Александр ВОЛКОВ

РИМЛЯНЕ

Драма в трех действиях


        Постскриптум: Литературный журнал.

            Под редакцией В.Аллоя, Т.Вольтской и С.Лурье.
            Вып. 2 (10), 1998. - СПб.: Феникс, 1998.
            Дизайн обложки А.Гаранина.
            ISBN 5-901027-13-2
            С.115-180.



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

    Декорация та же. Гроза кончается. Отдаленные раскаты грома, редкие вспышки молнии, тихий шелест дождя. Андрей Николаевич сидит у стола в кресле-качалке, Татьяна измеряет ему давление. Максим в холле в глубине сцены импровизирует на пианино. Легкая джазовая мелодия.

    Андрей Николаевич (ни к кому не обращаясь). Мерзавцы!..
    Татьяна (качает грушу). Мерзавцы, мерзавцы...
    Андрей Николаевич. Негодяи!.. Паразиты!.. Наука гибнет... Армия?.. Это не армия - это сброд!.. Мародеры... Убийцы... Воры...
    Максим (громко, из холла, не переставая играть). Ты, дядюшка, как всегда прав, и сейчас, может быть, прав более, чем когда-либо...
    Андрей Николаевич (возбужденно). Вся беда России в том, что это очень богатая страна, невероятно богатая, фантастически!..
    Максим (подхватывает). И в ней всегда было легче и выгоднее украсть, чем сделать...
    Андрей Николаевич (делает попытку встать). Вот-вот, именно так!..
    Татьяна (строгим тоном). Сидеть!
    Андрей Николаевич (послушно возвращается в кресло). Украсть что-то готовое, сотворенное самой природой и по недосмотру Божию отданное в грубые хамские лапы... Чернобыль. Ящик Пандоры...
    Максим (веселится за пианино, при свечах). Бесплатный сыр бывает... э-э-э... только... э-э-э... в мышеловка-ах!.. Если ты такой умник... йе-йе!.. то где же тогда твои дэ-энэжки?.. Йе-йе!.. Йо-хо-хо!.. My darling!.. My pretty girl!..
    Татьяна. А Кулибин?.. Циолковский?..
    Максим (оглушительно, раскатисто хохочет). Кибальчич, Желябов и Софья Перовская!.. Тра-та-та-та-та-та!..

    Лупит по клавишам так, словно поливает из пулемета.

    Андрей Николаевич (во весь голос). Циолковский хотел воскресить всех покойников и вывезти их на Луну!.. Шучу.
    Максим (перестает играть). Всех-то зачем? В земле столько всякой сволочи зарыто...

    Встает, выходит на веранду, ковшом заливает воду в самовар, втыкает вилку в розетку.

    Татьяна. Сто семьдесят на сто тридцать.

    Собирает прибор.

    Максим. На Луну... Мало того, что Землю засрали...
    Татьяна. Макс!..
    Максим (сокрушенно). Ай-ай-ай!.. Прошу прощения! Живу здесь тридцать пять лет и никак не могу привыкнуть к этому словесному ханжеству! Нормативная и не нормативная лексика - чушь какая-то!..
    Андрей Николаевич (подхватывает). И при этом переводят того же Бодлера, свободно употребляющего такое, скажем, сверхпохабное словечко, как "ля пинь"! Где в нашем государстве можно встретить такую поэзию? На заборе и на стенке общественного туалета!..
    Татьяна. Сейчас такое печатают...
    Максим (рассудительно). Пресса - это стены и заборы государственного здания. И если само здание превратилось в гигантских размеров сортир...
    Татьяна. Да что с вами сегодня?.. Неужели нет других тем для разговора?..

    Уходит через холл, унося с собой приборчик для измерения давления. Поднимается по лестнице на второй этаж. Андрей Николаевич провожает ее взглядом и, как только она скрывается, встает, быстро наливает себе рюмку коньяка и выпивает ее. Все это он проделывает так быстро, что Максим даже не успевает его остановить.

    Максим (ошарашенно). Дядя!..
    Андрей Николаевич (умиротворенно опускаясь в кресло). Когда у меня во рту смердит валидолом, я чувствую себя почти покойником.

    Пауза.

    Андрей Николаевич (видит разложенные на столе бумаги). А это что?.. Рукопись?.. Таня принесла?..
    Максим. Да.
    Андрей Николаевич. Зачем? Что им всем неймется: пишут, пишут!..
    Максим. Может быть, тебе лучше полежать?
    Андрей Николаевич (возмущенно). Да оставьте вы этот лазаретный тон!.. Давление! Магнитная буря! Расположение звезд! Лунные фазы!.. Мало ли что могло повлиять?.. И каждый раз надевать похоронные личины, ходить на цыпочках, говорить шепотом?!
    Максим. Ты преувеличиваешь...
    Андрей Николаевич (подхватывает). Старческая мнительность, да?..
    Максим (пожимает плечами). Не знаю, я не психолог.
    Андрей Николаевич. Психолог... Никогда не понимал этой науки. Мнения, наблюдения, гипотезы - а как было шаманство, так и осталось... Кому-то дано, кому-то - нет, и никакие книги, теории, никакая клиническая практика здесь не при чем... То есть при чем, конечно, но для того, кому от природы дано.

    Встает из кресла и осторожно, стараясь не делать резких движений, начинает прогуливаться по веранде. Во время этой прогулки как бы ненароком приближается к бутылке с коньяком и легким непринужденным жестом наполняет свою рюмку.

    В этот момент в холле появляется Татьяна.

    Татьяна (устало, почти умоляюще). Андрей!..
    Андрей Николаевич (быстро подвигает рюмку Максиму). А это я вот... Максиму...

    Максим берет рюмку, отпивает глоток.

    Андрей Николаевич (продолжает). Мою родную бабку в деревне страшно боялись... Колдунья. А по виду не скажешь: сухонькая такая старушонка, волосики седенькие, три зуба во рту... А как-то варили мы с ней варенье во дворе на костре в медном тазу, и забежал к нам на запах соседский поросенок, так бабка глянула на него, и он на месте закрутился, упал, визгнул тоненько и сдох...
    Татьяна (идет на веранду). Неужели у тебя ни на волос нет силы воли?.. Тебе все мало, да?..
    Максим. Таня... Танюша, успокойся, не надо... Гроза прошла, солнышко выглянуло, все хорошо...
    Татьяна. Господи, как я устала, кто бы знал!.. Иногда я хочу лечь, уснуть и уже не просыпаться... Никогда.

    Долгая неловкая пауза.

    Андрей Николаевич. Я перила на галерее сломал... Сегодня. Потянул легонько, а они - хрусь, и все!..
    Максим. Гнилье, что ж ты хочешь...
    Андрей Николаевич. Я?.. Я уже ничего не хочу, Макс. На мой век этого бунгало хватит.

    Пауза.

    Андрей Николаевич. А если бы и хотел... Не могу. Не знаю даже, как подступиться... Столько лет за письменным столом, за машинкой... Совершенно отвык от ручной работы.
    Максим. Чепуха... Съезжу завтра на лесопилку, привезу доски, и начнем мы с тобой потихоньку приводить наше жилище в божеский вид... Антона привлечем к этому делу.
    Андрей Николаевич. Хорошо бы...
    Максим. Ты сомневаешься в том, что это возможно?
    Андрей Николаевич. Не знаю.
    Татьяна. Хорошая мысль! Он, конечно, будет отговариваться занятостью, говорить, что он еле успевает отоспаться, но есть же у него совесть, в конце концов!..
    Максим (смеется). Вот заодно и проверим!
    Андрей Николаевич. Н-да, ты, Макс, как всегда прав! Надо что-то делать... Надо что-то делать.
    Татьяна. Ну, вы как хотите, а я пойду готовить обед. (Собирается уходить, но напоследок оборачивается к Андрею Николаевичу.) Андрей, ты все понял?.. Максим?..

