Александр ИЛЬЯНЕН

ИСТУАР Д`АМУР

Фрагмент романа
"У нас он офицер (Четвертая книга)"

        РИСК: Альманах.

          Вып. 1. - М.: АРГО-РИСК, 1995.
          Обложка Ильи Васильева: Жан Клод ван Дамм (слева) и Лукас ван дер Лейден.
          C.23-33.

    вместо предисловия
    (глава "Мистэр дю метье")

      в августе моя болезнь - рюм де фуэн -
      немного ослабла
      я посмотрел на белую гвоздику на столе
      и подумал: пора собирать четвертую
      книгу

      ...

      жанр этой книги - "четвертая проза"

      ...

      т.е. это проза где признаются:
      "я - китаец"

      ...

      ее обычно пишут (начинают писать) в
      августе после болезни

      ...

      это то что пишется после третьей книги

      ...

      это: "опыты в стихах и прозе"
      подражание Батюшкову: офицеру, библиотекарю,
      сумасшедшему

      ...

      т.е. это не что иное как "шуа де текст"
      "избранные тексты" написанные в ожидании
      нового творческого состояния (перед
      пятой книгой)

      ...

      на первый взгляд это торжество псевдостиля
      (лжестиля)
      но в некотором таинственном месте книги
      автор преображается и предстает в своем
      истинном виде - как Спаситель на Фаворе
      те немногие которые увидят преображение
      писателя упадут закрыв голову руками
      или отпрянут в удивлении

      ...

      как сказал бы поэт: "...и финн" уже написан

      ...

      да: меня покинула моя книга
      она покинула мою мягкую писательскую утробу
      и ей еще предстоит узнать этот
      мир
      я возгордился гордостью женщин разрешившихся
      от бремени: улыбался как они: виноватою
      глупой улыбкой
      воображая себя "писателем" т.е. надев шведские
      бархатные брюки, желтую рубашку
      ездил читать из романа в библиотеку им.
      Скворцова-Степанова у Варшавского вокзала

      ...

      сбылось и пророчество поэта: ...и оставит друг

      ...

      в голубчике пробудилась святость и я не мог
      больше прикоснуться к его непорочному
      телу

      ...

      не терпится сказать что случится с ним в октябре:
      после мытарств аскетической жизни на чердаке с
      бомжами - работать он не мог из-за своего
      аристократизма духа а жить на содержании
      не позволяла святость - как в свое время
      Раскольников пришел к каторге и Евангелию -
      так и голубчик найдет спасение в таинстве супружества

      ...

      этого искренне желал и я, но мало в то верил
      зная характер моего друга
      (о нем еще будет речь)

      ...

      я остался без друга
      точнее: без его тела

      ...

      т.е. после нашей взаимной - друг другу -
      измены мы стали платонические друзья:
      от окончательного разрыва удерживала
      прежняя страсть - о то была настоящая
      страсть! - и взаимное чувство вины

      ...

      Ирина Львовна вдруг вышла замуж за Геру

      ...

      Митю соблазнила девочка похожая на рыжего
      лисенка, на ангелочка или англичанку

      ...

      в воздухе созревала атмосфера новой книги

      ...

      и я в свое время как иные художники
      стоял перед буридановым выбором:
      объявить себя сумасшедшим и даже
      дать поместить себя в психиатрическую
      лечебницу или вести здоровый образ
      "жизни" т.е. служить в армии

      ...

      ср.: Ван Гог делится сомнениями с братом
      перед тем как наконец решится объявить
      себя безумным и позволит поместить
      в психиатрическую клинику Сен-Реми:
      "Я был бы почти счастлив... это в самом
      деле выход для меня - завербоваться на пять
      лет в Иностранный легион. Кажется, туда
      принимают до сорока лет. Я здоров телом и
      сейчас в отличной физической форме. Если
      я стану солдатом, то это пойдет мне только
      на пользу"

      ...

      когда вы сделали выбор для себя:
      т.е. пошли в армию и остались там служить...
      и служите пятнадцатый год и как будто по
      привычке идете в баню на Марата
      то не знаете что вас там ждет!


    истуар д'амур

      мы встретились с тобою в бане

      ...

      баня это уцелевший чудом островок Святой Руси

      ...

      там до сих пор не выветрился русский дух:
      дровяной (липовый, березовый, дубовый...)

      ...

      среди торжествующего урбанизма уцелевшая
      Русь

      ...

      во Франции публичных бань не найдете

      ...

      льется вода как в святом для индусов Ганге

      ...

      очищается русский человек телом и душой

      ...

      в бане еще дух квасной (если нальют кваса
      на камни)

      ...

      в бане жарко как в Индии

      ...

      баня это воспоминание о Индии

      ...

      баня и русская печь согревают русских как
      солнце, нет: помогают солнцу зимой
      это зимнее солнце

      ...

      я озяб как француз и соскучился по людям и
      забрел в маю баню на Марата которую построили
      на месте церкви, ее я смутно еще помню, гуляли
      там часто с бабушкой

      ...

      я лениво разделся и увидел вошедшего юношу
      подумал: какой красивый
      "еще не угадав, не зная, не любя"
      мы оказались в русской парной как на Таити

      ...

      сейчас я вспоминаю записки Гогена: он отправился
      в тропический лес любоваться цветами
      и взял с собой таитянского юношу
      нести нехитрый скарб

      ...

      Гоген делается полубезумным от страсти
      надышавшись цветов
      он бросается в прохладную воду ручья

      ...

      как будто мы не знали языка друг друга

      ...

      повинуясь голосу страсти я подошел к нему

      ...

      смуглое тело юноши...
      как я понимаю желание варваров бредущих музейною
      залой несмотря на табличку-табу "Донт тач"
      прикоснуться к прекрасному мрамору

      ...

      несмотря на табличку "Донт тач" забыв о
      музейной старухе внутри меня с ее визгом: не трогать, не трогать
      я прикоснулся

      ...

      удивленный голос и удивленные прекрасные глаза:
      что ты?
      но как статуя не сдвинулся с места

      ...

      очевидно мое спокойствие и тепло передались ему

      ...

      он был возбужден

      ...

      самое удивительное: мы были как на острове одни
      и эти секунды тянулись
      прогулкой Гогена

      ...

      пойду в душ, здесь жарко, сказал юноша
      я немного побуду еще
      ответил я

      ...

      как томительно все доводить до "кларизма"

      ...

      не лучше ли в темном зале себя самого
      крутить все эти картинки
      в ностальгическом упоении

      ...

      какой-то долг повелевает крутить это все
      еще для кого-то

      ...

      он своей неожиданной красотой преобразил
      эту жалкую баню и меня

      ...

      в большом зале где все одеваются и раздеваются
      увидев мой взгляд ожидающий он подошел и
      сказал: я подожду внизу

      ...

      "внизу, внизу" полные радости слова

      ...

      "вниз, вниз", вот все мое стремление, во всех
      движениях

      ...

      вечер перед белой ночью: светлый и тихий

      ...

      он говорит что студент и не отсюда
      я говорю что я не студент и отсюда
      он смеется: я думал тебе лет шестнадцать
      я смеюсь...

      ...

      гуляем по переулкам, болтаем

      ...

      заходим в одну подворотню на Колокольной,
      поднимаемся вверх, на последний пролет,
      где окно: крыши и небо

      ...

      вижу и сейчас его профиль:
      на петербургском небе

      ...

      я открываю и крыши и небо

      ...

      квартал мне знакомый: здесь я родился неподалеку,
      в одном из этих домов Гаршин прыгнул
      вниз головой в темноту
      но неба я здесь никогда не видел
      мне хорошо просто так: смотреть не него и говорить
      и слушать и можно прикоснуться к нему: не боясь
      таблички и грубого окрика
      так хорошо и спокойно

      ...

      внизу: хлопанье двери, голоса
      здесь: небо почти

      ...

      я бы слукавил если сказал: раздеваться не хочется...
      о нет: все бы одежды сразу!
      но неожиданность красоты и целомудрие движений
      заставляет забыть суеты лестничной любви

      ...

      вспомнил слова про себя одного знакомого:
      я же не мальчик чтобы любить на лестнице
      (добропорядочный молодой человек, врач
      из кантри)

      ...

      я предлагаю: поедем, здесь недалеко
      (зову в служебную комнату у финбана)
      но надо дождаться девяти часов, у метро у меня
      рандеву: девушка должна отдать книгу

      ...

      слоняемся заходим в сквер у "Эльфа",
      там сидим на скамейке и продолжаем
      болтать

      ...

      спрашивает, читал ли я Фрейда
      я отвечаю: немного читал. Помню только "сублимацию"

      ...

      мне весело с ним

      ...

      идем к метро: спрашиваю как зовут чтобы представить
      девушке, он называет странное имя: Р.
      я ему называю свое. Так мы познакомились.

      ...

      девушка в свое время подарившая мне нарцисс
      приезжает откуда-то снизу, из метро
      привозит мне рукопись, я представляю их друг
      другу. Она почему-то краснеет и очень
      быстро уходит. Нет: убегает.
      Странно, подумалось мне.
      Кажется у всех беззаботное майское настроение

      ...

      Мы спускаемся в метро: там все освещено
      едем в служебный кабинет у вокзала

      ...

      снова выходим на божий свет: квартал у вокзала

      ...

      коротенькая аллея: каштан, серебристые ели

      ...

      Дежурной женщине - без пистолета и портупеи, в платье без затей - киваю на юношу: мой друг пойдет со мной. Беру ключ из ячейки деревянного ящика и поднимаемся на второй этаж. Это и есть дежурная комната офицера в африканской (или арабской) общаге.
      Место экзотическое: звучат песни как в африканской деревне, или поет муэдзин с минарета Каира. Интерьер комнаты отвечает аскетическим нравам дежурного офицера: диван, два кресла: одно кожаное, другое обтянуто зеленой материей, стул, кровать, стол, телефон, две гантели, прикроватный коврик, шкаф... В то время шел ремонт и в комнату натащили мебели: и стулья стояли на шкафу и мне этот мебельный конструктивизм очень понравился.

      ...

      Мы друг о друге знаем лишь то что он студент а я не студент. Хороший тон не велит задавать вопросы. Для меня это место привычное: для него не совсем как и весь этот вечер. Эта арабская музыка за стеной, и потом африканские тамтамы и интерьер комнаты напоминающий келью и эта странная работа (я говорю ему что здесь я иногда работаю) все для него сюрреально...
      У благовоспитанного смуглого юноши не хватает сил "ничему не удивляться" и он спрашивает: где мы? Я отвечаю: в общежитии воспитательного заведения. А кто ты здесь? Меня смешит вопрос. Я отвечаю: воспитатель (смех невозможно удержать). Потом добавляю: у меня одна из древнейших профессий - я толмач. Я и сам понимаю что все это странно и непонятно. Но: задавать вопросы это дурной тон. Человек сам нужное расскажет.

      ...

      У офицеров и монахов те же привычки почти.
      У тех и других бесконечные службы.
      Опыт аскетического воздержания.
      Целомудрие.

      ...

      Исключение составляют городские офицеры:
      т.е. офисье-буржуа: урбанистические в мольеровском смысле
      офицеры т.е. офицеры-горожане
      или: урбанистические креатуры
      с женами, детьми, со всем крамом

      ...

      т.е. как белое духовенство: с попадьями,
      поповнами, поповичами

      ...

      не то подлинные офицеры, живущие как монахи
      в скитах на сопках, точках, дальних гарнизонах,
      кораблях...
      или "странствующие офицеры": по долгу службы
      живущие то среди пустыни, то на море, то
      в крымских горах

      ...

      в душе меня тоже разбирает любопытство насчет смуглого юноши: кто он, откуда. Мне приятны его филологические наклонности, это уже несомненная добродетель. Отвлеченность от натурфилософского, изобретательского, от компьютеров, проводов, всего лишающего человека крох души. Я достаю из портфеля черную книгу: воспоминания Франсуазы Жило, одной из жен (невенчанных) смерчеподобного Пикассо. Там вместо закладки статья из газеты о Жане Женэ, вернее: рецензия на фильм Р.Фассбиндера по его роману "Керэль". Чистый юноша не слышал о нем. Меня эта свежесть искренне радует. Я вспоминаю о своем школярском наивизме, о своей былой незамутненности...
      виржинитэ эстюдьянтин,
      одним словом

      ...

      я извиняюсь перед ним за скудную трапезу: кусочек
      сыра, немного молока... все что имею
      приятно что и юноша не испорчен излишествами
      что ж у студентов много общего с офицерами и монахами
      та же неприхотливость, те же аскетические опыты

      ...

      многое пишется (а в жизни тратится) ради каких-то:
      не каких-то в смысле сомнительных а
      редких минут... когда в озарении любви
      человек узнает о другом и себе

      ...

      я чувствовал что передо мной роковой (в смысле
      Настасьи Филипповны) юноша
      что за внешней сдержанностью, даже виржинитэ
      гибельность рока

      ...

      сознает ли он сам этот свой фатализм?
      (об этом позже)

      ...

      я с тревогой чувствовал приближение грозы
      (душность атмосферы, вот-вот всё небо
      затянет свинцово-синими облаками)
      с детства сидит в голове картинка "Гроза"
      где девочка прижимает к груди или несет на
      спине братика: а небо сверкает, льет дождь...
      как страшно
      в голове офицера с детства живет этот девочкин
      страх

      ...

      страха как такового со спазмами нет
      есть влечение есть интерес

      ...

      нет, здесь не в кайф: как в африканской деревне
      я не любитель экзотики! и ощущений героев и
      героинь (синема) скрывающихся для любви
      в мэзон де пасс (всп. хотя бы бедную
      Бовари)

      ...

      но будет ли другой раз, другое место?
      мучительные сомнения
      возможно, то же примерно думает юноша

      ...

      зачем я прикасаюсь к нему (риторика)

      ...

      вдруг разговоры (такие милые) стихают...
      становится ясным без слов: как громыхание в небе
      провал: темнота

      ...

      ощущение которое я испытал школьником
      когда ехал на велосипеде из одной деревни
      в другую (во время каникул) и был застигнут
      грозой в лесу: почти панический страх
      куда спрятаться от молний: от небесного
      огня
      рядом железный велосипед который притягивает
      молнии рядом деревья притягивающие огонь
      бросив велосипед в кювете
      прячусь в кусты

      ...

      смуглый юноша лежит на дежурной кровати
      и ждет

      ...

      разумеется: голова говорит "здесь не надо,
      как в африканской деревне, или в мэзон де
      пасс. консьержка с собачьим оскалом внизу"
      а пальцы уже расстегнули все пуговицы
      почти

      ...

      одежды (цивильные лишь снаружи, а смысл в
      них: сутаны (или мундир) брошены в
      кресло

      ...

      голова все еще - как безумная - продолжает
      твердить: может не надо... здесь
      кругом эта африканская музыка
      и телефон только и ждущий чего-то
      чтобы зазвенеть

      ...

