- Вавилон: Вестник молодой литературы.
- Вып. 5 (21). - М.: АРГО-РИСК, 1997.
Обложка Олега Пащенко.
ISBN 5-900506-67-3
c.67-73
/раздел "Впервые в Вавилоне"/
Москва
|
|
Обложка Олега Пащенко. ISBN 5-900506-67-3 c.67-73 /раздел "Впервые в Вавилоне"/ |
СОНЕТ
Поэт, потея, кошкину хвосту
Вменяет форму арфы или руны,
Меняя простоту на красоту.
А кошка пшикает, топорща струны.
Халат окна запахнут, и атлет,
Развесив анатомию на стуле,
Проводит время с кошкой тет-а-тет,
Печально грезя о каком-то дуле.
Эстет, как на зеро, на керогаз
В мансарде ставит предрассветный кофе,
Скользя бессонной чернотой у глаз
По корешкам поэм и философий.
И кошку, взгромоздив на шаткий стол
(Поскольку человек он неимущий -
Она и пресс-папье, и дырокол),
Пытается кормить кофейной гущей.
Не разрешив: глазунья иль омлет,
Разнообразит рацион картошкой
Уставший от яичницы брюнет.
И пистолет ему готовит кошка;
И розовой точилкой языка
До блеска лижет механизм курка.
* * *
Как черен этот яд,
Но как
он
сладок!
Уста мои хранят
Их отпечаток:
Похожих на изгиб скрипичных
Спинок,
Чуть-чуть асимметричных
Половинок.
* * * распространяется на весь город вплоть до этого грязного N-этажного дома, где живут совершенные уж подонки. А дальше и города-то нет - такой дом стоит последним. И то ли на темном пыльном стекле масляной краской, то ли слышится: глухо поют из-за полуприкрытой двери: Тридцать лет ты проходишь здесь И ты обходишь его стороной И жженую пробку трут - где вино греческое означает, что пьют, на самом деле, коньяк; табак греческий - то, что там собираются курильщики опиума; жженая же пробка и то, что ее трут, - мы не можем сказать, что сие в точности значит, но образ все-таки для нас приемлем: пачкающее и липнущее на пальцах. Но, может, там вовсе и нет этих слов, но ощущение - определенно - есть. И ты, не знающий и не знавший покуда привратника Александра И ты, незнающий и пришлый, желая пропустить стаканчик вина, спускаешься мимо похожих друг на друга мужчин, стоящих под навесом (по одному - на две ступеньки), не понимая, почему они не входят в пахнущее сыростью и кислятиной черное между полуприкрытой дверью и притолокой, и говоришь туда эх бы мне стаканчик, но оттуда тебя толкают первый раз (Александер?), а потом уже передают вверх по лестнице под навесом те, мимо кого ты так прошел, бодрясь, бросая мельком взгляд. И ты уже - я все понял, мужики, - по порядку передан к последнему и спрашиваешь у последнего, кто последний насчет (тут ты вворачиваешь нечто из жаргона, правда, пятнадцатилетней давности, других мест, да и слово-то не то). Они ухмыляются твоему варварству, вся сцена выходит какая-то варварская. И в этот горячий полдень ты не в силах уйти найти другое место, прикованный своим пижонством к этому небезопасному стоянию; и, показалось, это уже солнечный удар, но, кажется, это уже стоишь в прохладном: свет-электросвет, и улыбается щеками (мясо, мясо, а вот кому мяса?) в классическом переднике за стойкой Оксандра, будто и не он пребольно пихнул в солнечное сплетение солнечным получасом раньше, и, стоя на солнцепеке, показалось: уж не удар ли? но, кажется, но, возможно, это и не он вовсе сорудовал ручищей, ведь, огромная, она - как у кота лапа, а сунул сухо под ребра своим кулаком-локотком Алессандро, хотя у него тоже кула-чища, даром что востры. В таком случае неясно, куда Алессандро подевался сразу же после открытия и появления Оксандры, и кто же тогда Александер? - и дальше всё в том же духе, всё смешивается в доме, мешается всё и смешит в доме который построил пластинку поставили: жили на кубе два мальчика: Хосе и Эрнесто неужели только два?! два, два только остров не Куба, не Куба два брата сейчас сейчас ну хоть вы-то не уплывайте! Геракл и Гераклит. ПОПУЛЯРНАЯ КИНОЛОГИЯ В КАРТИНКАХ Киноновелла Грязная кухня. Пока камера знакомится с деталями общего хаоса, из комнаты доносятся голоса двух мужчин (судя по странной схожести тембров, это братья): Кухня. В джезве поднимается аппетитная шапочка закипающего кофе. Точно такой же голос из комнаты: В комнате, сидя на диване, молодой человек пьет из чашечки. На табурете перед ним - пепельница с зажженной сигаретой и кружка с кофе. М.ч. со стоном валится лицом в некогда белую подушку. Но не успевает коснуться, как камера вновь принимает его точку зрения. Надвигается подушка, и вот мы уже различаем структуру бельевой ткани. Дальнейшее напоминает рекламу стирального порошка. Голос за кадром: "Вот что будет, если применить стиральный порошок". Частицы порошка промывают ткань, и она становится белоснежной. Голос за кадром: "А теперь попробуем "Анютины Колбаски"". В кадре появляются звездочки, расчленившие месяц, и с веселым и заговорщическим видом просачиваются сквозь ткань. Станция напоминает декорации к фильмам Лукаса. М.ч. поднимается на эскалаторе. Подходит к видеолотку в вестибюле. Жуликоватый продавец голубоватой наружности приветствует его как старого знакомого. То, что находится вне станции, от города, в обычном понимании, отличается почти повсеместной соединенностью невысоких домов разноуровневыми переходами на сваях. Молодой человек быстро идет по многократно поворачивающему коридору в сопровождении "Знакомца". (Знакомец никогда не появляется в кадре целиком, но всегда - частями. Постепенно можно сложить впечатление, что одет он в черное драповое пальто, носит шляпу "пирожком" и аккуратную черную бороду.) Останавливаются на углу. Дальше коридор идет двумя равноценными рукавами: прямо и направо. М.ч. и знакомец едут в лифте. Выходят на улицу. Наблюдают следующую картину: на обочине проезжей части стоит машина, похожая на каток-асфальтоукладчик. Метрах в двадцати от него к дороге трусит собака. Как только она сходит с тротуара, каток с неожиданной скоростью снимается с места и, ловко размазав собаку, занимает исходную позицию. Та же участь постигает еще двух собак. М.ч. (в шоке): Что это?! В это время каток поражает особенно крупную собаку, но, чуть запоздав, сминает только заднюю ее часть. Собака неестественно кричит, перебирая передними лапами. Собачники немного сдают назад. М.ч.: Но это же ужас! Извращение! Каток накрывает собаку целиком, та хлопает, как пакет, и, как ни странно, ляп крови попадает на правую руку м.ч., стоящего метрах в пятидесяти от места расправы. Перебивка на пару секунд: тускло освещенный желтой лампочкой подвал. На полу два простреленных мужских тела. М.ч. (там же, на улице, борясь с тошнотой, нервно отирает руку платком): Что ты несешь? Бред. Случайно брызнуло... Снова подвал с двумя простреленными мужскими телами. М.ч. вытирает платком лицо и руки, в правой - пистолет. К камере через пустырь бежит м.ч. Далеко позади - двое. М.ч. подбегает вплотную к камере. М.ч. выбирается из телевизора в свою комнату. Поворачивается к экрану лицом. Экран выпучен в комнату, как мыльный пузырь. Там бегом приближаются двое вооруженных полицейских. М.ч. пытается выключить видео. Что-то заело, и он добивается лишь того, что фигуры теперь движутся в рапиде. Первый взгляд продавца видеокассет явно выражает удивление и разочарование, но спешно сменяется сладенькой улыбкой. М.ч. спускается на эскалаторе. Обычный поучающий бубнеж из динамиков. Обычный, кроме последней фразы: "... При входе и сходе с эскалатора не щелкайте клювом". Молодой человек от неожиданности открывает рот. Подошвы ботинок затягивает в "расческу". Молодой человек дико ревет, когда туда же уходят пальцы ног, и смолкает, лишь когда дело доходит до бедер. М.ч. резко просыпается ногами на подушке. Встает, морщась от пережитой боли. Включает в сеть неоновую рекламу на полу. Комната освещается голубым сиянием. М.ч. идет на кухню. Открывает холодильник. Босая нога раздавливает ампулу с мышьяком. М.ч. достает пакет молока, жадно пьет. Молоко течет по небритому подбородку, льется на пол, смешиваясь там с кровью. М.ч. медленно оседает, сидит, оперевшись на холодильник, удивленно рассматривает окровавленную ступню. Заваливается на бок. Комната. Звонит телефон. На полу горит слово "Диета". "Вавилон", вып.5: |
| Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Вавилон", вып.5 |
| Copyright © 1998 Андрей Чернышев Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |