ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ
Ни сплавать за море,
ни сесть на иглу -
заспать свое горе
в медвежьем углу,
не хаять, не холить,
не враз загасить -
заспать, замусолить,
до дыр заносить.
И выйти в большую предзимнюю ширь,
где яблоком падает с ветки снегирь
и красным углем, позабытым в золе,
холодное солнце лежит на земле,
и где, в магазин поспевая до двух,
трусит человечек, надвинув треух,
вдоль стылых излучин зеленой реки,
едва различим из-под нашей руки.
Вздохнуть глубоко и с растяжкой сказать:
- Ну вот и легко, и почти благодать!
И сесть за поставленный наискосок,
подгнивший, из серых щелястых досок,
за мокрый, горящий закатным огнем,
с корявой кленовой ладошкой на нем,
за голый, голодный, за праздничный стол.
И вытереть руки о сальный подол.
ЗАМОРОЗОК
Каблук, звеня и обмирая,
ударил в гулкие поля.
Гремучим утренником рая
блаженно скована земля.
Где, позабытая без дела,
но медом вся напоена,
вчера антоновка желтела, -
сегодня снег и тишина.
Как хорошо сбежать по спуску
и стужи сахарную власть
на зуб попробовать вприкуску
и звонким яблоком пропасть!
ДНИ
Ветки инеем одеты,
свет бледней и холодней -
хрупкой роскоши предметы
и приметы наших дней,
раскатившихся без толку,
будто мелочь на полу,
всухомятку, втихомолку
пережеванных в углу.
Провалившихся в сугробы,
павших с воза и арбы,
полных похоти и злобы,
власти, страсти и алчбы.
Им, на холод обреченным,
курам на смех, нам на страх,
в пух и прах раззолоченным,
истолченным в пыль и прах,
суждено ли горстью малой
постучать когда-нибудь
в ветхой ладанке линялой
в чью-то каменную грудь?
ВЕЧЕРНИЙ ЛЕС
Уплывает, к далеким вселенным
неразгаданной тягой влеком,
ударяя в закат тяжеленным,
поперечным ночным плавником.
И чего нам особенно жалко:
под прохладой, что вглубь разлита,
в нем таится ночная фиалка,
точно амбра во чреве кита.
* * *
Надтреснута эмалька
божественных щедрот,
но тоненькая калька
в лунарии* живет.
Должны быть ловки пальцы -
взгляни со стороны:
на крохотные пяльцы
натянут диск луны.
Но тем и несуразен,
что пуст его объем,
и тени наших Азий
не вышиты на нем.
Он только лунный зайчик,
и от него светло,
как будто бы зеркальщик
вдруг дунул на стекло.
С утра ходил угрюмым
и думой занят был -
зеркальщик дунуть дунул,
а вытереть забыл.
Лунарий ловит в сети,
туманит и скользит
и ничего на свете
в себе не отразит.
Но отчего-то мнится,
его яснее нет -
как чистая страница,
он излучает свет.
Когда темно и тесно,
то, видно, неспроста
нам страшно и чудесно
от чистого листа.
* Лунарий (или лунария) √ южное растение (прим. автора).
КУЛЬТУРА
Ты думаешь, это она -
музейная вялая птица,
не пьет ни воды, ни вина
и с чучелом рядом гнездится.
Ты веришь, что в снежную муть,
взойдя на порог, успокоясь,
легко ее с ручки стряхнуть
и, мягкую, сунуть за пояс.
А чтоб не зачахла совсем -
не все же кнутам или розгам! -
возьми, мол, чего не доем,
хоть сладкую косточку с мозгом.
Но чувствуешь - не дурачок -
угрозу иного замеса:
что косит упрямый зрачок -
и явственно - в сторону леса,
что ей во дворце ли, в тюрьме
плевать, наградим иль освищем:
знай, лезвие скалит во тьме
да ждет за глухим голенищем!
* * *
Над Россией
грозы, грозы, грозы.
Царь Василий.
Слезы, слезы, слезы.
Царь Иван.
Царь-колокол надтреснут.
Страшно нам в России. Интересно
Мы б, конечно, да в другие страны...
Нам бы кстати новые кафтаны,
нам к лицу бы гордые повадки
тех, кому не внове жить в достатке.
Каб не эти, виденные в щелку,
три шерстинки оборотня-волка,
да не эти топи и болота,
да не сети - шелковы тенета,
не пупок татарской царь-девицы,
не шальные,
злые эти птицы...
"Постскриптум", вып.8:
Следующий материал
