Леонид ЗЕЙГЕРМАХЕР


        Прохожие и Время в ребусном плаще
        Длинные рассказики

        *

            Человек ел яблочный рулет. Его соблазнительный аромат будоражил его черепную коробку. В клешнях человек держал золотые вилочки. Он улыбался каждому кусочку. Пропитанный шоколадом и ванильным сиропом, покрытый клубникой, хрустел орехами пирог. Костяной человек отражался в трех зеркалах. Сливочный кекс был очаровательный. В нем были кусочки дыни и мед. Человек ловко разрезал торт ножичком и зацепил лопаточкой. Его огромные рога заколыхались. Человек обожал именно такое великолепие – каждый кусок пирожного был именно разный. От удовольствия глаза его мертвенно загорелись. Поедая этот пирог с сотнями странных кондитерских украшений – в виде глаз, например, – он ощущал власть. Все было беззвучно и уныло-серо вокруг, но этот пирог был воистину праздничком для души. Он хрустел на зубах, как стекло ампулы, он выглядел то как пустыня, то как густой каменный кисель из домов. Его было интересно (необходимо) поедать. Из пасти человека полыхнуло огнем, и он исчез. На сцене возник желтый автобус. Старухи и контролеры, старухи с детьми, старухи и старухи. "Вы на следующей выходите?" "Передайте на компостер." "Вам торт перевязать ленточкой?"

        *

            Зачем я пришел в этот мир? Утомленное философствование не показывает ответа. Понаблюдать? Сконцентрироваться редко когда удается. Параноидальное бумажное искусство бедно смыслом. Многословие и обыденность – вот все, что возникает в серой каше, а рука переносит это на бумагу. Многострадальную. По пути это окутывается в завуалированную оригинальность. Поищем ответ в снах. Мистическая ночная дымка, принесенные тайные образы. Так зачем же все-таки я родился на свет? Проклятый будильник, зараза, не дал услышать. Ну-ка, угрюмо сгорблюсь и начну озираться по сторонам, шевеля тяжелой челюстью. Может быть, в этом смысл? А если руки в карманы? Дневник, который сохранил яркие и шумные мои образы, голубой ветерок воспоминаний, ангельское пенье кузнечиков и шелест травы, белые нежные облака – иногда перед сном хорошо откупоривать эти маленькие кубики с запахами цветов, моря, с таинственными видами и удивительными звуками. А в ответ на тупой вопрос: А для чего мы живем? – посмеиваться в пшеничные усы. Пить пиво, естественно. Вокруг лежат щепки и стружки и погнувшиеся гвозди. Пахнет деревом. И даже в этой полутемной каменной комнате где-то живет весна. Надо ее почувствовать. Кстати, что это я все о себе да о себе? Поговорим о веселых жильцах многочисленных каменных шкафов. Они сварят суп, посмотрят ящик, почитают что-либо на сон грядущий. А вот я вчера во сне ВИДЕЛА, как одна женщина превращалась в рыбу. Страшно так. Я говорю, это все на суше происходило или в воде? На суше. Тогда не бойся. Но она такая страшная. Она вот так рукой сделала, и у ней появились плавники. Все равно не бойся.

        *

            В коридорах улиц, в шкафах домов затерялась старинная аптека. Здесь нет ничего зловещего, одна лишь таинственность. Зайдет в аптеку случайный больной, продавец отпустит ему черных неумолимых капель или сока черных ягод, а может, черного порошка, и тот уйдет с заветной баночкой. А многие пройдут мимо кованой тяжелой двери. Нет, серьезно? Вернется прохожий домой, отбросит всякое поскрипывание, попьет чайку, прочитает Чернышевского, еще чаю? Он уже достаточно изучил жизнь, чтобы начать себя уважать. Он спокойно, размеренно говорит, передвигаясь из одного угла в другой, уже не обращая внимания на часы. Перед его глазами предстают обычные в таких случаях барельефы – гипсовые драконы, девы и змеи. Когда он теряет одного собеседника, показывается новый. Иногда мне кажется, что он ведет счет всех полосок пространства, его усердная тщетность сразу же видна. Я не буду говорить дурацких заезженных фраз, вроде этой: "Навстречу ему двигалась фигура в черном платье". Я хочу, чтобы читатель сам увидел обреченность этого человека. Тысячами неуловимых намеков пойманный в западню, и дело тут вовсе не в купленном яде. Синие длинные тени всегда тянули его под землю, но он сопротивляется. Башни, сложенные из детских кирпичей, другие огромные игрушки преследуют его, и он не видит выхода. Собака времени сопровождает слепого музыканта. Гримасы барельефных дев. Он ощущает нестерпимый холод их гипсовых зубов. Его ждет то же самое, если он сейчас не проснется.

        *

            Маленькая девочка крутит импровизированный глобус, а мальчик втыкает в него крошечные иголки. Эти дети – землекоп и Судьба. Землекоп давно служит у Судьбы. Он весь потрескался от времени, но силы хватает, чтобы пораньше встать (кто рано встает, тому бог подает), взять свою верную лопату, с которой он вырос, и приняться за работу. Холмы и ямы. Шуршит лопата в земле. А в краткие минуты отдыха – в детстве – кто запретит повращать немного глобус? Глобус цепляется за невидимые крючочки. Пусть дети играют. Все вибрирует вокруг. Теперь уже ведьма вонзает свои огромные ржавые иглы в поверхность земли, а бастард коричневыми ручищами все ускоряет вращение. Землекопа зовут Бастард, и он любит блеск своей лопаты. Изнутри все это похоже на школу. Идет урок географии. Прилежные школяры ждут. У каждого свой единственный – новенький – волшебный билет. Школяры ждут красной закорючки. Только снаружи это совсем не похоже на школу...



Очень короткие тексты: В сторону антологии. – М.: НЛО, 2000. – с.327-329.
Впервые – сайт "Лавка языков".


Дальше по антологии   К содержанию раздела
  Современная малая проза  

Copyright © 2004 Леонид Зейгермахер
Copyright © 2004 Дмитрий Кузьмин – состав