Однажды Саша прикинулся глупым, что ничего не понимает.
        А Таня ему говорит:
        – Тебе сколько сарделек варить?
        – А что такое "сарделек"?
        – Сарделька, – улыбнулась Таня, – это такая кишка, куда пихают всякую всячину, а потом это варят или пекут в костре, поют песни и целуются.
        – А что такое "кишка"? – спрашивает Саша.
        – Кишка, – отвечает Таня, – это такое насекомое, которое заводится в организме, и иногда очень болит.
        – А что такое "костер"? – задает вопрос Саша.
        – Костер, – говорит Таня, – это огонь, произрастающий из ящиков от апельсинов. В огонь можно смотреть вечно, как в мои глаза. Огонь горит и доказывает этим вечность и любовь. Огонь говорит нам, что есть на свете то, ради чего стоит ездить на велосипеде и писать стихи. Воровать яблоки и торговать цветами. Смотреть на часы и вертеть головой. Читать книги и гладить рубашку. Вот что такое огонь.
        И тут Саша сдается и говорит:
        – Ну хорошо, Таня. Пусть будет так. Я буду вечно смотреть в твои глаза. Я буду хрустеть сарделькой, когда ты сидишь напротив плиты и обижаешься. А когда плита треснет, и звон деревьев будет владеть миром, я обниму тебя, и мы уйдем туда, где горит огонь, горит огонь и горит огонь.

        Я видел снег. Он падал на меня, а я шел и поскальзывался и тоже падал, и тоже, наверное, на кого-то. И, скорей всего, подо мной тоже кто-то шел и тоже поскальзывался и тоже падал, и опять на кого-то, и этот кто-то тоже шел под ним, пробираясь к такси с любимой девушкой (которую мы непременно назовем Иркой) ловить машину, чтобы уехать домой с пьянки, и поскальзывался, и падал на кого-то, кто шел под ним, тоже поскальзываясь с Иркой к машине, чтобы уехать домой с пьянки, и тоже блестел, пролетая мимо желтых фонарей, взметаясь при порыве ветра с крыши, похожий на брызги воды, и падал, падал на парочку, бредущую к Тверской с вечеринки, желающую поймать машину, а не поскальзываться и падать на кого-то, кто бредет один, потому что одному брести плохо и грустно, и даже снег не радует одного, а когда снег не радует – это совсем нехорошо и неправильно, и бредешь к опостылевшей улице поймать опостылевшую машину, поскальзываешься и падаешь снегом и лежишь бриллиантами под ногами у нас, а мы идем, идем, идем, поскальзываемся и падаем на кого-то, кто тоже, и это уже очень хорошо и правильно, потому что мы вдвоем идем и сейчас поймаем (я уверен, водители думают, что это они нас ловят, а не мы их) и поедем домой, – такой я видел снег.