Дмитрий Александрович ПРИГОВ

НЕЛОЖНЫЕ МОТИВЫ


        Тексты.
        М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA Publications, 2002.
        Обложка Ильи Баранова.
        ISBN 5-94128-069-6
        88 с.



Содержание

По мотивам поэзии Филиппова
По мотивам поэзии Юлии Куниной
По мотивам поэзии Дубинчика
По мотивам поэзии Вайнштейна
По мотивам поэзии Арбузова
По мотивам поэзии Власенко
По мотивам поэзии Самарцева
По мотивам поэзии Финна
По мотивам поэзии Мишукова



По мотивам поэзии Филиппова
Москва * 1995

Предуведомление

        Это – первый сборник проекта, состоящего из тринадцати сходных.
        В чем же суть проекта и этого конкретного сборника, первого и первопричинного, как бы натолкнувшего меня на идею всего проекта?
        Конечно, конечно, и до сей поры, учитывая мой в принципе паразитический тип существования в искусстве (признаюсь, признаюсь, но не совсем в том смысле, в котором как бы от меня это признание ожидается), я писал разного рода аллюзии и вариации на стихи чужие. Но, заметьте, это были известные стихи известных поэтов, так сказать, поп-материал, сразу ставивший меня в позицию жесткого отстранения (отнюдь не соперничества, как бывало когда-то, когда великие соперничали с великими). Я был маленьким и посторонним. Я разговаривал с памятниками, мой разговор был слышен, явен и звучал только по причине их усиливающего медно-чугунного звучания. Мой же голос был слаб и убог. Даже как бы и отсутствовал вовсе, являя этим отсутствием единственную мою возможность соприсутствия с ними в качестве немого укора (но не им, не им, великим, конечно, а судьбе!). Конечно же, всякие экзистенциальные штучки вырастали только как махровые цветочки комплексов и амбиций, впрочем, вполне бессознательно, как им и должно.
        Иное дело стихи людей еще не канонизированных, моих коллег, живых современников. Я как бы входил в живой и непосредственный контакт с ними, притворяясь соавтором, толкователем, нисколько (может быть, опять-таки по собственной гордыне) не умаляясь перед ними. Но и, конечно, конечно, прилипал к ним как уже упомянутый и неистребимый в себе паразит, используя их – но уже не славу и имидж, как в случае с великими, а начальный творческий импульс, их находки и конкретные сюжетные и словесные ходы, на которые бы меня самого и не достало бы.
        Заранее прошу прощения у авторов, мной использованных, что я не испрашивал разрешения, что своим вмешательством я нарушил некое табу суверенности творческой личности (слабым оправданием мне в этом может служить моя собственная открытость любому вторжению в мою деятельность – приходите, дорогие, вторгайтесь!). При этом я соображал так: произведения этих авторов сами по себе живут, неуничтожимы, как во времени, так и в вечности – подходи, снимай с полки, наслаждайся, забывай или вовсе не знай о всяких там перелицовщиках и мусорщиках.
        Тем более, опусами по мотивам чьих-то творений баловались и до меня многие великие, так что сам жанр нарушения подобного табу как бы введен в традицию, окультурен и может быть списан на шутки и проделки великих, и в наше время не выглядит уже столь варварски, как иногда казалось и мне самому в процессе затрагивания грубыми пальцами тонкой плоти чужих творческих порождений.
        Естественно, я отбирал стихи, чем-то меня затронувшие, отбирал я их и в сборниках, и в периодической публикации.
        При этом присутствовала задняя немного жалостливая мысль: может, кто-нибудь из этих тринадцати мной используемых станет со временем известен, и я, как на подножке трамвая, зайцем, может быть, проникну в прихожую вечности. А что – такое бывало, бывало. Все-таки в тринадцать, вернее, учитывая и себя, в четырнадцать раз больше вероятность подобного. А уж коли станется и моему недостойному имени послужить каким-то своим пригодившимся боком истории, то уж буду рад, счастлив помянуть там и имена моих соратников по данному проекту.
        Да, и напоследок, – все слабости, неувязки, неловкости и несуразности, а порой и непристойности прошу, конечно же, списать на мой счет как проявление низости, несуразности и суетливости моей натуры. Оригиналы тут ни при чем.


*

Коснулся разговор высокого
Все стихли, как налившись соком
Неведомого
Как будто острою осокою
Коснулись тела, и осока
Вдруг налилась девичьим телом
И неземным самоотдельным
Цветком махровым расцвела
Так вот было
В наши времена

*

Ты видишь, разве ж я не лью
Не проливаю
Немытые большие слёзы? –
Рыдает Роза Соловью
О Господи, когда бы в розе
Всё дело было!
Вон, страна рушится!
Кровь льётся!
Города, как Сталинград,
            погребены под собственными останками! –
Об этом, об этом надо!

*

Ребёнок чистит пальчики
От мокрого песка
К нему подходят мальчики
Местные
Его берёт тоска
Но они проходят кучкою
Неясно веселясь
И он безумной Жучкою
Вдруг
Виляя и виясь
На четырёх лохматых лапах
В ужасе летит за ними
Лая и задыхаясь

*

Однообразный ход вещей –
Летают мухи преотлично
Я наварю к обеду щей
Жирных
Правда скорее символично
Чем реально
И станет хорошо и скучно
Глядь – за спиною кто-то скушал
Всё
Не мыши ведь

*

Я безумен, но ругать
Бабушка не станет
Безумная же
Меня
Хорошо в полях гулять
На колхозном стане
По осени
Ноги в грязи извозив
Ой, как сладко! сладко!
Вон, уже лежит в грязи
Тёплой
Дивная солдатка
Меня ожидая

*

Есть некъя низменная часть
От целого меня
Что воспалив дурную страсть
И вдруг переменя
Меня
Нежного
Тихого
Целиком переменя
Бросает в некий страшный омут
А ведь могло б всё по-другому
Выйти
Между нами
Двоими





По мотивам поэзии Юлии Куниной
Лондон * 1994

Предуведомление

        Ясно дело, что по мотивам не любой поэзии можно писать. Но и ясно, что к поэзии, послужившей мотивом к написанию этих опусов, они имеют весьма условное отношение. Но что же их тогда связывает? Трудно сказать. Зачастую – просто удачно и вовремя брошенный взгляд на прилавок, где долго, не привлекая ничьего внимания, пылилась эта книжонка. Я не хочу сказать, что эти стихи не имели, кроме меня, иного читателя (хотя так хотелось бы), но мое прочтение, по определению данного труда, есть наиболее пристальное и пристрастное. Оно есть сильное толкование. То есть такое толкование, которое зачастую мало что оставляет от толкуемого материала.


*

Вот и сошлось две подруги
На просеке, как листа
Белизна
Нетронутая
Но мы не любили друг друга
Я гордой была, ты – проста
Была
Но я гордой была по-простому
А ты простою была, но истому
Гордости
Прочитывала я на твоём лице

*

Нагие обовьём друг друга
Как спирали
Но я тебя не вижу, ты так туго
Скручен

Вниз головой, как Пётр – сначала
Тебя ещё я различала
По пульсу

А после – после по причине
Понятной
Тебя уже в своей вагине
Различала лишь
Обнаружила
Различила

*

Какою-то силой несома
При позднекитайской луне
Бывает вот так хромосома
Опомнится тихо во мне
И вскинется где-то под кожей
В тиши: Я хочу быть такой же
Как она –
Но ведь ты же малюсенькая! –
А я вырасту! –
Тогда и поговорим

*

Когда лимонная луна
Нависнет над собачьей миской
И вдруг увидит: пусто, склизко
А где собака? – Так она
Давно уже сошла с ума
Тебе разве не передавали? –
Нет. Жаль. Хорошая была собака. –
Да уж, действительно хорошая

*

Их муки вечные не ждут
Сволочей
Привыкших
Спокойны их сердца
Посткоммунистические
Да, им к лицу их подлый труд –
До кончиков конца
Их!
Ишь –
Раскраснелись даже

*

Бесстыдные немыслимые вещи
С улыбкою мне шепчет по ночам
Он! –
Кто? –
Не знаю
И груди топчет и рукою ищет! –
Что ищет? –
Да противоположное очам! –
А что очам-то противоположное? –
А и сказать не могу! –
Почему же это? –
Стыдливая я

*

Два чёрных яда, сладкие на вкус
Я знаю их, но путаю упорно –
Один из них как Плотиновый Нус
Другой из них пустой и просто чёрный
Но оба страшно ядовитые
Однако для меня безвредные
А вот ребёнок в руки их берёт
Тихо! –
Посмотрим же, какой он изберёт

*

Стояли тихо у дверей
В вечерний поздний час
Как тени
И шустрый маленький еврей
Как мышка между нас
В дом прошмыгнул
Вот я сейчас его кнутом! –
О ком ты? – Я о том
Еврее! –
Каком еврее? –
Ну, что в дом прошмыгнул! –
Да ты путаешь что-то





По мотивам поэзии Дубинчика
Лондон * 1995

Предуведомление

        Вот еще один камень в основание того благостного времени, когда поэты, как последние из способных на то людских особей (так положено, полезно и осмысленно – их взаимоотталкивание и противостояние как символ и явление предельной человеческой самости в ее предельном напряжении самопознания и становления), возлюбят друг друга и писания друг друга. И станут всматриваться в чужие слова, пытаясь их постичь и преобразовать в свои. Когда письмо станет не коллективным, а соборным – письмом одного общего текста, с малыми вариациями в виде ныне вам представляемых, в жанре "по мотивам поэзии..."


*

Посидели мы долго, душевно
И причина прямая была –
Дом над Волгой и прочьи дела
И какой-то больной там душевно
Не наш
По-тибетски, мучительно долго
Выл над неописуемой Волгой
Уплывающей

*

Та улица с пожухлой крапивой
Шаболовка
В которую без памяти влюблён
С детства
И будочка с непробованным пивом –
Ребёнок ещё всё-таки
И прочее, и прочее, и клён
И тополь
Где я стоял, впервые холодея
Не помню от чего, как Галатея
Ещё только антропоподобная

*

Вот поеду в гости я к Марине
С поезда сойду и поверну
К дачам
И помажу зубы поморином
К ночи
В одеяло её тело заверну
Молодое
Упругое
Детективную возьму какую книгу
И пойдёт, пойдёт себе писать интрига
Детективная
Аж до рассвета

*

Что наморщила нос
Как японский цунами
Разве же между нами
Как аватарами вечности
Этот странный вопрос
Ориентальный? –
Нет
Нам бы, право, домчаться
Друг до друга
Мы ведь все – домочадцы
Запредельного
Нездешнего

*

Не считай меня самцом
Мерзопакостным Отелло
Я лишь слабый, слабый сон
Чей-то
Слаботочная антенна
Самоориентирующаяся
Возбуждающаяся только
На те, неведомые токи
Из космоса
А так я – чистейшее хвойное стояние

*

Холодные и бархатные
Как сугробы плечи
А мы такие крохотные
Как мышки, как предтечи
Мышек
Стучим себе коленками
В подземелье
И лишь порою: Лекаря!
Лекаря! –
Доносится –
Барыне опять не по себе! –
Посмеиваемся мы
Мы-то знаем

*

Давай-ка в рассеянный альт
Нальём лиловатый асфальт
По горло
А после с тобою вдвоём
В соседний снесём водоём
Его
А после на смуглую грудь
Твою
Нальём тёмно-серую ртуть
Тускло поблёскивающую
А после обоих сравним
Тебя и альт –
Которому больше нимб
Страдания и превозмогания
Подходит





По мотивам поэзии Вайнштейна
Лондон * 1995

Предуведомление

        Почти моментально после начала этого проекта (письма по мотивам) я обнаружил то, что, собственно, и должен был обнаружить, что, собственно, лежало на поверхности: и так любое наше письмо есть письмо по мотивам. По мотивам всего безумно понаписанного за всю историю человечества. Осознаём мы это или нет – неважно. Знаем ли мы конкретные адреса наших мотивов, или же они сокрыты, по причине их бесчисленного потребления на протяжении тысячелетий, от нас в своей явленной откровенности, – неважно. Вся разница между нами, пишущими, просто в ясности понимания этого и в смирении принятия сей позиции и сего способа неличной артикуляции как бы личного.


*

В оттенках детского испуга
Как будто что-то там дышало
Мягкое
А после маленькое жало
Высунулось
Я прошептала: Полно, Пуго! –
Что за Пуго?? –
Ну, который застрелился
Так вот
Средь политических отвесов
Нет кроме смертных интересов
Смертельных, в смысле
Никаких иных
Интересов

*

Пока ускользающий дух
Скользит за прозрачную ширму
Шёлковую
Мы здесь опознали лишь двух
Его аватар – Перво-Шиву
И Перво-Будду
Мистификационных
Когда же она не спеша
Разденется – Вот душа
Наша! –
Опознаем её

*

Где Маркс свои листки
В тиши марал – там Разин
Скрипящие мостки
Гнева народного
Железным гноем мазал
Безумный
И к нам от древних ханов
Входил немыслим, как Стаханов
Новейших времён
Через головы всех Марксов

*

Оставив след полупрозрачный
На голубой эмали неба
Стоит внизу прямой и мрачный
Иссиня-чёрный словно эбо-
нитовый
Штырь
Кто он? – да нет, не подпоручик
Он просто армии поручен
На время
А так-то – он гений
Поэт он

*

Где же ангел под небесами? –
Умирая Святой Сусанин
Вопрошал не гневаясь
Выпивая с поляками
На брудершафт напиток
Смерти с большими раками
Страшных запредельных пыток
Взаимных

*

Когда мерцавшая звезда
Среди иных пустых пульсаций
Явилась в Вифлеем – тогда
Скотам даже стало казаться
Что всюду некий странный трепет
Пробегает
Что они – ужас что! но терпит
Их кто-то
Заради собственного терпения, любви и надежды

*

Сидят евангелисты
Как будто бы евреи
По виду
Вдоль длинной галереи
И псевдомускулисты
Мускулисты, в смысле, духовно
Обтянутые кожей
О чём-то невозможном
Переговариваются





По мотивам поэзии Арбузова
Лондон * 1995

Предуведомление

        В предуведомлениях к предыдущим сборникам этого цикла – стихи по мотивам чужой поэзии – я, как правило, акцентировал тему моего смирения, покорного следования взятому материалу, умерения поэтических амбиций. Ну, в общем, известный мотив поэтического смирения паче гордости. И вот теперь, дабы не выглядеть именно подобным лицемером, отмечаю для всех, да и для себя, в первую очередь, что по прошествии некоторого времени просто неспособен выделить чужой материал, припомнить не свои слова и даже чувства, подвигавшие меня в случае каждого конкретного стихотворения как-то настраиваться на сопереживание. Ничего не помню. Вижу только тексты. Достаточно обычные свои тексты. А впрочем, иногда мелькает в них что-то – и опять они не мои.


*

Мне было три года
А братишке – шесть
Мы сидели у входа
В храм
И вдруг посыпалась жесть
С крыши
На пустую дорогу
Так я узнал про Бога –
Что Он есть

*

Я тронул её за юбку
А юбка-то и озлилась
Я было отдёрнул руку
Ан нет – рука прицепилась
Уж рвал я её, отрывал –
А нет! вот с тех пор и стал
Как приклеенный
Или, если хотел отцепиться –
            то отцеплялся, но уже
                                    без руки

*

Я взлетел на коня
Брызжа пеною сам
Кровь текла по усам
Он взглянул на меня
Конь
С некоторым сожалением и пониманием даже
И сказал: Аксакал
Ты бы что ли поскакал
А то всё томишься на месте да слюною брызжешь
На меня

*

Селиванову бабу
Я вовек не забуду
Вот уже – вислозадый
Я
Вот уже и беззубый
А всё помнится снова
Вспоминается
Как в бору-то сосновом
Она уединялась, скидывала
                        платье и голой по
                        колючкам до крови
                                    каталась
А я весь дрожа подсматривал

*

В самый день Победы новой
Хоронили всем селом
Он лежал в гробу дубовом
В тихой церкви, и псалом
Повисал над ним как бредя
По-еврейски
В виде некоего медведя
Местного
Среднерусского

*

По Рейхстагу с красными
Звёздами гуляли
Духовные и праздные
Вот и догулялись –
Грудь крутая в орденах
А кругом – ни ох, ни ах! –
Вокруг-то уже одни рейхстаги
                        целёхонькие понастроены
Да нас в них не пускают
Да и не въедешь как раньше-то
                        на Катюше

*

Туман в сиреневом бору
Окутал сытого медведя
А я иду себе, ору
По молодости не предвидя
Ничего подобного
И вдруг – невообразимый он!
Но тут рассеялся туман
И медведь вместе с ним
Рассеялся
Это, оказывается, он из сиреневого тумана-то и соткался

*

По рекам вздувшиеся жилы
Проносят острую форель
И ломит кости, сухожилья
И стынет кровь – ещё апрель
Ведь
Вода одежду снизу мочит
Но губы синие бормочут:
Не пройдут!

*

Белый платочек повяжет
Из лесу бормоча
Вроде лесного ручья
Выйдет
Что-то такое мне скажет
Про муравейники, или
Чтобы её схоронили
Когда помрёт
На холме





По мотивам поэзии Власенко
Лондон * 1995

Предуведомление

        Среди всех поэтов, чьи стихи я использовал как мотивы для своих собственных опусов, произведения Власенко менее всего ложились на мой сборочный стол. Я делал усилия, тратя огромную нервную энергию, чтобы не передавить, не сломать все-таки первоначальную авторскую невидимую, почти незаметную на глаз и слух, но ясно ощущаемую специфическим поэтическим органом интонацию. Но и бросать было как-то не в моих правилах. Вот и получился наименьший сборничек из всех. Но, надеюсь, по качеству (если такое наличествует во всех них) не очень среди них выделяясь, в худшую сторону, я подозреваю.


*

Сперматозоид как мальчик кровавый
Носится с горлом своим перерезанным
Маленький, бледный, чуть видный, болезный мой!
Дикие эти мужские забавы
Режутся, губят и жгут, точно угли
Знаешь, чем кончится? – помнишь ли Углич
Городок на Волге

*

Вот сидит и тачает петлю
А и вправду – кому же ты нужен
Эту мелкую белую тлю
Даже и извращенец на ужин
Не ухлопает
Коротая безумные зимы
В Беляево
Может, в Брянске там невобразимом
И есть счастье
Но здесь...

*

Протирая затылок
Чужой
Револьверным стволом
Видишь: вот под столом
Уже
Постепенно остыло
Вернее, ещё остывает
Чьё-то грузное тело –
Так тебе ведь хотелось
Этого! –
Да, хотелось! –
Вот-вот, тебе хотелось! –
Да, да, хотелось! –
Вот, вот, с детства тебе хотелось этого! –
Да, да, да, мне с детства этого хотелось! –
А что ты кричишь? –
Извини, нервы

*

Ходят трамваи, спят пассажиры
Брешут собаки по частным владеньям
Там задыхаются прямо от жира
Изнемогают к тому же от денег
А мы на ложе святого Прокруста
С возвышенным сердцем открытым искусству
Лежим





По мотивам поэзии Самарцева
Лондон * 1995

Предуведомление

        Во всех других предуведомлениях к сборникам этого проекта я всё сетовал по поводу собственных проблем, рассматривал различные аспекты своих стратегических и тактических уловок по отношению к чужим приручаемым и, естественно! естественно! – неминуемо при том калечимым стихам. Надеюсь, что калечу их все-таки не до смерти.
        Но ни разу мне в голову не пришло, что авторы этих стихов не просто имена, а реальные живые люди, которым могут попасться эти мои проделки. И что же они почувствуют при этом? Что бы я сам почувствовал, если бы кто-нибудь так обошелся с моими собственными опусами? – да ничего бы не почувствовал.


*

То были годы декаданса
Скрытого
Любой, бывало, как маньяк
На рельсы синие кидался
А после не встаёт никак
К нему подходят: Эй, вставай!
Пошутил
И довольно!
А после смотрят: а он – ой! –
И не пошутил

*

Кроме примуса на даче
Что ещё? – ну, товарняк
Вдалеке, словно Варяг
Грохочущий
Только у него иначе
Всё
Чем у Варяга
У того одна вода
Стоячая
А у этого – туда-сюда
Мелькания
В пустоте

*

Ах, Ольга! Ольга, ты
В моей сугубой оде
Как дикие пласты
Тёмные
Копошащиеся
Зашевелишься вроде
И вроде – рёбра, хвост
Чешуйки! – Ах, прохвост
Опять под юбку залез

*

Нету Родины ближе
Разве – карма да смерть
Так они и в Париже
И в Москве их не сметь
Поменять
Ну а с Родиной млечной
Нежной
По провинциям вечным
Так и скитаться
Нежно

*

Там стояли сараи
Вечные
Под весенние трели
Соловьиные
Вроде бы несгораемы
А и все погорели
Неделю назад
Полностью выгорели
Только пепел с отливом
В синеву
Может быть и счастливей
Они там
Куда выгорели отсюда

*

Я недаром их бил и ронял
Покрывал их горячею пылью
Опускал в ледяные моря
Глаза мои
Чтобы мёртвыми, мёртвыми были
Окончательно
Чтобы вдруг, как из некой дыры
С точки зренья как бы мошкары
Незадействованные
Смогли
Взглянуть
На всё это





По мотивам поэзии Финна
Лондон * 1995

Предуведомление

        Книжечку этих стихов поэта Финна я уж не помню где приобрел ли, обнаружил ли, подарил ли мне кто-то. Задумав проект, связанный с чужими стихами и их основными мотивами, могущими быть ненавязчиво переработанными в мои, вернее, наши общие тексты, я обратился к ней. И она меня привлекла, прежде всего, обнаженной и даже некоторой болезненной приверженностью к мотивам исключительно духовным: смерть, любовь, потери, обретения. Моя задача состояла только в том, чтобы быть как можно более адекватным ей. Это, конечно же, не означает рабского следования тексту оригинала. Нет, это как в случае с природой и жизнью. Важно найти наиболее неискажающий квантор перевода.


*

Память о первой любви
Словно хлысты и крапива
Жалящие
Белое платье в крови
У покосившейся ивы
Приречной
Последственный мрак заоконный
Звуки чудные – не конный ли
Проскакал

*

Расцветает безумный цветок
На досаду в саду ли, в аду ли
И шумит неземной водосток –
Господи, и взаправду надули
Обещали покой и прострацию
Нирвану
За мученья! ан нет – инкарнация
Новая
Ещё пущая
С понижением в статусе

*

Целовать я смерть не стану! –
Это почему же? –
Вот такой мой есть каприз! –
Это почему же? –
Как-то вот меня не тянет! –
А куда же тебя тянет? –
А тянет головою вниз
Повисеть! –
Так это вот и значит – целоваться со смертью

*

Я лежу с головою зарытой
Обещают найти и отрыть
А предложат взамен что? – корыто
Где способно лишь кости сложить
Обученные! –
Да и мы сами-то лучше немногим
Живём! –
Так зачем же вам было убогим
Обещать
И откапывать

*

Чуешь дыханье небес
Чувствуешь холод долины
Видишь, туманится лес
Слышишь Назианзина
Слова:
Все мы – следы на песке
Польза в слезах и тоске
Окончательно смывающих
                        и эти слабые,
                        лукавые следы

*

Жить с женщиной-уродом –
Оно не всё одно
Оно лишь входит в моду
А я уже давно
Живу
Как Ленин с Нахтигалем
С Осой Архистратиг
Они лишь постигают
А я давно постиг
Ось земную

*

Вот, привидятся дивные твари –
Муравьиная кошка, а то
Конь гуляет в шикарном пальто
Или Щорс с Лорелеею в паре –
И что?
Ничего, и похуже морока
Приключалася с нами – и к сроку
Всё испарялось
А ежели не испарится –
Значит, так и надо
Так и будет
Так и жить станем

*

Стихи читаю звЕрям
И разным грызунам
Уж и не знаю сам –
Зачем
Наверно, чтоб проверить
Что-то
А вот и не осталось
Ни строчки, и усталость
Мгновенная
Одолела





По мотивам поэзии Мишукова
Лондон * 1995

Предуведомление

        Это последний сборник серии. Пора от этой полувурдалачьей привычки возвращаться к самостоятельному существованию. Самому вдохновляться чем-либо, самому находить отправные образы и слова. Ну что же, это нам не впервой. Было у нас уже такое. Но и всемирная страсть единения, даже выраженная, может быть, в такой экстравагантной и пугающей форме, как вурдалачество, – все равно есть знак всемирного тяготения всего ко всему. Ну, что же, теперь пойдем другим путем. Вынуждены пойти другим путем.


*

Тихо ягодки кладём
Чёрные
В древние корзины
И бредём себе, бредём
Вот уж за осины
Дальние
Забрели
Я оглядываюсь вдруг
А ты уже как странный жук
Нездешний
Ползёшь

*

Я чаю заварю
Задумаюсь над зверем
И к своему зверью
Внутреннему
С неменьшим доверьем
Отнесясь
Скажу с какой-то грустью:
Я – бабочка! и пусть я
Поживу немного

*

В ночи позвякивают петли
Дверные
И кто-то лёгкими стопами
Под доскам струганым ступает
И мысль дурная: Не запеть ли
Реквием? –
Промелькивает
Пока начальный лишь кусок
Припоминаешь
Всё тихо, как вода в песок,
Уходит
Испаряется

*

Шорох дождя по кровле
Да поскрипыванье двери
Да просвет в окне, и кроме –
Ничего! но я не верю!
Не верю!
Быстро оглянусь, как тать –
Никого! но я опять
Не верю

*

И речь ручья так непонятна
И дерева не обойти
Вокруг
И на траве густые пятна
Тёмные
И я – как будто лет шести
Девочка
Прогуливаясь у ручья
Смотрю: а я совсем ничья
Ну просто совсем, совсем ничья

*

Казалось бы – комар простой!
Встреча над прудом деревенским
Встретил – и ладно! но постой!
Постой, а не прокол вселенский
Ли
Это
Словно обряд, а за обрядом –
Неисчислимый и наглядный
Вакуум





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Тексты и авторы"
Дмитрий Александрович Пригов

Copyright © 2002 Пригов Дмитрий Александрович
Публикация в Интернете © 2006 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru