Комментарии:

Журнал для чтения.
М.-СПб., 1998.
На обложке: Евгений Дыбский "Композиция".
ISBN 5-85677-003-X
С.59-61.

Егору Перову

Белое говорит на языке прошлого каждой вещи, включая, например, воздушные шарики или скамейку в парке, неподалеку от школы. Белое говорит на непонятном каждому языке. Белое незаконно пересекает границы моей книги, когда я пишу, получает вид на жительство, когда ты закрываешь ее на последней странице. Научиться понимать этот язык без того, чтобы листать Помощника, Словарь, снящийся мне каждую ночь, особенно зимой. Превратить чтение в легкую радость, праздник сердца, тела.

Чтение вообще, чтение в транспорте, чтение со словарем, чтение со словарем в транспорте, чтение вслух, чтение про себя, английский со словарем, читаю-перевожу, но не говорю, потому что легионеры Марцелла вырвали мне язык и сослали на рудники, в болота Малой Азии да, я, Овидий Назон, застрелил шерифа Ноттингема, но я не убивал Помощника, и, клянусь, это была самозащита.

Овидий (перечитывая метаморфозы) - был для него талантливым куплетистом, не более. Своего рода Галичем - такие люди, в сущности, персонифицируют вытесненные империями неврозы. Ну, кончаются такие вещи, известно, плохо. Чемодан - вокзал - Израиль, эмиграция (читай автономные комплексы), потом подрывные радиостанции, бибиси по вечерам - и пошло-поехало: перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира, mass media в руках варваров. И вот, в один прекрасный день здоровенный громила (впрочем, громила этот - одна из ранних инкарнаций Алариха) одним пинком отправляет античность в выгребную яму исторического люфт-клозета и за уши втягивает империю в Средние Века.

Ну, потом, натурально, все, что полагается: города, корпорации, мануфактура, разделение труда, товар - деньги - товар, первоначальное накопление капитала, две-три мировые войны - на широкую ногу, чтобы не стыдно было детям в глаза смотреть, период реконструкции, постиндустриальное общество, Маклюэн, хиппи, горбачев, ельцин.

Овидий здесь для нас ключевая фигура. Подумаешь, пожмет плечами искушенный читатель. Ну куплетист, ну достал Императора - не сколько, собственно, даже куплетами, сколько гаденькими замашками провинциального оппозиционера в вечно мятой несвежей рубашке с обтерханными манжетами. Бесконечные интервью подпольным газеткам в Паннонии, болтовня о гражданских правах, о якобы переполненных политических тюрьмах; какие-то темные дела с византийскими спецслужбами, несомненно подкармливающими международный терроризм... ну прекратите же, прекратите, у Императора болит голова, у Императора мигрень, оставьте Императора в покое. Вот, скажем, Североамериканские Соединенные Штаты вообще практикуют республиканскую форму правления - значит, обходятся без Императора. И неплохо, между тем, живут. Референт, пятясь, удаляется, слуга-нубиец с поклоном закрывает дверь.

Овидий здесь для нас очень важен. В Империи неурожай, государственные зернохранилища пусты. Это, естественно, вызывает новую волну политических преследований. Обыск, предупреждение, подписка о невыезде, арест (следственная тюрьма на окраине города). Пожар в студии уничтожает первый вариант "Love Science". Уцелевшие чудом фрагменты признаются порнографическими и развращающими общественные нравы и сжигаются на заднем дворе съемочного павильона хмурыми личностями с неясной ведомственной принадлежностью.

Овидий меряет шагами одиночную камеру. Створка приоткрывается, возникает глаз женщины-охранника с непривычно вертикальным зрачком. Дверь со скрипом распахивается, обладательница пугающего зрачка проскальзывает вовнутрь, дверь захлопывается. Торопливо сбрасываемая сизая форменная туника (погоны с оскаленной волчьей пастью), арестантская роба с нашивкой ООП (Особо Опасный Преступник); скрипучие нары: иллюстрация к общедоступному варианту "Kаma - sutra" (Лондон, 1868, Издательский Дом "Lloyd & Brother"). Отвернемся. Не подобает.

Обратный хлопок двери. Император сидит на ложе, раскачиваясь, Обхватив голову руками. Юлия, Юлия, о Боги! Дался же тебе этот похотливый козел Котта, дружок куплетиста. Газеты, о Боги, - по всей Империи утренние газеты с аршинными издевательскими заголовками "Котта Максим: новый член императорской семьи?", "Принцесса Юлия. Медовый месяц с содомитом." "L´Informacione" публикует фоторепортаж о похождениях Котты (Пулитцеровская премия за 2-й год) - Котта в компании трех смазливеньких мальчиков, Котта в гей-баре "У Петрония", Котта с совершенно пьяной Юлией пытается прорваться на полуподпольное выступление Овидия в одном из ночных клубов. Юлия плачет, запертая в одном из дальних покоев. Пресс-служба Императора распространяет через информационные агентства "опровержение гнусных слухов, направленных на свержение царствующей семьи и подрыв общественных устоев". Объявленный в розыск Котта как сквозь землю провалился. Паника на бирже, фондовый рынок на грани краха.

Овидий, внимательно наблюдающий сейчас за полетом ласточки в квадратике тюремной решетки, здесь для нас не так уж важен. Беллетрист, в сущности, так, чтение в транспорте, полистать книжку по дороге домой с работы, услада вдовствующих домохозяек.

Но император читает его как бы держа в руках раскрытый словарь, переводя каждую фразу на белый, легкий до умопомешательства канцелярит. Белое говорит на языке непонятном каждому. Государственный цензор занимается не крамолой, а пробелами, полями страниц, внутренностями буквы О. Все это и составляет сущность простых книг, используемых для упражнений в чужой лексикографии, да, я, Овидий Назон, гражданин Рима, такого-то числа месяца года застрелил в Далласе, штат Техас, Джона Фитцджеральда Кеннеди, президента Соединенных Штатов Америки, Первого Космонавта, автора "Alice through the looking-glass", Императора, владевшего всеми наречиями со словарем, читавшего и переводившего мои книги на миллионы языков Империи, над которой никогда не заходит солнце, да, но клянусь, это была самооборона, Помощник остался жив.





Следующий текст Станислава Львовского