраз всей полноты бытия, которую выражает не сумма вещей, а диалог полярных понятий. Например, динамическое равновесие твердого и пустого в изъеденных кавернами камнях или - баланс покоя и изменчивости, который являет Луна и ее отражение на водной ряби.         Каждый сад обладает своей тайной. В древности ученые путешествовали по Китаю, разгадывая секрет того или иного прославленного сада. Его образная и философская емкость напоминает об иероглифах - они не столько раскрывают понятие, сколько указывают направление, в котором следует искать его смысл. Китайский сад - поэтическая задача, философский ребус, требующий мудрого прочтения. Чтобы понять его потаенный сюжет, нужно знать структуру садового языка, состоящего из семи главных элементов.         o Первый из них - стена сада. Чуть выше человеческого роста, она повторяет изгибы местности. Будто вырастая из самой земли, прихотливая и изменчивая, как все природное, она то и дело теряет себя в декоративных завитушках. Цвет стены всегда белый. В лунную ночь на ней, как на экране, разыгрывается танец теней, отброшенных побегами бамбука. По обычаю на белой штукатурке ученые гости оставляли на память хозяевам образцы своего каллиграфического и поэтического искусства.         o Второй элемент - флора. В китайском саду не растет ничего слишком пышного или яркого. Здесь царит элегантная ассоциативность. Каждое растение опутано густой цепью цитат. Царь сада - известный в ста разновидностях пион. Он представляет мужскую эманацию природы. Вечнозеленые сосны говорят о неувядаемом благородстве, полый бамбук олицетворяет жизненную силу пустоты, хризантема - покой и долголетие, растущий со дна пруда белоснежный лотос символизирует духовную чистоту, неуязвимую для тины жизни. В китайском саду растет все, кроме газона: пустота должна органично входить в устройство вещей, а не зиять дырой без оправдания.         o Вода, третий элемент сада, занимает больше половины его территории. Примета вечного движения и вечного покоя, образ бесконечных превращений, вода - самая архаическая из стихий. Она служит голубым зеркалом небу. Подспудный смысл этого синего цвета скрывается в его происхождении. Воздух бесцветен, и небо прозрачно, откуда же его синева? Она - плод сгущенной прозрачности. В ней нет ничего вещественного, земного, материального. Неощутимая, неделимая и вечная, она - как дух, что "рыщет, где хочет". В том числе - и в крохотном пруду, вмещающем сразу все небо.         o Четвертый элемент сада - камень. Он считается лучшим другом мудреца, ибо навевает мысли о древнем. Не зря наш Владимир Соловьев говорил, что испытывает трепет от каждой встречи с седым от старости валуном. В камнях необыкновенной формы, которые на Востоке стоят целое состояние, китайцы видят проявление жизненной силы космоса. В камне сконцентрирована его семенная энергия, это - застывшая сперма природы.         o Пятым элементом сада служат экраны. Ими могут служить те же камни, заросли кустов, искусственные горки - все, что затрудняет обзор сада, мешает окинуть его одним взглядом. Ширмы выполняют магическую и эстетическую функции: они защищают от злых духов и создают многослойное пространство, способное вместить безмерные просторы. Художник Шэнь Фу учил "в малом прозревать большое, в большом малое, в пустом умей видеть сущее, а в сущем - пустое".         o Архитектура - шестой элемент китайского сада - стремится здесь сама себя вычесть. Она так ловко вписывается в окружающее, что маскирует переход от естественного к искусственному. Все, что стоит в саду, - террасы, павильоны, башни для любования луной, помещения для музицирования (у ручья, где звук чище), чайные домики, беседки, - составляет театр природы. Этот зрительный зал с партером, ложами и балконами затейлив, но и прост. В помещениях нет даже потолка. Дом - это приземистые стены и изогнутые, будто привязанные к синему небу крыши.         o Седьмой, самый незаменимый, элемент сада - окна. Именно они выстраивают композицию, создают сюжет, рассказывают интимную историю сада. Причудливая и неожиданная череда окон организует зрелище, "монтирует" его, как опытный кинорежиссер, - как раз этому Эйзенштейн учился на Востоке. Неожиданные очертания окон словно вырезают из пейзажа диковинные живые картины. Так, сквозь круглое "лунное" окно хорошо смотрятся вертикальные стебли ирисов. Окна, забранные сложной решеткой, разлагают свет на геометрические узоры. Прямоугольное окно изящно обрамляет крутой конек крыши. Прорезь в стене, повторяющая форму бананового листа, открывает вид на банановое дерево, которое сажают в укромном месте на случай дождя - чтобы слушать, как барабанят капли по широким листьям. Умное окно китайского сада позволяет добиться того, о чем мечтает экологическая архитектура: играть с окружающей средой, не дотрагиваясь до нее.         Китайский садовник, как пророк, священник или поэт, творит свой шедевр в душе зрителя. Работая со стихиями, сотрудничая с природой, уступая случаю, он создает немую мизансцену просветления. Собрав все части сада воедино, садовник располагает их в глубоко продуманном, символическом и все-таки свободном порядке. Он усиливает и выявляет естественные свойства вещей. Смиренно и любовно садовник портретирует хаос мироздания, не пытаясь навязать ему свой, человеческий, порядок. Этим китайский сад отличается от всех других. Версаль, например, - памятник культуры, свирепо подчинившей себе природу. С помощью прекрасной симметрии клумб и газонов он превращает толпу в процессию, прогулку - в церемонию, досуг - в урок цивилизации. Однако, не только европейский, но и японский сад не похож на китайский. Знаменитые сады киотских храмов не работают с природой, а выпаривают ее, оставляя вместо воды и гор песок и камни. Эти скупые ландшафты дзен-буддизма говорят об иллюзорности всякой действительности. Китайский же сад делает всякую иллюзию действительной. Он являет собой то, чего быть не может: земной рай. На Западе сад считался несовершенной копией Эдема. Ученый китаец, не признавая трансцендентного измерения, считал раем свой сад и не искал другого. Молча, как четыре времени года, такой сад учит нас своей мудрости: сохранять безмятежность сердца, углублять чувства, быть покойным, как водное зеркало, чтобы и в нас могла отразиться беспредельная синева неба. Из такого сада, как из загробного царства, нет выхода - в его ворота входит один человек, а выходит другой.         Философы говорят, что все мы страдаем неизлечимым комплексом неполноценности из-за того, что нам приходится жить в непонятном мире. Сегодня мы НЕ знаем больше, чем вчера. Информационный поток топит нас, не давая поднять головы. От этого нам кажется, что мир стал безнадежно сложнее человека. Но так ли это? Может быть, беда в том, что приняв навязанные нам прогрессом условия игры, мы поверили в то, что накопление знаний ведет нас к цели? Отвечая на вопрос "что есть истина?" Запад зашел в тупик, выход из которого брезжит в восточной мудрости, спрашивающей, не что такое Путь, а где его искать. Сад - один из ответов. Благодаря ему, говорили китайцы, шумный город можно обратить в тихий лес. Нечто подобное случилось с Нью-Йорком после того, как власти распорядились отводить вестибюли новых небоскребов - бесценное пространство, занимающее самую дорогую в мире землю, под зимние сады. Теперь в этих зеленых зарослях с цветниками, фонтанами, пальмами и водопадами сидят клерки, отдающие свой обеденный перерыв медитации над бутербродом. Так, чуткий к духу времени архитектор дарит городу то, чего ему больше всего не хватает - созерцательную паузу. Следующее эссе