Есть вещи безошибочные и есть вещи проблематичные. Водка, например, – безошибочна, а какая-нибудь текила – проблематична. На мой взгляд. Впрочем, может появиться некий мексиканец с огромным мачете и в два счета доказать мне обратное. Они, латиноамериканцы, такие – их маисом не корми, дай только продемонстрировать относительность истин в человеческом мире. Таков Борхес. Таков, в сущности, Кортасар. Последний, правда, маскируется – моделирует "позитив"; предлагает возможности гносеологического прорыва – то с помощью трубы Сатчмо, то посредством автомата Фиделя. Но в лучших своих вещах он честен, а значит – горек. Достаточно вспомнить его "Слюни дьявола".
"Истории о хронопах, фамах и надейках" не относятся к лучшим сочинениям Кортасара. Но именно они породили массу стилизаций в советской литературе. Популярность кортасаровских "хронопов" сродни популярности идей Фрейда. И то и другое – редукционизм, опрощение сложного, сведение многообразия к двум-трем типам, двум-трем комплексам. Между прочим, сам глава "венской делегации" увидел бы в этом проявление типичного инфантилизма, страха перед "взрослым миром". А Борис Михайлович Парамонов добавил бы, что таковой инфантилизм – характернейшая черта русской культуры, так сказать, ее вечная ювенильность.
Дети (почти все) любят сказки. Взрослые читают рассказы. "Русские мальчики" (и девочки) создали новый жанр – "рассказки". Чисто формально его прототипом можно считать сочинение Авла Геллия "Аттические ночи", особенно историю о беседе Александра Македонского с пожилым скифским пацифистом. Популярность кортасаровских "хронопов" в Советском Союзе была подготовлена анекдотами Хармса; точнее, не столько Хармса, сколько "под Хармса" (их сочиняли в начале 70-х гг. какие-то московские художники). Помните? "Лев Толстой очень любил детей". Вадим Демидов придумал этому жанру название – "хармсинки". Людмила Петрушевская сменила содержание: историко-культурное на лингвистическое. Кажется, волна новаций и усовершенствований растет, впрочем, как и популярность жанра*. Неизменно одно – детское желание разделить мир на "тех" и "этих", "хороших" и "плохих", заговорить его "птичьим языком", упросить дедушку не убивать Павлика Морозова, бросить спасательный круг тонущему Чапаю, раздобыть волшебную палочку и заказать бессмертие себе, маме, Сашке, хомячку Мэрфи (а себе еще и каратистские способности Брюса Ли), в общем, сделать мир ненастоящим, невзаправдашним, подчинить его своим (добрым! справедливым!) правилам игры. Этим занимается Голливуд. Этим занимаются авторы разного рода "хармсинок" и "рассказок". Этим занимается Майкл Джексон.
Кстати, вот прекрасный зачин для нового цикла "хармсинок": "Майкл Джексон очень любил детей..."
* Даже в визуальных искусствах: например, Комар и Меламед. Вообще, соцарт представляется попыткой сделать, в общем-то страшную, советскую жизнь нестрашной, даже веселой. Психологи- чески это понятно. А эстетически?
Продолжение книги "Профили и ситуации"
|