    Они делают примирительные успокаивающие жесты: мол, все будет в порядке. Татьяна уходит.

    Андрей Николаевич (поворотом головы указывая на икону). Как ты думаешь, она действительно верит во все это?
    Максим (подумав, пожав плечами). По-видимому, да...
    Андрей Николаевич. Член партии. Секретарь партийной организации одной из крупнейших библиотек в стране... Как они с Виктором когда-то убеждали меня в том, что надо просвещать народ, чаще выступать на заводах, ездить по провинции. А я не люблю провинцию, терпеть не могу эти убогие, провонявшие хлоркой гостиницы, жалкие кабаки, ветхие заброшенные храмы над живописными обрывами, без куполов, без крестов, окна и врата заколочены досками...
    Максим (усмехнувшись). Ты вполне мог избежать всей этой экзотики: не останавливаться в таких гостиницах, не жрать всякую отраву в местных кабаках.
    Андрей Николаевич (вскидываясь). Но ведь я должен был узнать жизнь родной страны, ее народа!
    Максим (смеется). Я помню, как они тебе внушали: вы так долго были вдали от родины... вы видели мир... вам есть с чем сравнить!
    Андрей Николаевич (подхватывает). И я слушал и кивал головой, как мальчик в воскресной школе! Я смотрел в ее глаза и чувствовал, что готов сделать все, что угодно: опуститься на дно Марианской впадины, полететь на Марс! Я понимал, что со мной происходит, и я боялся в это поверить - на шестом десятке, и вдруг такое?!
    Максим (иронически). Дух дышит где хочет...
    Андрей Николаевич. Не только дух.
    Максим. Я помню.
    Андрей Николаевич. А что теперь? Икона в углу, какие-то сомнительные паломники, посты - не понимаю!.. Ведь был нормальный человек, и вдруг - на тебе: отец Димитрий сказал... отец Димитрий думает... Сомнамбула!
    Максим. Ты преувеличиваешь, дядя.
    Андрей Николаевич (вздыхает). Хотелось бы в это верить.

    Встает, тянется к бутылке с коньяком.

    Максим. Не искушал бы ты судьбу...
    Андрей Николаевич (наливает рюмку). Судьба?.. В моем возрасте?.. После всего, что было?.. Чушь. (Пьет. Ходит по веранде, рассуждает как бы сам с собой.) Я пытался поверить, Макс... Ходил в церковь, ставил свечи перед иконами, выстаивал всенощные, постился, даже исповедовался отцу Димитрию!..
    Максим. Почему ╚даже╩?..
    Андрей Николаевич (медленно, подбирая слова). Трудно бывает понять, что тебя мучает, тревожит, не дает покоя - это, наверное, и называется грехом, да?.. Себя ведь не обманешь?..

    Максим молчит.

    Андрей Николаевич. И как это высказать? А тем более человеку постороннему?.. Очень странно. Пародия на сеанс психоанализа.

    Пауза.

    Андрей Николаевич (глядя в сад). Как ты думаешь, она счастлива со мной?
    Максим. Полагаю, да. Впрочем, я не присматривался...
    Андрей Николаевич. А Виктор? Где он? Что делает?.. Ты о нем ничего не слышал?
    Максим. Слышал.
    Андрей Николаевич. Что?
    Максим. Шоу-бизнес. Париж... Барселона... Русские сезоны.
    Андрей Николаевич. Достаточно обширное поле: от Большого театра до квартета ложкарей...
    Максим. Ближе ко второму. Казаки... Выставки авангарда...
    Андрей Николаевич. Это что, все еще модно? Еще не наелись?..
    Максим. Уже наелись. До отвала. А ведь все шло, и как! Матрешки, шкатулки, яйца, бюсты вождей, кое-как натянутые на подрамник куски мебельной обшивки, покрытые какой-то лиловой коростой вместо живописи...
    Андрей Николаевич. Экзотика. Лагерное искусство.
    Максим. Это тоже не совсем верно. Много, конечно, всякой шушеры, но есть и хорошие художники, с крепкой школой...
    Андрей Николаевич. Все может быть... Все может быть...
    Максим. Все это было, дядя, было... Сегодня человек мерзнет на чердаке и зарабатывает на кофе и сигареты оформлением "красных уголков", а через полгода становится владельцем небольшой виллы где-нибудь на Кипре...
    Андрей Николаевич. На Капри.
    Максим. Или на Капри - все равно. Главное - поймать момент. Не продешевить, но и не задрать, не переторговаться... И продаваться не сразу, целиком, а по частям, с перспективой.
    Андрей Николаевич (без иронии). Тоже искусство.
    Максим. Искусство? Да, но - другое. И в нем тоже есть свои гении и бездари... А есть игроки. Ведь бизнес - игра.
    Андрей Николаевич. Виктор - игрок?..
    Максим. И еще какой!.. Мне рассказывали о его композициях: инсталляции с вертолетами, вагонами противогазов для Кувейта, валютными счетами, подержанными иномарками, верфью деревянного кораблестроения - и это все помимо казаков, авангарда, паломнических круизов по монастырям Европы и чуть ли не переправки ближневосточных беженцев в Скандинавию на частных яхтах...
    Андрей Николаевич (ироническое восхищение). Флибустьер!.. Конкистадор!..
    Максим. Я не уверен в абсолютной достоверности этой легенды, но какая-то часть правды в этих сплетнях наверняка есть.
    Андрей Николаевич. Смутные времена. Все возможно. Интересное время...

    Наполняет рюмку коньяком, выпивает.

    Максим (взрываясь). Совсем сдурел?! Опять тебя среди ночи откачивать?..
    Андрей Николаевич. Лучше уж от водки помереть, чем от скуки.
    Максим (сердито). Идем лучше в сарай, посмотрим инструменты!.. (Себе под нос, ворчливо, по-испански.) Дурак старый! (Идет к двери.)
    Андрей Николаевич (идет за ним). Как ты сказал? (По-испански.) Дурак?.. Старый дурак?.. (Хохочет, продолжает.) Однажды Мюллер и Борман решили выяснить, на кого работает Штирлиц. Борман, зная, что в момент сильного потрясения человек может заговорить на родном языке, вызвал Штирлица к себе и велел Мюллеру встать за дверью. И вот когда Штирлиц переступил порог кабинета...

    Уходят. Некоторое время на веранде пусто. Тишина нарушается лишь какими-то отдельными бытовыми звуками: звоном посуды, игрой в мяч на соседнем участке, собачьим лаем. Издалека нарастает тарахтение мотора, оно приближается, глохнет, и вслед за этим из сада на галерею неторопливой усталой походкой поднимается человек в черной широкополой шляпе, темных круглых очках и светлом плаще, один рукав которого перехвачен черной лентой чуть выше локтя. Остановившись перед приоткрытой дверью на веранду, он тихо стучит по дверному косяку костяшками пальцев, но не получив на стук никакого ответа, переступает порог и снимает шляпу, открывая густые черные волосы с сильной проседью. Осматривается, покачивает головой как бы в такт каким-то своим мыслям, вешает шляпу на гвоздь, торчащий из оконной рамы. Замечает кипящий самовар, подходит, привычным движением выдергивает вилку из розетки. Берет недопитую бутылку коньяка, смотрит на этикетку, наливает полрюмки, отпивает глоток, смакует, покачивает головой, как бы удивляясь тому, что содержание бутылки соответствует тому, что заявлено на этикетке. Продолжает осматриваться, неторопливо скользя взглядом по стенам, по поверхности стола. Из холла входит Татьяна. При виде гостя молча останавливается на пороге. Он спиной чувствует ее появление, но не оборачивается. Смотрит в сад, смакует коньяк.

    Татьяна (нерешительно, полувопросительно). Вик?..
    Виктор (не оборачиваясь). Он самый.
    Татьяна (осваиваясь с ситуацией). Интересно...
    Виктор (резко обернувшись). Что... интересно?..
    Татьяна (смотрит на него, говорит неторопливо). Не было, не было - вдруг явился!.. (Усмехается.) Мог бы хоть позвонить для приличия.
    Виктор. Я звонил. Не дозвонился - короткие гудки...
    Татьяна. Странно...
    Виктор. Только что, с кладбища - не веришь?.. (Достает из внутреннего кармана плаща маленький радиотелефон, протягивает Татьяне.) Можешь сама убедиться...
    Татьяна. Я не умею им пользоваться.
    Виктор (делает шаг к ней). Ничего сложного... (Показывает.) Нажимаешь восьмерку, потом код и номер... (Набирает номер, подносит трубку к уху.) Вот... опять гудки... (Передает ей трубку.)
    Татьяна (слушает). Да, действительно... (Возвращает ему трубку.) Совсем забыла: у нас отключили телефон.
    Виктор. За что?
    Татьяна. Международные...
    Виктор. Европа?.. Америка?..
    Татьяна. Германия.
    Виктор. Все равно дорого.

    Пауза.

    Виктор (отпивает глоток коньяка). А ведь и в самом деле "Сократос"! В натуре!.. (Негромко смеется, закашливается.)
    Татьяна. Я в этом не разбираюсь.
    Виктор. Тебе легче.
    Татьяна. В каком смысле?
    Виктор (уклончиво). Да это я так, вообще...

    Пауза.

    Татьяна. А ты... откуда?
    Виктор. Сейчас?
    Татьяна. Естественно, сейчас...
    Виктор. От Кости. С кладбища, с похорон... У нас в деревне так говорили: к кому? - к Марфе... от кого? - от Марфы. Как о живом человеке.
    Татьяна. Странно, а я тебя там не видела.
    Виктор. Я опоздал... Вся эта возня: венок, ленты... Поздно заказали.
    Татьяна. А кто заказывал?
    Виктор. Географическое общество.
    Татьяна. Понятно.

    Пауза.

    Виктор. Сейчас серьезные люди себе все заранее обеспечивают: гроб, участок, венок...
    Татьяна. И на похороны не опаздывают?..
    Виктор. Всякое бывает: найдут человека где-нибудь на свалке через полгодика, ну и укладывают в гроб что осталось... А гробы нынче дорогие: три тысячи, пять тысяч...
    Татьяна. Долларов?
    Виктор. Естественно, не рублей... (Короткая пауза.) А бывает, что и вообще не находят... Машина сгоревшая, дом - а тела нет. Исчезло. Улетучилось... Так оно вроде иногда и лучше... Для семьи. Ведь остаются без копейки - хоть на панель!.. А гроб - вещь... Его продать можно.
    Татьяна. А человека как считать?.. Как без вести пропавшего?
    Виктор. Конечно. Три года...
    Татьяна. А потом?
    Виктор. А потом все, с концами... Извольте получить страховку!..
    Татьяна. Почти как на войне...
    Виктор. Почему: почти?..
    Татьяна. Как бы мирное время...
    Виктор. Это смотря для кого...
    Татьяна. Да, конечно... (Короткая пауза.) А почему географическое общество?
    Виктор. Как почему? (Показывает на фотографию на столе.) А паломники? Монастыри... Афон... Святая земля.
    Татьяна. Эти?
    Виктор. Да уж какие есть... Хотя, конечно, всякие ломились: на ладьях, по Днепру, через Азовское море, Евксинский понт, Босфор, Дарданеллы - красиво, слов нет!.. Через Пирей, Хайфу - до Каира... За три месяца. Самолетом четыре часа. Я летал...
    Татьяна (с легкой издевкой). Не понравилось?..
    Виктор. Почему?.. Понравилось. "Delta" - хорошая компания. Но на ладье интереснее...
    Татьяна. С Костей?
    Виктор. С Костей?.. Конечно, с кем же еще!.. Дай ему Бог!.. (Смотрит на икону, допивает коньяк, ставит рюмку на стол, неловко крестится.) И прости его, Господи!
    Татьяна. Прости?.. За что?..
    Виктор (уклончиво). Кто без греха...
    Татьяна. Ну, если так, то конечно...

    Пауза.

    Татьяна. А ты-то как с ним на ладье оказался?.. Как паломник?
    Виктор. И как паломник тоже... Ты что думаешь, если у человека деньги есть, так его уже и совесть не мучает? Я понимаю, у католиков: индульгенцию купил - и спи спокойно!.. А у нас шиш... И горько жалуюсь, и горько слезы лью, но строк печальных не смываю...
    Татьяна. У них тоже сейчас почти не практикуется.
    Виктор. Но ведь совсем-то не отменили? В законе?..
    Татьяна. Нет.
    Виктор (смеется). Хитрые папы!.. Оставили-таки дырочку!.. (Смеется. Меняет тон, жестко.) Ведь прекрасно знают, что ничего потом не будет, и все равно - ломают, ломают эту комедию!
    Татьяна. А гробы по пять тысяч?.. Не комедия?
    Виктор. Комедия... Точнее: игра. И в этой игре так принято.
    Татьяна. Вот и у них принято.

    Пауза.

    Татьяна. А почему ты в темных очках?
    Виктор. Глаза болят.
    Татьяна. Отчего?
    Виктор. За компьютером пересидел... Так вижу нормально, а при ярком свете не могу, глаза слезятся. Особенно на солнце...
    Татьяна. Поставь защитный экран.
    Виктор. Есть... "Эргостар". Сто сорок долларов. Не помогает...
    Татьяна. Много работаешь?
    Виктор. Больше учусь. Но и работаю... Притягательный механизм. Стоит на столе как бы сам по себе, но в то же время как бы к чему-то обязывает, тревожит, внушает смутное беспокойство... Мама называет его "компьюктор".
    Татьяна. Понятно. Всю жизнь в трампарке: кондуктор - компостер - компьюктор.
    Виктор. Боцман - лоцман - мичман - кацман... Тебе неприятно?
    Татьяна. Что - неприятно?
    Виктор. Очки?
    Татьяна. Нет, ничего... Просто непривычно.
    Виктор. Я могу снять... Здесь ничего. Это когда на улице или за рулем...

    Снимает очки. Некоторое время смотрят друг на друга.

    Татьяна. А мама что... у тебя живет?
    Виктор (с некоторой заминкой). Наоборот... Я у нее.
    Татьяна. Где?
    Виктор (пожимая плечами). Там же, в Озерном переулке.
    Татьяна. Ясно.
    Виктор. Что тебе... ясно?
    Татьяна (смотрит на него). Что ты живешь у мамы в Озерном переулке... А что?
    Виктор (достает носовой платок, протирает очки, говорит, растягивая слова). Ну-у... из этого... э-э... обстоятельства... из этого э-э... факта можно сделать... э-э... определенные выводы...
    Татьяна. Например?
    Виктор. Допустим, что я купил всем соседям отдельные квартиры и занимаю теперь чуть ли не полэтажа... Мы с мамой занимаем. Вдвоем. Отдыхает матушка на старости лет от коммунальных дебатов...
    Татьяна. Пусть отдыхает. Она заслужила.
    Виктор (кивает головой). Они там все заслужили...

    Пауза.

    Виктор (смотрит в сад, барабанит пальцами по оконной раме). А можно сделать и другой вывод... Нарисовать, так сказать, другую картинку...

    Татьяна молчит.

    Виктор (продолжает, не оборачиваясь к ней). Комната, разделенная на столовую и спальню платяным и книжным шкафами, поставленными в один ряд. В углу близ окна телевизор на тумбочке, за ветхой четырехстворчатой гармошкой ширмы широкая старая кровать с никелированными шишечками, тюлевые занавески, герань на подоконнике...
    Татьяна. Большой розовый куст в деревянной кадке. Темно-зеленые пыльные листья без единого цветка... Она хоть раз в жизни цвела?
    Виктор. Один раз. Давно...
    Татьяна. Я не помню.
    Виктор. Это было уже после тебя.

    Пауза.

    Виктор. И ведь было, было... Полгода назад у меня на счету было восемьсот тысяч долларов!.. Правда не здесь - в Женеве... И тысяч семьдесят наличными, дома, в тайнике... На всякий случай. (Смотрит в сад, задумчиво.) И счастье было так близко, так возможно... (Меняет тон.) Ну, счастье - не счастье, а уж нашу коммуналку запросто мог расселить.
    Татьяна (спокойно, почти безучастно). Что-то случилось?..
    Виктор (монотонно). Случилось... Случилось... (Поворачивается к ней.) Оружие. Броня крепка и танки наши быстры... Хорошо, что хоть жив остался.
    Татьяна. Ты такие страшные вещи говоришь.
    Виктор. Обыкновенные вещи. Кто-то турок в Скандинавию переправляет - она им, наверное, мусульманским раем представляется, кто-то их более коротким путем в тот же рай доставляет...
    Татьяна. Не поняла?
    Виктор. Хазават. Священная война против неверных. Получил пулю в лоб - и в раю! Быстро, просто и, главное, - знаешь за что!.. (Смеется холодным неживым смехом.)
    Татьяна (холодно). Очень весело.
    Виктор. Шутка...

    Татьяна молчит.

    Виктор (обеспокоенно). Что?.. С Антоном что-нибудь?.. Служит? Там?
    Татьяна. Не служит. Еще не служит...
    Виктор (машинально). Это хорошо.

    Пауза.

    Виктор. Я понимаю, это все ужасно... Чьи-то мальчики там, в этом аду, а мы здесь, коньяк пьем, разговоры разговариваем... Он... годен?
    Татьяна (сухо). Вполне.
    Виктор (задумчиво). Н-да...
    Татьяна. А почему тебя это интересует?
    Виктор. Надо постараться как-то отвертеться...
    Татьяна. У тебя есть идеи?
    Виктор. Идеи есть - денег нет... Хоть и говорят, что счастье не в них, но они до некоторой степени способствуют... Некоторым даже заменяют.
    Татьяна. Мы не из их числа.
    Виктор (рассеянно). Я не о вас...
    Татьяна (сдержанно). Тогда и говорить не о чем.
    Виктор (словно не слышал). А к деньгам привыкаешь, быстро привыкаешь... Естественно, не к самим бумажкам, а к тому, что все можно. Во всяком случае, в пределах твоих потребностей... У большинства, правда, потребности не ахти какие: ну, пожрать... выпить... Машина, само собой... Но здесь уже начинаются правила: один купил шестисотый "мерс", закатил на паром, а к нему подошли и сказали, что, мол, рано тебе еще на такой машине ездить - вежливо так предупредили...
    Татьяна. А он?
    Виктор. Сглупил. Сделал вид, что не слышал... Или слышал, но не понял - все же крутые!.. Крыша, охрана... А какая там у него охрана - пижоны, дешевка лицензированная, магнум с глушителем увидели и уделались по самые уши!.. Надели им мешки на головы, покатали пару часов по окрестностям да и выкинули в канаву вместе с хозяином... И где теперь этот "мерс"? Вопрос риторический. Ответ тоже. Потому что ясно, где и у кого...
    Татьяна. А как же милиция?..
    Виктор (смеется громко, но немножко нарочито). Какая? Где? Чья?.. Когда мы с Максом здесь в сарае гипсовые морды отливали, нам, думаешь, за красивые глаза разрешали ими в центре города торговать?..
    Татьяна. Но Макс ведь и для них что-то делал. Бюст Дзержинского.
    Виктор. Бюст Дзержинского!.. А сколько я им денег переплатил?! Сколько я водки в эти глотки влил!.. Но зато нас никто не трогал. И конкурентов у нас не было. А если появлялись - деньги-то по тем временам выходили приличные, - так менты, прежде чем трогать человека, у нас спрашивали: не мешает ли? не суетится ли?.. И тогда уже мы с Максом решали: быть или не быть!.. To be or not to be!
    Татьяна. Я помню.
    Виктор. И это тогда, в те сонные, ленивые, нищие и глупые годы!.. А теперь!.. Такое творится, что у меня иногда просто крыша едет... Такие деньги по стране гуляют!.. Причем наличные!.. Нигде не учтенные, почти ничьи - подходи и бери!.. Если можешь, конечно... И без всяких школьных ломок: ах, тварь я дрожащая или право имею?.. О-хо-хо!..
    Татьяна. Как ты думаешь, они найдут того, кто убил Костю?
    Виктор (не сразу, задумчиво). Захотят - найдут, не захотят - не найдут.
    Татьяна. Даже так?
    Виктор. А ты как думала?.. Им ведь тоже жить хочется!.. (Смеется.) Шутка...
    Татьяна. Не самая удачная...
    Виктор. Возможно.

    Пауза.

    Виктор (отвлеченно). Все связано. Все переплетено... Уеду, хватит с меня, пошлю всех к чертовой матери!.. Надоело!..
    Татьяна. Куда?
    Виктор. В Канаду.
    Татьяна. И что ты будешь там делать?
    Виктор. А ни-че-го... Учить язык, жить на пособие... Мороженым торговать буду. Я торговал, все лето... Давно, году в восемьдесят... э-э-э... не важно...
    Татьяна. Какой смысл?
    Виктор. Мне исчезнуть надо было... На некоторое время.
    Татьяна. Странная у тебя жизнь... И говоришь ты все какими-то намеками...
    Виктор. Могу и без намеков. Я - страховщик. Краткосрочные повышенные риски: перегонка автомобилей, транспортировка дорогих грузов...
    Татьяна. Большой риск?
    Виктор (серьезно). Огромный. Те же автомобили... Пришвартовался паром, а на нем, к примеру, джип "Чероки"... И вот пока он не доехал до ближайшей станции, где ему дадут номер, он - ничей.
    Татьяна. Как это - ничей? Ведь его кто-то купил, погрузил...
    Виктор. Чепуха!.. Чушь собачья!..
    Татьяна. Право собственности...
    Виктор (показывает ей сжатый кулак). Вот - право собственности!.. Или... (потирает кончики пальцев) вот!.. (Смеется.) Во всяком случае, в этой стране!.. А вот он (указывает пальцем в сторону фотографии на столе) был мудр... Он еще лет двадцать назад говорил, что в стране скоро начнутся такие смутные времена, когда к власти сможет прийти кто угодно, но при одном условии: наличии небольшой, но крепкой военной организации.
    Татьяна. А себя не уберег...
    Виктор (смотрит в сторону). Заигрался...
    Татьяна. Что?.. Как ты сказал?..
    Виктор. И ведь звонили, предупреждали - нет, и все!.. (Допивает коньяк.)
    Татьяна. Кто звонил?
    Виктор. Не знаю...
    Татьяна. Тогда как ты узнал, что его предупреждали?
    Виктор. От него. Он позвонил мне неделю назад, сказал: так, мол, и так, надо бы увидеться... Я подъехал, поговорили. Спрашиваю: кто? Не знает, говорит: не представились. Чего хотят? Землю. Много? Всю... Лес? Да, говорит, под санитарную рубку. Плюс прибрежная зона, береговая полоса. А здесь везде леса первой категории... А Костя - главный инженер областного лесоуправления. Его подпись - и все, карт-бланш, хоть петровскую лиственницу под топор...
    Татьяна. Какие негодяи!
    Виктор. И хоть бы полгода назад... Можно было подключить кое-кого - а сейчас, говорю, никак, опустили, только-только выгребать начинаю... Ты, говорю, подпиши, а потом посмотрим. Придумаем что-нибудь. Потом, говорит, поздно будет. А такой лес и за сто лет не вырастет, если вообще вырастет... (Тихий зуммер телефона, он достает трубку, выходит на галерею.) Я слушаю!.. Да... Хорошо... Пусть едет, пусть немного расслабится... Один?.. Ну, это ничего. Все, спасибо... До связи!.. (Закуривает, ходит по галерее.)
    Татьяна. Вик!
    Виктор. Я!..
    Татьяна. Ты просто так заехал или по делу?
    Виктор. Да как тебе сказать...
    Татьяна. Просто. Просто и доходчиво.
    Виктор. Мне анкеты нужно заполнить. На выезд. На постоянное место жительства.
    Татьяна. Куда?
    Виктор. Я же сказал: в Канаду. А у меня проблемы с языком: понимать - понимаю, а сказать не могу. Как кошка...
    Татьяна. Это все к Андрею.
    Виктор. А он как... ничего?.. Здоровье, ну и вообще... удобно ли?
    Татьяна. Ничего, удобно.
    Виктор. Пытался учить... В гостиницах, в поездах, в самолете - ничего в голове не держится!.. (Облегченно смеется.)
    Татьяна. Один едешь или с семьей?
    Виктор. У меня нет семьи. Только мама...
    Татьяна. И как она на это смотрит?
    Виктор. Никак. Спрашивает, прилечу ли на похороны?

    Пауза.

    Татьяна. Обедать с нами будешь?
    Виктор (подумав). Да, пожалуй...
    Татьяна. Тогда помоги мне накрыть на стол.
    Виктор (с готовностью). Да-да, конечно... Вот только один звонок...

    Набирает номер и отходит в дальний конец галереи. Татьяна начинает прибирать на столе. Складывает в папку рукописи, фотографию.

    Виктор (в трубку, негромко). Шаня?.. Это я... Все нормально, они прошли пост на сто сорок седьмом километре... Нет, пасти не надо, он не один, так что чем черт не шутит... Не знаю, но думаю, что не очень... И все же, все же... Шум, ну и вообще, мало ли что... Пусть Миха его на лохматке подрежет, а тут откуда ни возьмись... Во-во, в белом фраке... Культурно чтобы все было, понял?.. И сухо... Все, пока!.. Удачи!.. (Убирает трубку в карман, закуривает.)
    Татьяна. Вик, ты идешь?
    Виктор. Спешу... (Отбрасывает недокуренную сигарету, идет на веранду.) Я готов!
    Татьяна. Составь чашки на поднос, отнеси на кухню... Ты помнишь, где у нас кухня?
    Виктор. Ну, если вы не делали перепланировку...
    Татьяна. Нет, мы консерваторы...

    В плаще опять верещит зуммер. Виктор достает трубку, отходит в угол.

    Виктор (негромко, сдержанно). Ну, что еще там?.. Может помять, у него бампер навороченный... Ничего, Миха подставится как надо... Не будет там ГАИ... Я сказал... Это мои проблемы... Шаня, ты че, с дуба упал?.. Миха как?.. Да так, молча... Муниципальным транспортом... Хрен с ней, с лохматкой... Все?.. Что, едут?.. Сильно гонит?.. Как бы не влетел где-нибудь... Удачи!.. (Убирает трубку в карман.)
    Татьяна (смотрит на него). Кто звонил?
    Виктор (неопределенный жест). Один... демократ. (Смеется, фальшиво напевает.) Гуд бай, Америка! Страна, где я не буду никогда!.. (Громко.) Знаешь, кого я в Нью-Йорке встретил?.. Жеку Поспелова!.. Прямо на Бродвее. Бросился, обнимает: Витюша, родной, ты тоже, да?.. Нет, говорю, я не тоже... Я - другое дерево... Смех!.. (Смеется.)

    Татьяна молча смотрит на него, держа в руках папку. Виктор резко обрывает смех.

    Виктор (нервно). Ну, давай, давай, руководи!.. Что - туда, что - сюда... Быстренько накрыли, налили - чего возиться, а?.. Коль жизнь осудит?.. Костю заодно помянем...
    Татьяна (медленно). Ты очень изменился, Вик.
    Виктор (полушутливо). Неизменен только Бог, ибо Он вмещает в себя все.
    Татьяна (в тон ему). До Бога тебе далеко.
    Виктор. И высоко... Да я и не стремился: высоты боюсь... Падать больно... (Смеется.)
    Татьяна. Неси чашки на кухню.
    Виктор (с легким наклоном головы). Слушаю-с!..
    Татьяна (с усмешкой). И не паясничай - выставлю!..
    Виктор. Слушаю-с!..

    Легким небрежным движением сбрасывает плащ, шарф, остается в дорогом, прекрасно сшитом, но изрядно потасканном костюме. При этом никакой неряшливости: пиджак и брюки тщательнейшим образом вычищены и отутюжены. Черная рубашка, узкий белый галстук, тусклый блеск серебряных запонок. Черная нарукавная повязка падает на пол, Виктор поднимает ее и, недолго думая, сует в карман пиджака.

    Татьяна. Давай, я повешу!..
    Виктор. Возьми... (Передает ей плащ.)
    Татьяна. И шляпу...
    Виктор. Да-да, конечно... (Снимает шляпу с гвоздя, передает ей, она идет в холл.)
    Виктор (вслед ей). Минуточку!..
    Татьяна (останавливается, оборачивается). В чем дело?
    Виктор (идет к ней). Телефон...

    Татьяна протягивает ему плащ, он достает трубку, кладет ее в карман пиджака.

    Виктор (мрачным голосом). Связь в движении - движение к успеху.

    Татьяна идет в холл. Виктор смотрит ей вслед.

    Виктор. Таня!

    Она оборачивается, смотрит на него.

    Виктор (нерешительно, но в то же время с каким-то внутренним убеждением). Я, кажется, вычислил, кто мог это сделать. Я еще не могу сказать, что я уверен на все сто, но процентов на семьдесят - да...
    Татьяна. Те, которые звонили?..
    Виктор. Да господь с тобой!.. Здесь все сложнее: нужно одним, а, возможно и не одним, звонят другие, организуют третьи и так далее - длинная цепочка...
    Татьяна. И в самом ее конце стоит человек с пистолетом?
    Виктор. Да... Он умеет только нажимать на курок, и ему нужно знать только две вещи: время и место.
    Татьяна. Все как в кино... ничего нового. (Собирается идти.)
    Виктор (подходит к столу, наливает рюмку коньяка, быстро пьет). А ты хотела бы узнать поподробнее, да?.. Имена, адреса, телефоны?.. О-хо-хо!.. (Смеется нервным, немного саркастическим смехом.) А если я знаю, а?.. Если я их видел?.. Сегодня на кладбище?.. Кино, да?.. Крестный отец!.. Коза ностра!.. (Фальшиво напевает какой-нибудь популярный мотив из репертуара Адриано Челентано.) Танька, господи, если бы ты знала, как я жил последние пятнадцать лет!.. (С ироническим пафосом.) Как я прожил свои лучшие годы... (Фальшиво напевает.) Мы года щелкали словно семечки - о-хо-хо!.. Нет-нет, я не плачусь: ах, жизнь прошла мимо - наоборот: все эти годы я жил как хотел!.. Правда, вот семейством не обзавелся, упустил как-то в общем потоке жизни - пришлось, так сказать, пожертвовать тихими семейными радостями, положить их, выражаясь высоким штилем, на алтарь Гермеса!.. (Смеется.) Во имя чего?.. Ах да, чуть не забыл, я же эгоист... Байрон недоделанный!.. (Смеется.) А что мне еще оставалось?.. (Наливает себе еще рюмку, быстро выпивает.)
    Татьяна (сухо). Может быть, остановишься?.. Ты ведь, насколько я помню, зарок дал: за рулем - ни капли?
    Виктор. Сам дал - сам взял... Мой зарок, что хочу с ним, то и делаю!

    Короткая пауза. Виктор как будто сбился с мысли и пытается вновь поймать ее.

    Виктор (спохватывается, продолжает). Были, конечно, варианты... Во всех смыслах. И так, пока со стороны, вроде ничего, а в руки возьмешь, посмотришь поближе - не то... Даже на работу один раз устроился, в одну техническую контору, на полный рабочий день, в отдел роботизации - тоска и, главное, полнейшая бессмыслица, дичь!.. Но опыт есть...
    Татьяна. У меня рис переварится...
    Виктор (потухшим голосом). Ах, рис... да-да, иди, конечно...

    Татьяна уходит. Виктор садится в кресло-качалку, закуривает, смотрит в потолок, что-то бормочет.

    Виктор (смотрит на икону). И кому все это нужно, Господи?.. Не знаешь? Какой же ты тогда Бог?.. Или знаешь, но молчишь? Тоже нехорошо... Не гуманно. Или мы чего-то не понимаем... Или, наоборот, все понимаем, но нам просто наплевать, а?.. Некоторые, правда, еще трепыхаются, пыжатся, делают возмущенное лицо, но мы-то знаем, что это все мура, и они знают, что мы знаем... И чего тогда стоит это лицо?..

    Приподнимается в кресле, дотягивается до бутылки, выплескивает в рюмку остатки коньяка, отпивает глоток, задумчиво рассматривает рюмку, вертя ее в пальцах. Заметно, что коньяк начинает постепенно действовать, заметно также, что состояние легкого, но постоянного опьянения для Виктора привычно.

    Виктор (разговаривает сам с собой, смотрит на икону). Опять вчера снилось, будто идем мы по мелководью среди редкого камыша, Антон еще маленький, годика два, и я несу его на плечах, а она идет чуть поодаль и как бы сама по себе, камыш руками раздвигает, а он шуршит, шоркает листьями на ветру, и мы все идем, идем...

    Во время этого монолога из сада на галерею поднимаются Андрей Николаевич и Максим. Услышав за спиной скрип половиц, Виктор быстро отбрасывает рюмку, вскакивает, оборачивается к двери и выхватывает из-под мышки пистолет.

    Виктор (коротко, негромко). Cтоять!

    Андрей Николаевич и Максим останавливаются в дверях. Немая сцена. Первым приходит в себя Андрей Николаевич.

    Андрей Николаевич (настороженно). Что за шутки, Виктор?
    Виктор (облегченно вздыхает, опускает руку с пистолетом). Извините, Андрей Николаевич, нервишки совсем ни к черту... (Привычным движением забрасывает пистолет в кобуру под мышкой.) Уже, знаете, рефлекс...

    Андрей Николаевич и Максим входят на веранду, постепенно оправляясь от легкого шока.

    Андрей Николаевич (подходит к Виктору, протягивает руку). Здравствуй!
    Виктор (пожимает его руку). Здравствуйте, Андрей Николаевич!
    Максим. Здорово, Вик!
    Виктор. Привет!

    Обмениваются крепким дружеским рукопожатием.

    Андрей Николаевич (усмехается). И какая встреча! Какой прием!
    Максим. По первому разряду - на высшем дипломатическом уровне!
    Андрей Николаевич. Покажи хоть игрушку, похвастайся!..
    Виктор (тоном провинившегося школьника). А вы на меня не сердитесь? Только честно...

    Передает Андрею Николаевичу пистолет. Он берет его, осматривает.

    Андрей Николаевич (трудно понять, серьезно он говорит или нет). Сердимся. И даже очень. А что мы, по-твоему, радоваться должны?

    Быстрым профессиональным движением вынимает обойму и выщелкивает патрон из патронника.

    Андрей Николаевич. И разрешение есть?
    Виктор (хмуро). А как же?.. Конечно, есть...
    Андрей Николаевич (возвращая ему пистолет без патронов). Чтим, значит, Уголовный кодекс... (Опускает обойму и патрон в карман рубашки.) Будешь уезжать - отдам. А то сам говоришь: нервишки... И опять же (кивает на пустую бутылку) коньяк.
    Виктор. А это, знаете, так как-то... Непроизвольно. Само собой... Вы не беспокойтесь, у меня в машине есть... "Ахтамар". Настоящий, оттуда... Я принесу!.. (Порывается идти.)
    Андрей Николаевич. Не суетись, Витя, ты в гостях... (Чуть приблатненно, цыкнув зубом.) Макс, это чмо думает, что для нас какой-то паршивый коньяк дороже старой мужской дружбы...
    Максим (истошно, закатив глаза). Он что, нас за поцев держит!..

    Виктор вздрагивает от неожиданности и даже отступает на полшага назад. Максим хохочет.

    Виктор (ухмыляется). Дурак ты, боцман, и шутки твои - дурацкие.

    Смеются.

    Андрей Николаевич. Как тебя сюда занесло? Каким ветром?..
    Виктор (серьезно). Печальным ветром, Андрей Николаевич, похоронным...
    Андрей Николаевич. Ты его знал?
    Виктор. Знал, конечно... Мы же все из одной компании, из одного класса. 10 А. 178 школа Приморского района. Так что вот так... Такие дела.

    Из холла входит Татьяна со стопкой тарелок.

    Татьяна. Кто здесь орал? Макс, ты?..
    Максим. Мы выражали радость по поводу встречи.
    Татьяна. Я понимаю - радость была велика и безудержна.
    Андрей Николаевич. Недержание радости.

    У Виктора в кармане пиджака верещит зуммер.

    Виктор (достает трубку). Извините... (Выходит на галерею.) Шаня?.. Ну, что там у вас?.. Уходит?.. Не может быть!.. Засветиться боитесь?.. Отстаньте, дайте ему оторваться... Вы где сейчас?.. На шестьдесят втором?.. Отлично - пусть отрывается... (Смотрит на часы.) На сорок девятом километре переезд - там сейчас скорый пойдет, а потом ему навстречу товарный... Понял?.. Умница... С Михой держите связь... Нет, на переезде не надо...Удачи!..

    Опускает трубку в карман, спускается в сад, уходит. Писк сигнализации, затем хлопок дверцы машины, шаги. Появляется Виктор. В одной руке он несет бутылку коньяка, другой засовывает пистолет в кобуру под мышкой. На веранде тем временем накрывают на стол. Расставляют тарелки, чашки, Максим достает из буфета другие рюмки, одну передает Татьяне, она ставит ее на отдельную тарелочку посреди стола, кладет рядом кусок хлеба. Андрей Николаевич приносит из бара бутылку коньяка, ставит посреди стола. Во время всех этих приготовлений перебрасываются короткими и как бы ничего не значащими фразами.

    Татьяна. Андрей, только не увлекайся! У тебя уже и так губы синие.
    Андрей Николаевич. Это ничего не значит, я прекрасно себя чувствую...
    Татьяна. Это сейчас, а что будет под утро?..
    Андрей Николаевич. Ничего не будет, перестань...
    Татьяна. Ты каждый раз так говоришь, и каждый раз меня мучает бессонница... Ты ворочаешься, стонешь, а мне каково лежать рядом и слушать все это?
    Андрей Николаевич. Ничего страшного - это сны.
    Татьяна. Но ты стонешь так, словно тебя мучают кошмары.
    Андрей Николаевич. Кошмары?.. Даже если и так - что в этом такого уж страшного? Обычная вещь.
    Татьяна. С тобой бесполезно говорить.
    Андрей Николаевич. Я не вижу предмета для разговора.

    Из холла появляется Максим с большим подносом. На подносе две кастрюли, сковорода и прочее.

    Максим. Интересно, успели они в город до грозы или она их прихватила?
    Андрей Николаевич. Успели - не успели... Какая разница?..
    Максим. Я помню, ты рассказывал, как у вас в деревне лошадь молнией убило... В поле, в степи...
    Андрей Николаевич. Сравнил!.. В огороде бузина, а в Киеве - дядька...
    Татьяна. Мы садимся?.. Где Вик?
    Виктор (входит). Я здесь.

    Подходит к столу, ставит бутылку коньяка.

    Виктор. Где мое место?
    Татьяна (указывает на один из стульев). Здесь.
    Виктор. Спасибо.

    Садится. Андрей Николаевич наполняет рюмки, начав с той, что стоит в центре стола.

    Виктор (поднимает рюмку). Костя, Костя... Ну, что тут скажешь...
    Татьяна (держит рюмку). Не надо ничего говорить.

    Все встают, молча пьют, садятся.

    Максим (ест). Как дела, Вик?
    Виктор (уклончиво). По-разному... Жизнь - рулетка. А у тебя?
    Максим. Тоже по-разному... От заказа до заказа. Вот делал в прошлом году скульптурные портреты датских королей для казино в Копенгагене...
    Виктор. У них что, своих мастеров не нашлось?
    Максим. Это рельефы, сложная техника... Разучились, утратили школу...
    Виктор (насмешливо). Социалистический реализм?
    Максим. Социалистический, капиталистический - какая разница?.. Слова... Просто они больше платят.
    Виктор (берет свою бутылку). Попробуем этого? (Открывает.)
    Максим. Отчего бы и не попробовать - наливай!
    Андрей Николаевич (прикрывает свою рюмку ладонью). Cпасибо, у меня еще есть.
    Татьяна. У меня тоже.

    Виктор наполняет рюмки.

    Виктор. За хозяев!
    Андрей Николаевич (насмешливо, сдержанно). Благодарю.
    Виктор (поднимается с рюмкой в руке). И еще я хочу сказать...
    Татьяна (негромко). Вик!..
    Виктор (слышит, но не обращает внимания). Я сейчас как во сне... Все так переменилось вокруг: многие уехали, кто-то спился, кто-то умер - царство небесное! - записную книжку читаешь как святцы... как синодик... (Замолкает, осматривается, словно хочет еще раз убедиться в материальности окружающей обстановки.) А здесь у вас все как было... Потрясающе... Вроде все обыкновенно, даже, может быть, слишком обыкновенно, вот эти голые еловые веточки, игрушки, сад за стеклами - но вот это-то как раз и берет за душу, за живое... Японское искусство. Икебана...
    Татьяна. Ви-ик!.. Ау-у!..
    Виктор (словно спохватившись). Нет-нет, другое... "Марсианские хроники". Брэдбери. Вторая экспедиция... Итак - за хозяев!

    Пьет, садится. Остальные пригубливают. Обед продолжается в тишине.

    Татьяна (встает). Суп съели?.. Давайте тарелки!.. (Собирает тарелки, Максиму.) Макс, отнеси на кухню!..

    Максим берет стопку тарелок, уходит.

    Виктор (приглушенным голосом). А Макс, что, так и не женился?
    Андрей Николаевич. Пытался - не вышло.
    Виктор. То есть?..
    Татьяна. Андрей!..
    Андрей Николаевич (не реагирует). Познакомился с одной дивчиной - журналисткой из Винницы, симпатичная, умница, прожили они тут лето во флигеле, заявление в ЗАГС подали, а потом повезла она Макса в свою деревню на смотрины... К родичам, под Винницу. А там как вышли они из автобуса, теща как увидела: батюшки, нэгр! - и в обморок!.. Инсульт.
    Виктор. Ее что, не предупреждали?
    Андрей Николаевич. Какое там: писали! даже фотографию посылали, правда, черно-белую... Те: да-да, доченька, привози!.. А как живого увидели... Дикари.

    Приближаются шаги Максима. Андрей Николаевич умолкает. Татьяна начинает раскладывать по тарелкам второе.

    Виктор (едва сдерживается, чтобы не расхохотаться). Отелло!.. Арап Петра Ве-ве-ликого!.. (Хохочет.)
    Татьяна (строго). Да как ты можешь!.. У человека такое горе...

    Виктор хохочет во весь голос, но при этом смех его становится несколько искусственным, нарочитым. Входит Максим. Смех резко умолкает, а сам Виктор вдруг как бы цепенеет, замирает, глядя в пространство, туда, где находится некая точка, видимая только ему.

    Максим. Вот смотрю на тебя и никак не могу понять, изменился ты или нет?
    Виктор (по-прежнему глядя в пространство). А что тут понимать? Седина, морщины, мешки под глазами, склеротический румянец - посмотри и увидишь... Старость.
    Максим (садится). Я не об этом...
    Виктор (отстраненно). Каким в колыбельку - таким и в могилку... Об этом?

    Машинально, ни на кого не глядя, наливает себе рюмку коньяка.

    Татьяна. Ешьте, остынет!..
    Виктор (поднимает рюмку, рассматривает ее на свет). Знаешь, Макс, я ведь и сам не могу понять... Поживите, говорит, с мое, молодой человек, и я посмотрю, как вы изменитесь... Что он имел в виду?.. Это ведь ваш коллега, Андрей Николаевич, может быть, даже друг... За дружбу! (Пьет.)

    Тишина за столом. Все едят, кроме Виктора.

    Андрей Николаевич (громко). Прекрасная курица!
    Татьяна. Не суховата?
    Максим. Нисколько.

    Виктор молча берет куриную ножку, ест.

    Виктор (бормочет). Да, ничего... вкусно...
    Максим (встает из-за стола, вытирает салфеткой пальцы и губы). Замечательный обед! Спасибо, Таня!..
    Татьяна. А чай?
    Максим. Попозже, если не возражаешь?
    Татьяна. Как хочешь, дело твое...
    Андрей Николаевич (встает, отставляет тарелку). Спасибо!..
    Татьяна. На здоровье!
    Виктор (отодвигает почти не тронутую тарелку). Извини, не могу больше... Все очень вкусно, но никак...
    Татьяна. Ты не болен?..
    Виктор. Нет-нет, просто устал... Такое чувство, будто я опять на подлодке, в автономке, в кругосветке... Глазами смотришь, понимаешь, что все вкусно, а начинаешь есть - как бумага...
    Татьяна. Сходил бы ты к врачу...
    Виктор (отмахивается). Оставь, глупости все это...

    Встает, наполняет свою рюмку, доливает Максиму и Андрею Николаевичу.

    Виктор (держит рюмку). Андрей Николаевич, помните, я написал рассказ, даже почти повесть: глухой хутор, темные срубы на гранитных валунах, лучина, каморка, зыбка с младенцем, ундина за прялкой, лесные братья с трофейными автоматами - тогда еще было в моде жестокое прибалтийское кино - помните?..
    Андрей Николаевич. Смутно.
    Виктор. Вы мне еще тогда сказали: молодой человек, когда из автомата очередью стреляют по посуде, звона разбитого стекла не слышно - помните?..
    Андрей Николаевич. Ну, допустим... Что дальше?
    Виктор (оживленно). А то, что вы были правы! Я лично проверял - не слышно!.. Вот он - реализм!.. А мы ведь все тогда были романтики: "Шум и ярость", "Степной волк", портрет Хэмингуэя... Предлагаю выпить за реализм, капиталистический, социалистический - все равно, да, Макс? Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова - ура!..

    Смееется, пьет. Максим смотрит на него, отпивает полрюмки. Андрей Николаевич выпивает до дна. Татьяна задумчиво смотрит на одинокую рюмку посреди стола, затем берет свою рюмку, пригубливает. Ставит рюмку на стол, берет тарелку Виктора, сбрасывает на нее кости с других тарелок, передает Максиму.

    Татьяна (Максиму). Отнеси Дику, только смотри, чтобы он не подавился.
    Максим. А если подавится?
    Татьяна. Стукнешь его по загривку!..
    Максим (скептически). А если ему это не понравится?
    Татьяна. Залезешь на сосну! Еще вопросы есть?..
    Максим. Никак нет, гражданин начальник! Разрешите идти?
    Татьяна. Иди, клоун...

    Максим берет тарелку, устанавливает ее на голове и удаляется в сад изящной балансирующей походкой. Татьяна собирает со стола посуду, ставит все на поднос, уходит через холл. Виктор и Андрей Николаевич остаются на веранде вдвоем.

    Виктор (берет бутылку коньяка, Андрею Николаевичу). Будете?..
    Андрей Николаевич. Пропущу... (Набивает трубку.)

    Виктор наполняет свою рюмку, идет на галерею, залитую ярким послеполуденным солнцем, достает темные очки, протирает, надевает, закуривает сигарету. Ведет себя подчеркнуто непринужденно.

    Виктор (громко). Хорошо у вас здесь... (Отпивает глоток коньяка.) Я тоже иногда думаю, а не плюнуть ли мне на все, купить домик где-нибудь на берегу озера, завести конюшню, псарню с борзыми, пасеку...
    Андрей Николаевич (раскуривает трубку). Что мешает?
    Виктор. Одно проклятое словечко: завтра... Иногда мне кажется, что я не живу, а только готовлюсь к жизни... понимаете?
    Андрей Николаевич. Понимаю.
    Виктор (допивает коньяк). Иногда думаю: неужели это и есть жизнь?.. Та самая единственная, неповторимая, та самая, которая дается один раз и которую надо прожить так, чтобы потом не было мучительно больно?..
    Андрей Николаевич. Увы...
    Виктор (вздыхает). Конечно, вам смешно...
    Андрей Николаевич. Смешно?.. С чего ты взял, что мне смешно?
    Виктор. Думаете, вот, денег нахапал, решил о вечном подумать...

    Резко отбрасывает окурок, идет на веранду, наливает рюмку, пьет.

    Виктор. Смотрел по телевизору ваше интервью... Сталин, говорите, поставил грандиозный эксперимент, до него все было как бы в воображении, на бумаге: "Утопия", "Город Солнца", платоновское государство, а этот решил - хватит в эти игрушки играть, вот вам ваше царствие небесное, здесь, при жизни, в натуре!.. (Смеется.) Интересная мысль!.. Но самое смешное во всей этой истории - покаяние!.. Не виноватая я - он сам пришел!.. (Хохочет.) А как же покойнички?.. По одному зэку под каждую шпалу?.. Извините, да?.. Ошибочка вышла?.. Так мы же ее исправляем, у нас же - реабилитация!.. Вставайте, покойнички, воскресайте, мертвые души, - все на смотр, поголовно, все двадцать миллионов! Р-рав-няйсь!.. Смир-рна!.. По порядку номеров - рассчитайсь!.. Нале-во!.. Ша-ам арш!.. И работать, работать, играть, плясать - карнавал в полный рост! Свет!.. Музыка!.. А мы пока партийные денежки перепрячем подальше... И ведь нашлись же идиоты, которые приняли все это за чистую монету...

    Андрей Николаевич молча курит трубку.

    Виктор. Что вы... молчите?.. Вы со мной не согласны?
    Андрей Николаевич. Согласен.
    Виктор. Да, конечно, все это слишком очевидно... Банально...
    Андрей Николаевич (смотрит на него). Тебе-то, собственно, что до этого?..
    Виктор. Просто противно...
    Андрей Николаевич. Неужели?
    Виктор. Не верите... (Усмехается.) Правильно делаете... (Наливает себе рюмку коньяка, пьет.) Что он - Гекубе?.. Что ему - Гекуба? Н-да...

    Пауза.

    Виктор (заметно пьянеет). Все такие сделались храбрые, такие умные. Как же - свобода!.. (Выходит на галерею, раскидывает руки, кричит.) Свобода!.. (Вдруг сникает, бормочет.) Живу один посередине сада, огромного, как полная свобода... И даже если где-то есть ограда, то я сейчас искать ее не буду... (Упрямо повторяет.) Не буду!.. Не буду!.. Азия наползает... Амеба... Тучи саранчи... Война с саламандрами... (Фальшиво напевает грубым голосом.) По выжженной равнине за метром метр идут по Украине солдаты группы "Центр"... А, кстати, кто командовал группой армий "Центр"?
    Андрей Николаевич (язвительно, с иронией). Гудериан.
    Виктор (не замечая насмешки). Красивое имя.

    Садится на ступеньки, достает из пиджака какую-то упаковку, выдавливает капсулу на ладонь, проглатывает, поднимает очки на лоб, протирает веки, приваливается к столбику веранды, закрывает глаза. Андрей Николаевич выходит на галерею, докуривает трубку, выбивает золу.

    Виктор (не открывая глаз, но совершенно трезвым голосом). Все. Надоело. Уезжаю...
    Андрей Николаевич. Куда ты такой поедешь?
    Виктор. В Канаду.
    Андрей Николаевич. Ну, разве что в Канаду...
    Виктор. Я анкеты привез. Поможете заполнить?..
    Андрей Николаевич. Неси.
    Виктор. Сейчас... Немного посижу и принесу... Язык ни в зуб ногой...

    Засыпает, прислонившись к столбику. За сценой шум мотора, прочие беспорядочные звуки. Все стихает. Появляется Антон. Беглый взгляд на спящего.

    Антон (кивнув на Виктора, Андрею Николаевичу). А это что за дух?
    Андрей Николаевич (помедлив). Это наш гость. Не буди его.
    Антон (шепотом). Понял...

    Тихо, на цыпочках, поднимается по ступенькам, идет на веранду. Андрей Николаевич задумчиво вертит в руках трубку.



    "Постскриптум", вып.10:
    Следующий материал

            Окончание
            пьесы Александра Волкова





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"Постскриптум", вып.10

Copyright © 1998 Александр Волков
Copyright © 1998 "Постскриптум"
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru