БЕСКОНЕЧНОСТЬ

        Натяжение минут ослабло, он почувствовал, как прыгающая память выхватывала край буфета, испуганное лицо матери, подтяжки отца, резкий крик не то вороны, не то кошки, разбитую рюмку на полу, грохот упавшей картины в золоченой раме. На картине были изображены часть берега в море с заходящим солнцем. Это он не видел, а знал. Да, еще он наступил на что-то мягкое, кажется, подушку, - но уже не думал, - двери распахнулись, на него надвинулась бесконечность. Он подставил ей руки, лицо, глаза - всего себя... Выбежал на улицу. Он чувствовал бесконечность в каждой частичке своего тела... Да мы, собственно, и есть частичка, пылинка бесконечности...
        - Погоди... Стой... Ну куда тебя... Ты кто?
        - Я... я, - задыхаясь, говорил он тем двоим, остановившим его, - я... сейчас отдышусь... Я являюсь частью, может, неформальной частичкой бесконечности или, для понятности, космоса...
        - А куда тебя несет?
        - Ну просто, когда я осознал во всей безмерности...
        Подошел третий.
        - Чего тут?
        - Да вот.
        - А-а.
        Тот, первый, который задавал вопросы, опять спросил:
        - Ты еврей?
        - Нет.
        - Ну-ка покажи руки... Глядите... Ни одного мозоля.
        - Пусть штаны снимет, - сказал подошедший третий.
        - Да чего там... И так видно.
        - Нет, я не еврей. Но прекрасны кедры ливанские.
        Тот первый ударил его в лицо. И он упал. Они начали бить его ногами.
        - Смотри, бьют человека, - сказала проходившая мимо девушка своему спутнику.
        - Идем отсюда, - дернул ее юноша.
        - Бьют человека, - повторила девушка.
        - Идем... идем...
        - Прекрасны кедры ливанские, - повторил он.
        Бесконечность стремительно на него надвигалась, но он не уменьшался, а расширялся.
        - Прекрасны кедры ливанские, - повторил он отрешенно, не видя, что в городе уже идет избиение, что горят дома, что мать его убита в кровати, а отец лежит лицом на полу, рядом с картиной. А он сам превратился в бесконечность. От земного времени он сохранил только свою единственную последнюю фразу:
        "Прекрасны кедры ливанские".




Следующий рассказ