      голова думает - в параноидальном угаре что-то свое -
      а тело льнет уже к
      другому телу

      ...

      аромат смуглого юного тела пьянит как тропические
      цветы, да: легкий яд тех цветов

      ...

      смуглый юноша "инженю" в делах любви
      одна страсть
      здесь под музыку африканских мелодий по правде сказать
      идеальное место для любви
      но давать уроки любви здесь конечно не место
      в такое время

      ...

      первый опыт любви
      может стать фрустрацией
      для горячего юноши (о этот юг)

      ...

      мне же не пятнадцать лет: любовь на лестницах и
      чердаках, в таких комнатах которые словно не имеют
      стен и открыты для взоров консьержки и негров -
      нет все эти экзерсисы не для меня

      ...

      все это не в кайф: как говорят пятнадцатилетние

      ...

      это настроение: "все это не в кайф"

      ...

      так пишут в мемуарах любил Наполеон:
      не раздеваясь, почти на ходу (дан ла фулэ)
      Я же не Наполеон

      ...

      Наполеон несомненно считал: есть дела поважнее
      любви (как Цветаева) это дело войны

      ...

      я считаю что дело войны это... я не считаю войну вообще делом, это дикое состояние, это продолжение политики, политика это концентр.выражение экономики. Это самое отвратительное завершение непоэтических занятий.

      ...

      все равно Наполеон в своем антиделе великий человек
      и его любили (справедливо) женщины.

      ...

      этому смуглому отроку не мешало бы дать несколько
      уроков любви

      ...

      мне не хотелось чтоб повторялась пастораль
      в служебном пространстве военно-воспитательного заведения

      ...

      я лежу успокоенный, мне "грустно и светло"
      комната кажется "Красным фонарем"
      этот юноша такой (до грубости) наивный в делах
      любви, такой инженю!

      ...

      легкое разочарование: от невозможности дать ему
      несколько уроков любви

      ...

      это мальчишество: быстрее-быстрее, прямо здесь,
      сию минуту...
      хорош и я: со своей головой резонер: а может
      потом, не сейчас... а сутана уже валяется в
      кресле

      ...

      я лежу рядом и глаза затуманены,
      весь в возвышенной грусти и светлом покое

      ...

      юноша мой еще не освободился от страсти:
      глупый, наивный, неумелый!
      вот первый урок

      ...

      тормошу его: уже поздно (с нежностью)
      возьми платок, даю ему мушуар де пош
      из кармана (я уже почти одет)

      ...

      он внешне статный, т.е. сложившийся, не эфеб
      пятнадцатилетний, а в душе...
      и такой инженю: наверное только неумелые девчонки
      любят (потом он признается, что действительно так)

      ...

      вспоминаю еще: моя голова резонерствовала по-фарисейски (с первым встречным, первый встречный это я)
      конечно голова у студентов не для того чтобы думать, а читать учебники
      (сам был такой)

      ...

      я был против хард-секса: из фарисейских
      соображений гигиены...

      ...

      с нежностью говорю: не сердись...
      выходим из комнаты любви

      ...

      он с любопытством читает на дверях португальские
      имена и афр.фамилии

      ...

      я прошу пройти со мной до ворот: надо закрыть железные на ключ, я привратник сегодня!
      (как в обители)
      он читает вывеску: медико-хирургическая академия
      (бывшая, основанная еще при Павле, а здание построено при Александре - объясняю как Вергилий какой-нибудь)

      ...

      меня радует что человек еще в возрасте когда
      вещи и явления удивляют:
      счастливый возраст
      иные его вообще не знают а для многих он:
      лишь короткая пора в жизни
      немногие сохраняют на всю жизнь
      что-то всё познают, и с удивлением читают вывески
      или обнаруживают в себе какие-то свойства,
      какие-то силы...
      как этот мой майский студент

      ...

      той же короткой аллеей: капитан и серебристые ели
      провожаю его до метро. Уже светлая ночь

      ...

      любовь как поэзия ("и робок первый интерес"): да
      любовь как поэзия

      ...

      цифры телефона записаны. "Обещай позвонить"
      (не хочется отпускать такого студента)

      ...

      весь круглый павильон метро - как античный храм
      дружбы - заполнен грустью прощанья

      ...

      он спускается в "подземку", а я выхожу в белую
      ночь

      ...

      сплю в дежурной комнате как и подобает "странствующему офицеру" один
      у меня была арьер-пансэ: я думал что он курсант (волосы подстрижены)
      любить курсанта из одного с тобой военно-воспитательного заведения: в этом есть что-то развратное
      предубежденье подобного рода
      удержало в свое время меня от отношений с Сережей
      (в калужском отеле)

      ...

      это своего рода промискуитет
      в одной военной семье!

      ...

      когда он признался что учится в Театральном
      институте, я был растроган почти до слез
      ведь театр это не только мое увлечение
      с детских лет, мое призвание...
      такая близкая и понятная родственная душа...
      почти как родной курсант (у меня всегда была
      слабость к юным курсантам, со
      стриженными затылками: и в фехтовально-гимнастической школе,
      и в медико-хирургической академии... особенно
      в академии: они тоже в своем роде люди искусства,
      тонкие натуры. П.Н., мой профессор все время
      расспрашивал меня: ну как там... Сгорая от
      нецеломудренного любопытства. Я отвечал ему,
      что ни в казарме, ни в заведениях ни с кем не
      заводил отношений: такое правило.
      К счастью не было никогда сильной страсти которая
      заставила бы меня "переступить"...
      Я знаю себя: я бы не смог удержаться и как Раскольников
      переступил бы, и убил бы в себе
      старуху!

      ...

      о театральный студент, ангел в белой ночи

      ...

      (вспоминая о нашем разговоре с Митей в салоне на
      Якиманке: о непредсказуемом последствии некоторых
      фраз. В книге "Слаще звука..." я упоминал о студенте
      из Театрального института... потом: "артистик" моего
      голубчика, эпизодический персонаж романа)
      как тесно пространство жизни-искусства

      ...

      что ж я не обольщался дав ему цифры телефона:
      разве сам я звонил зная цифры?

      ...

      жизнь продолжалась по привычке: було-метро-додо

      ...

      и вот он звонит в воскресенье: сдерживаю волнение
      и радость и на его школярский "привет, как дела!"
      отвечаю: приезжай сейчас же!
      условились встретиться у метро

      ...

      одеваю меценатские (т.е. дареные) одежды и мчусь к
      метро: он уже там, сидит и что-то пишет в блокнот...
      (выполняет творческое задание)

      ...

      едем в переполненном автобусе

      ...

      проезжаем по мосту: течет река
      внизу

      ...

      вот и мой дом на набережной, в предместье (картье попюлэр)

      ...

      я веду себя очень сдержанно, а дистанс
      он рассказывает мне о предстоящем экзамене: курсовом спектакле (он учится на режиссерском), о своей постановке сказки Андерсена, изображает всё в комнате. Мне интересно и я не смотрю за окно скучая. Ну мне пора, вдруг заявляет он. И любуется произведенным эффектом: сразу видно будущий режиссер... Ты уходишь, жалко лепечу. - Да, ехать далеко, и неудобно возвращаться поздно, я ведь у людей живу. Боже мой, на моем лице полная растерянность. Он сострадательно: ну, ну, я позвоню! - Утешил: он позвонит... природная финская злость (и жестокость) не позволяют мне уговаривать. Спокойно говорю: я провожу. Он растерян. Я улыбаюсь: очень жаль. Видно, что он испытал большие сомнения перед тем как позвонить. Я понимаю: то что он позвонил и приехал, это уже невероятно. В прихожей, где так тесно двум телам, и несмотря на сильное сопротивление их все же притягивает друг к другу, он спрашивает: ты разочарован? - Разве не видно? (вспоминается все то же: как ты красив проклятый!) Идем дальней дорогой к метро, погода чудесная: скоро вечер незаметно станет ночью. Видно что он хочет высказать свое кредо (профессьон де фуа) по "теме": у меня в М. есть женщина. Дурачок милый, ну и что? У меня хорошее настроение: мы идем, мы говорим. Говорю себе: довольствуйся этим. Вспоминаю строки: нет, ночи с тобою мне даже не снятся...

      ...

      утешает всем своим видом меня: какой добрый!
      Редкое сочетание красоты и доброты
      я почти утешен

      ...

      провожаю его далеко, еду почти до центра с
      ним: не хочется расставаться

      ...

      опять грусть прощания: электричка моя...
      позвони! - хорошо!
      какая рука нежная...

      ...

      что потом? как в песне: э ла ви континю...
      жизнь продолжается.
      как продолжается: непонятно. Не помню, что
      было до следующего звонка. Рутинное, наверное,
      ежедневное. Главное через сколько-то дней или
      недель зазвенел телефон. А!
      как в ссылке поэта колокольчик одинокий!

      ...

      и я судьбу благословил

      ...

      он приглашал меня на курсовой спектакль и
      просил "крыши" на две ночи: хозяева
      уезжают на юг... - да, да, разумеется!
      машинально отвечаю. В голове же сомнение: после
      профессьон де фуа на набережной?
      в голове фервиррунг!

      ...

      все приближается к той белой ночи
      а пока...

      ...

      звонок накануне спектакля: приходи к четырем часам в
      телестудию

      ...

      курсовой спектакль играется в телестудии

      ...

      я прихожу в условленный час (сердце, по Экзюпери, одето
      торжественно): жду смиренно на ступеньках телестудии...
      светит солнце, чудесное богемное место, думается мне

      ...

      все страсти улеглись к этому часу: мне хорошо сидеть
      и ждать

      ...

      вот он вышел: высокий стройный - в белой рубашке и
      черных брюках - сердце замирает: я никогда не видел
      его таким
      я сижу чуть поодаль от входа, на ступеньках и он
      не сразу замечает меня, а я не спешу дать знак о
      себе: так мне хорошо...
      он увидел двух знакомых театральных женщин (одна
      старая, другая юная), подходит к ним и обменивается
      любезностями. Мне доставляет несказанное удовольствие
      наблюдать за этой сценой.
      Неожиданно он поворачивает голову и видит меня,
      сидящего спокойно на ступеньках:
      улыбающегося от солнца и всего.
      Он галантно раскланивается с театральными дамами
      (Боже мой: как я люблю театр!)
      и поднимается ко мне. Смущенный.
      (Милый, сознает свою неотразимость)
      Говорим ничего не значащие фразы: вернее, всё значащие
      в интонации, в тембровых нюансах окрашенных
      чувством. У него приятный южный акцент, но сам он русский.

      ...

      - Пойдем там для тебя заказан пропуск. - Какие церемонии!
      Проходим через стражу (старуху): дикая старуха спрашивает меня когда я предъявляю свое зеленое удостоверение офицера: а где паспорт? приходится объяснять что у военных паспортов не бывает. Меня эта сцена приводит в восторг: так торжественно строго перед студенческим спектаклем.
      - Хочешь посмотреть студию? предлагает он.
      Хочу, соглашаюсь кротко.
      Он показывает мне разные студийные помещения, я считаю долгом изображать любопытство. Интереснее всей мебели, интерьеров и аппаратуры он сам: в белой рубашке и черных брюках - перед спектаклем.
      Потом просит меня посидеть немного в фойе до начала спектакля, ему надо идти: последние приготовления... Его естественное волнение и возбуждение перед спектаклем-экзаменом передаются и мне. - Иди, иди! тороплю его, сам усаживаюсь в кресло и достаю книгу Элюара (белая обложка с алыми буквами: ле дерние поэм д'амур). Такое настроение...

      ...

      - Все готово, он приходит за мной и ведет в зал. Зал круглый, как амфитеатр, только без ступенек. Как планетарий крохотный. Сцена торжественно украшена. Публика состоит из педагогов, экзаменаторов и сочувствующих: друзей, знакомых, родных. "Вот мой восторг в тот вечер в темной зале"! Подобной атмосферы я давно не ощущал на спектаклях. Очень часто собирается случайная публика и это снижает накал, и актерам трудно играть в холодном или чуть теплом зале. Здесь же все зрители и актеры - они же постановщики своих мини-спектаклей - были согреты взаимным чувством. Конечно, в камерных театрах есть свой шарм. (вот уже звучит музыка, выходят актеры-студенты и руководитель курса представляет их) Спектакль, состоящий из нескольких постановок, начинается. Все было сыграно с блеском. Много музыки, света.

      ...

      Потом тихая грусть как после любви.

      ...

      после спектакля публика расходится по домам, а студенты остаются на разбор.
      Я расхожусь по домам, а он остается. Мы условились встретиться вечером у метро. Ему еще надо заехать на квартиру где он жил до этого и взять свои вещи.
      мне хорошо возвращаться после спектакля:
      настроение как после спектакля!
      я захожу в кафе и мне приятно побыть немного еще
      с народом в такой чудесный день

      ...

      поздно довольно звонок звенит, наконец выезжаю,
      встречай. к метро еду белой ночью.
      звоню женщине и говорю чтобы не ждала

      ...

      вот и он появился из стеклянных дверей метро
      в одежде бродячего студента, с сумками
      но не такой как иные студенты: лохматые, рассеянные, неопрятные, сутулые
      подтянутый, целеустремленный, ...

      ...

      ждем автобус, едем ко мне
      по дороге рассказывает как отмечали окончание
      курса, как он устал

      ...

      немного пьяный от шампанского студент
      и я слегка возбужденный после спектакля

      ...

      привез коробку конфет с нарядной тесьмой:
      вот наши конфеты (из южного города)
      - это все лишнее (главное, что ты здесь)

      ...

      незначительные разговоры, а за окном уже белая ночь

      ...

      в воздухе чувствую какую-то стену: юноша не решил
      для себя как ему жить... это понятно: хайклес тема

      ...

      м.быть ляжем спать?
      где мне лечь? - ты не хочешь со мной?
      я очень устал. Ты очень устал, я понимаю.

      ...

      Я потом вспоминал Святого Антония и его искусителей.
      Искусители отвратительны. Тем прекраснее твоя добродетель, юноша.

      ...

      Все-таки мы лежим на одной кровати: он холодный как мрамор и мне не хочется прикасаться, вернее: страшно как в музее. Ведь я привык исполнять
      написанное на табличках.
      хорошо что ты такой целомудренный, говорю я ему.
      - я совсем не целомудренный. (наивный, он куражится). Я просто очень устал.
      Ладно, давай спать. - Нет, я пойду на другую кровать
      а то тебе не уснуть.
      Я постилаю ему на диване. - Спокойной ночи!

      ...

      Возвращаюсь на свою сиротскую постель.
      Белая ночь - нюи бланш - по-французски: бессонная
      ночь.
      и ему не спится из-за своей усталости и целомудрия.
      Насчет нравственности я солидарен с ним: нельзя уступать. Я тоже был непреклонным с многими.
      Строгость юноши мне импонирует. Он становится еще желаннее.
      Злопамятный юноша не забыл урока любви в служебной комнате.
      Милый инженю! Мон пети артист!
      "Только с милым мне и непреклонным" вспоминаю эти
      строки в белой - бессонной - ночи.

      ...

      Под утро мне приходит в голову такая мысль:
      слава Богу что...
      да: вдруг это ангел постучался в ночи как в дом
      к содомскому жителю...
      о Господи! спаси и сохрани

      ...

      утром встаем с тяжелыми головами и в то же время
      какая-то легкость в первый летний день

      ...

      ночь танталовых мук, монастырская ночь

      ...

      я приготовился пережить этот день как муку, как
      наказание за мою привязанность к нему: я себе давал
      слово не привязываться

      ...

      я весь выпит ночью, я злой: и скрывать свою злость
      не собираюсь
      у него на лице странное раскаяние

      ...

      на кухне готовит себе отвар из трав. Дает мне попробовать: горько! Вспоминаю розановский императив: пейте горькие травы!
      травы ему дал йог: юноша верит в оккультные знания, интересуется эзотерическими
      вещами. Стремление к обскурантизму, к "сумеркам просвещения" мне понятно: такое время.
      Мрак "вечной женственности" окутывает как ночь: обещая отдых от забот, звездное небо, холодный свет луны. Это мрак материнской утробы.
      Это теплота и защищенность, да: в великой мудрости много печали!

      ...

      предлагаю заехать в мой офис чтобы я отпросился у
      курбаши, едем ... настроение у меня отвратительное:
      на моем лице написана разочарованность...
      День теплый, чудесный.
      Поднимаемся ко мне, пока я отпрашиваюсь, он сидит в
      моем кресле...
      Юноша осветил всю службу (артистическим сиянием):
      ей этого не хватало.

      ...

      потом потащил меня в видеосалон: в быв. Голландскую церковь, библиотеку им.Блока. Сеанс 12 часов, фильм Формана "Волосы". Форман, это класс, надо смотреть. Мне все равно, день отдан ему. До начала есть время идем в подвал пить кофе. Фильм американский: странный, музыкальный. Мне интересно, я смеюсь. После белой ночи солнечный день: и этот американский день с музыкой. Мой юноша смотрит на меня, а я время от времени на него. Что-то теплеет. Не досмотрев сумасшедший фильм, выходим на Невский. Там попадается знакомый со службы (Ф.Ф., эпизодический персонаж романа. Тот кто прославился двадцатипятилетней дружбой с полковником Е.И. В романе сказано: "если бы президент узнал об их трогательной дружбе то наградил бы обоих медалью"). Ф.Ф. любопытен и потом будет задавать вопросы о юноше
      Спешу раскланяться с Ф.Ф., советую ему поспешить на службу: время позднее.
      Обедаем в кафе (там где я почти завсегдатай).
      И снова: солнечный Невский. Солнце заполняет не только проспект, но и мою голову солнечной пылью.
      Куда идем? Звонить домой в М. предупредить родителей о возвращении: завтра он улетает к себе.
      Пока он звонит домой, я жду на улице, и думаю как тяжело c людьми.
      Потом проходим под Триумфальной аркой быв.Главного штаба: на площади полно людей, весело. Люди размахивают анархистскими флагами: черные с белыми черепами, у колонны митинг анархистов. Люди одетые под Махно о чем-то говорят. Замечаю в толпе знакомое лицо: молодой человек продающий анархистские газеты - поэт, ходил в сенакль к мэтру и читал свои вирши. Он же и музыкант и анархист с длинными черными волосами.
      Я сочувственно отношусь ко всем политическим заблуждениям: настроение у меня становится солнечным, и я беседую с черноволосым поэтом в куртуазной манере.
      Я даже испытываю чувство радости оттого что попадаются поэты среди бела дня, среди анархистов, под александровской колонной.
      Мой студент хочет снова в кино: что с ним делать?
      Идем искать кино: по дороге смотрим витрины. Мне интересно, потому что всё в диковинку: и поиск кино, и витрины, и солнечный день. А в голове звучит музыка сумасшедшего фильма. Мы проходим весь Невский: на площадке у входа в метро (на месте церкви) поют кришнаиты. Мне симпатичны их лица, цвет одежд, музыка. Кайф!
      Юноше тоже нравится. Идем дальше: всё ищем кино. В "Спартаке" ничего интересного, в салоне библиотеки Грибоедова поздно сеанс. Слава Богу, думается мне.
      Такое бродяжничество. По дороге беседуем на разные темы: он чист как восковая дощечка. Такому красивому надо блюсти целомудрие: иначе станешь Альфонсом. Я поощряю его интерес к трансцендентальному. Рассказываю что в мои ученические годы я жил как в монастыре. То было время удивительное: я был погружен в науки и помыслы мои были чисты.
      Доходим незаметно до Летнего сада. Делаем там остановку.
      Под липами в Летнем саду. Тихий вечер. Наверное, таким же сладким был отдых на пути в Египт. После поиска синема ноги гудят, в голове музыка сумасшедшего фильма.
      И солнечная пыль!
      Никогда не догадаетесь, кто показался в конце аллеи.
      П.Н.! профессор из романа, приятный мужчина, стройный, высокий, с пшеничными усами и легкой сединой.
      Радость узнавания и несказанное любопытство.
      Р. на минуту удаляется, я П.Н. советую не затрагивать "тему" при невинном юноше. - хорошо, хорошо!
      Беседуем непринужденно, П.Н. - блестящий собеседник, воспитатель из быв.Сиротского николаевского дома.
      Насидевшись вдоволь под липами идем прогуляться, провожаем П.Н. до остановки, прощаемся.
      Неугомонный студент хочет в театр. Что ж пойдем в театр, на Рубинштейна, тем более на мою родину.
      В знаменитом маленьком театре что-то неинтересное или проданы билеты: не помню уже. Может вернемся домой?
      Да, поедем домой! Я чувствую как юноша изменился за этот день. Да и я стал другим: от музыки, солнца. Забыл досаду той ночи. Ни на что не надеюсь, а просто вернуться бы в дом.
      В метро так приятно сидеть с людьми: они устали и возвращаются домой. Юноше говорю: ты наверное устал? Я-то привычный к дорогам. Он: я тоже часто хожу пешком на работу, с работы. Рассказывает мне о своей дороге: в гору, с горы. Я все представляю в романтической дымке. Я устал, мне хорошо с другими усталыми людьми ехать домой. Он милый... В автобусе появляется прилив нежности. Он улыбается.

      ...

      Вернулись домой! Такой день: неожиданный, солнечный, для меня совсем новый. Я вел себя как студент двадцати двух лет. Я устал, мне хорошо. Пьем чай и смеемся, вспоминая разные багатели. Шума полна голова.
      В комнате он просит меня почитать: я читаю из романа. Ах, не следовало бы некоторые вещи читать! Я-то думал: все кончено между нами... Он вдруг спросил меня о П.Н.: было ли что у нас. Я улыбнулся: о очень давно, мы знакомы пятнадцать лет (не похоже?), тогда он был студентом как ты, а я учился в школе...
      Мы сидим на диване: вернее, я сижу, а Р. лежит. Из себя надоело читать: как-то нескромно, да и неинтересно, знаешь уж все наперед. Лучше почитаю тебе из Цветаевой, хочешь?
      - Хочу!
      Достаю с полки книгу и сажусь рядом, спрашиваю: не слишком близко? Он: нормально.
      Может ляжем и я почитаю?
      - Хорошо. (Хорошо!)
      Мы раздеваемся (опять: поспешность в снимании одежд) и лежим в кровати. Нет, еще не лежим, а сидим; он спиной к стене, а я по-турецки рядом.
      Читаю из Цветаевой: с редким чувством. Он меня вдохновляет. Я все еще не верю, что он рядом... "победа твоя - поражение сонмов"
      как он слушает стихи: не только слухом, но и
      внутренним чувством... он видит стихи!
      "там где кончается любовь - там подступает смерть
      садовница": не могу больше читать
      даю полотенце: можешь сходить в ванну
      чистое смуглое тело в ночи. Свет потушен.

      ...

      какие-то слова сказанные шепотом, смех (наверное,
      воспоминание о фильме)
      тела настолько близко что кажется они не различают
      друг друга
      "я люблю твое тонкое имя"
      это не говорится: ясно все без слов
      слова не произносятся
      совершается таинство любви

      ...

      "о чем вспоминаем мы днем с улыбкой и сладким стыдом"
      (из забытого поэта)
      да: с улыбкой и сладким стыдом

      ...

      утром: грустная песня Джо Дассена о последней
      электричке уходящей в ночь. Время расставаться. Собираемся
      в дорогу: мой студент улетает домой. Нежная грусть во
      всем. - Я приеду в июле, через месяц. - Позвони! - Ладно.
      Говорим мало, больше молчим и смотрим друг на друга.


        Примечания

        Мистэр дю метье - тайны ремесла (фр.)
        Рюм де фуэн - сенная лихорадка (фр.)
        Донт тач - не трогать! (англ.)
        Финбан - Финляндский вокзал.
        "Эльф" - кафе, наследовавшее знаменитому "Сайгону".
        Крам - барахло (нем.)
        Виржинитэ эстюдьянтин - ученическая невинность (фр.)
        Мэзон де пасс - дом свиданий (фр.)
        Дан ла фулэ - наступление с ходу (фр.)
        "Красный фонарь" - картина Бенуа.
        Мушуар де пош - носовой платок (фр.)
        Арьер-пансэ - задняя мысль (фр.)
        Було-метро-додо - работа-транспорт-дом (фр.сленг)
        Картье попюлэр - народный квартал (фр.)
        А дистанс - на расстоянии (фр.)
        Профессьон де фуа - исповедание веры (фр.)
        Э ла ви континю... - И жизнь продолжается... (фр.)
        Фервиррунг - смешение, хаос (нем.)
        Ле дернье поэм д`амур - "Последние песни любви", одна из последних книг Элюара.
        Хайклес - трудная (нем.)
        Сенакль - кружок (фр.)


"РИСК", вып.1:
Следующий материал


Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"РИСК", вып.1
Александр Ильянен

Copyright © 2000 Александр Ильянен
Copyright © 2000 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru