Котурн третий
(без участия кота на котурнах, потому что он наказан и заперт на некоторое время в сортире):
ДРУГАЯ ИСТОРИЯ
Наступали предновогодние дни. Я заранее предупредил моего друга о том, что Новый Год буду отмечать не с ним. Уже много-много лет я провожу эту ночь в одной и той же компании, состав которой неизменен. Он не отнесся к моим словам серьезно. Следствием этого стало его появление у меня вечером тридцать первого декабря. Он нервничал и много курил. Наконец, робко спросил, может ли он остаться... Нет... Глаза его наполнились слезами. Уголки губ поползли вниз. Он напоминал обиженного ребенка. Сказал, что ничего не понимает, и что вообще он готов уехать отсюда сегодня же ночью. Например, в Москву. И немедленно. Быстро и суетливо оделся. Попросил бутылку шампанского и хрустальный бокал. Милый мальчик, как он хотел остаться здесь! Не надо торопить события. Твой час еще не пробил. Тебе не суждено умереть в новогоднюю ночь.
Пора принимать гостей. Я никогда не переодеваюсь к празднику: ряженых будет достаточно.
Отказа, как водится, никто не прислал. Явились даже те, кого не ждали. В Москве говорят: "Там была вся Москва". У меня был весь мой Петербург.
Здесь были светские красавицы, ядовито передающие под веерами светские сплетни; капризные академические дамы без вееров... Юноши с филологическими бородками и юноши без бородок, но в твидовых пиджаках. Женщина, предавшаяся однажды любви на грудах мяса с мясником в мясной лавке. Тартуские бандиты, чопорно читающие в углу труды по знаковым системам. Им мешали сосредоточиться целые полчища мышей, воспользовавшиеся отсутствием моего кота.
Он подошел к почти пустому поезду. Заплатил проводнику. Пустой вагон. Пустое купе. "Обстоятельства вынудили, молодой человек?" - "Да, - рассеянно отвечал он. - Обстоятельства". Сел. И стал ждать отправления. Скоро застучат колеса. До наступления Нового Года оставалось полчаса.
Здесь были джентльмены, говорящие о политике, и джентльмены, говорящие по-французски. Мужчина в эспаньолке в маске спившегося испаниста со своим любовником, бывшим фельдшером. Графиня Анна Федотовна, как всегда, в вольтеровых креслах. К ней подходили, целовали сморщенную руку и тотчас забывали о ее присутствии. Промелькнул молодой человек в белой, как февральский снег, посмертной маске. Изредка между фигурами проносился петербургский ветер, приподнимая подолы дамских платьев и срывая бауты.
Поезд отправился. Молодой человек не захотел чаю. Он запер купе. Раздвинул шторы. За окошком проносились невыразительные постройки петербургских предместий - скука загородных дач. Тяжелыми фальшивыми хлопьями валил снег. Молодой человек поставил на стол бутылку шампанского, хрустальный бокал. Очистил мандарин.
Я не люблю зиму и все, что с нею связано. Новогодняя ночь с каждым годом дается мне все трудней. Давит многовековая тяжесть. Немыслимо выдерживать такое количество покойников. Они утомляют, требуют общения. Что ж, пейте мою кровь. Ешьте мое тело. Спасибо А.А., которая помогает управляться с ними.
А.А. подошла ко мне. Мы раскланялись. "Я вижу, Сережа, здесь есть один новенький, которого я раньше не встречала". - "Да, познакомьтесь - это "персонаж, роли которого нет в повествовании". Я совсем недавно вырвал его из своего сердца. Он даже не успел отмыться от крови или клюквенного сока. И мне до сих пор больно об этом говорить". - "Хорошо. А куда вы услали своего двойника?" - "Мучаться в поезде Петербург-Москва". - "Вы жестоки".
Часы пробили двенадцать.
Большая и маленькая стрелки на часах совместились. За окном поезда продолжалось движенье времени и пространства. Теплое одиночество неслось через метель в никуда.
"Кто-то стучится, дорогая А.А". - "Вы же знаете, стучится только Медведь-Липовая-Нога". - "Сколько раз я просил, чтобы его не присылали. Он совершенно бессмысленен. И глуп, как всякая страшность. Будет всю ночь реветь, требовать свою ногу. Но здесь раздают только котурны. И вообще, я не понимаю, какое отношение русский фольклор имеет к Петербургу. Займитесь им, пожалуйста, А.А., только вы можете справиться с чудовищем. Или передайте его цыганам, у них как раз не хватает медведя".
Ко мне подскользнул некто, переодетый Судьбой. Заговорил вкрадчиво. "Говорят, Сергей Викторович, вы обрели своего двойника. Поздравляю. Что ж вы его нам не показываете? Нынче двойники редкость. Как вы с ним собираетесь обойтись?" - "Никак". - "Неправда. Вы собираетесь его убить. Вы уже давно замыслили это и даже ручки потираете, предвкушая удовольствие. Куда только делся ваш романтизм? Вам же намекали, что убийство - вещь пошлая и неинтересная. Даже если вы обставите все с присущим вам безупречным вкусом. Любимых людей проще бросать. Мой вам совет..." - "Я не нуждаюсь в советах и не желаю продолжать этот разговор". - "Тогда посмотрите дивертисмент". - "Я его видел". - "Произведения искусства, в отличие от наших чувств, не утрачивают своей новизны. Для вас оставлено кресло в первой ложе. Поторопитесь. Как бы его кто-нибудь не занял". - "Мне не нравится ваша маска". - "А мне не нравится ваша судьба. Ну и что? Делайте, что вам положено".
И я подчиняюсь. Я всегда подчиняюсь Судьбе, даже если в Судьбу нарядился негодяй.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ
Музыка написана неизвестным композитором в начале восемнадцатого века.
Партии в оркестре: звон колоколов Владимирского собора, бой часов на башне Городской Думы, завывание зимнего ветра на Дворцовой набережной, шуршанье Невского проспекта под ногами прохожих, голос одинокой трубы под аркой Генерального Штаба, стук и всхлипывания Медведя-Липовая-Нога.
Вокальная партия: бывшая меццо-сопрано в одном из переходов метро.
Все обволакивается Тишиной, сквозь которую через каждые двенадцать тактов пробивается звук бисквита, ломаемого тонкими пальцами.
Декорации: колоннада Казанского собора, в нишах которого прячутся души загубленных влюбленных. На заднем плане пролетает, беззвучно хохоча, кто-то ужасный в белых прозрачных одеждах.
Освещение: полная луна сквозь ветви.
Все балансирует на тонкой грани.
Участники дивертисмента прогуливаются парами между колонн. Каждая пара вполголоса напевает, почти бормочет: "Мне страшно". Через некоторое время появляется некто в маске старого шарманщика. Все обступают его и фальшивыми голосами просят показать свою судьбу. Шарманщик отказывается. Ария: "Судьба каждого давно известна всем!" С ним не соглашаются. Многоголосие в перебранке. Соло в оркестре Медведя-Липовая-Нога. На заднем плане проносятся обнаженные обезображенные тела старика со старухой, сваривших медвежью ногу. Шарманщик все-таки показывает каждому его судьбу, которая уже состоялась. Все в восторге. Сцена освещается второй полной луной. Соло в оркестре часов на башне Городской Думы. Апофеоз: подошедшие из-под сводов Гостиного Двора вечерние одиночки экстатично танцуют па-де-де, па-де-труа и па-де-катр. Сцена пустеет. Колокольный звон Владимирского собора. Петербургский ветер проносит этот звон по улице Достоевского и обратно. Декорации меняются. Пространство сцены заполняется зеркалами. Шарманщик наигрывает мелодию. Бывшая меццо-сопрано исполняет старинную английскую песенку под аккомпанемент шуршащих по Невскому проспекту ног прохожих. В зеркалах отражается то, что никогда еще не отражалось. Двое героев приближаются друг к другу. Их руки соединяются. Зеркала исчезают. Затемнение. Соло трубы под аркой Генерального Штаба. Падает снег. На аплодисменты не выходит никто.
Падает снег. Остановка в Бологом. Он одевается и выходит. Ждет поезда, чтобы вернуться в Петербург. Допивает шампанское. Бросает хрустальный бокал - на счастье. Бокал не разбивается. Бокал падает в снег.
Мы встретились утром. Падал снег, снег, снег, снег.
ПЕРЕРЫВ В ДРУГОЙ ИСТОРИИ
ИЗ РАЗГОВОРОВ ПРИ ТЕАТРАЛЬНОМ РАЗЪЕЗДЕ
- Вам не кажется, что автор написал все это не для широкой публики?
- Отчего же?
- У него весь мир населен людьми, которые любят, находятся в поиске любви, или уже разлюбили. А большинство зрителей не знает, что такое любовь.
- Сударь, вы наступили мне на котурн.
- Извините, я хромаю.
КОРОТКАЯ ИСТОРИЯ О ЛЮБВИ НА ГРУДАХ МЯСА С МЯСНИКОМ В МЯСНОЙ ЛАВКЕ
Это случилось в Японии очень давно. У нас в наши времена такое случиться не могло.
Жила на свете одна японская дама. Она выращивала хризантемы, воспитывала детей и любила мужа. Все это не является поэтическим преувеличением. У нее действительно был садик с хризантемами цвета кадмия темного красного. У нее действительно было двое детей, и, надо сказать, из них выросли достойные граждане японской страны. И она действительно любила своего мужа. Каждые выходные на протяжении многих лет детей отправляли к дедушке с бабушкой. Они с мужем закрывались в доме, никого не принимая и предаваясь любви. Так страстно, как чужеземцы способны только в первый месяц знакомства. Шли годы. Выросли дети. В ее садике цвели совсем другие хризантемы. Но по-прежнему на вопрос: кто ей дороже, муж или дети? - она отводила глаза и густо краснела.
И вот однажды японская дама отправилась за покупками. Стрекотали цикады. Вьюнок-однодневка оплетал древнюю изгородь. Воробьи ссорились из-за крошки хлеба. Дети запускали воздушного змея. По пути она придумала стихи:
Впрочем, через некоторое время она поправила себя:
Однако только после захода к зеленщику ее стихи обрели совершенство:
При этом она подумала, что и по дороге между продуктовыми лавками может возникнуть прекрасное.
С ней раскланялись соседи. Госпожа К. похвалила ее новую заколку, но сказала, что завязывать узел на поясе кимоно нужно по-столичному, на новый манер, как это делает она.
Господин Л. посоветовал скорее завернуть в рыбную лавку, куда только что доставили живых карпов. Она улыбнулась, вспомнив:
Зашла в лавку и увидела:
Купила карпов. Они все били и били хвостами в ее свертке. Теперь оставалось только зайти к мяснику. И она зашла в мясную лавку.
И увидела там нового помощника мясника. От его тела исходила необычайная сила. Ниже пояса у него висел меч самурая огромных размеров и весьма искусной работы.
Она забыла о муже, детях и хризантемах. Узел на поясе кимоно развязался сам собой. Тот самый узел, что был завязан не по-столичному. И она отдалась ему прямо на грудах мяса. И никогда не жалела об этом.
С тех пор каждый день она готовила какое-нибудь мясное блюдо своей семье. Впрочем, исключая выходные - в эти дни, как известно, она не выходила из дома.
КОНЕЦ КОРОТКОЙ ИСТОРИИ О ЛЮБВИ
Как всегда, через несколько дней после утомительной встречи Нового Года, когда мой кот еще доигрывал с последней мышкой, у меня в гостях появилась А.А. "Вам не кажется, Сережа, что ваша история с двойником несколько затянулась? Не пора ли приступить к кульминации?" - "Что вы, А.А. Я должен оставить какое-то время героям для блаженства. Зато потом публика острее почувствует трагичность финала. Мною все предусмотрено. Я обещал вам детективную историю и готов ее рассказать". - "Что ж, это замечательно. А я готова ее слушать", - отвечала А.А., затягиваясь папироской.
ИСТОРИЯ О ВРЕДЕ ЧТЕНИЯ "КРИТИКИ ЧИСТОГО РАЗУМА" В ПОЕЗДЕ ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ, или УДАР КАНТА
Расследование убийства в поезде Адлер-Санкт-Петербург затянулось, не дав при этом никаких результатов. Дело было закрыто. Это было одно из самых жестоких и загадочных преступлений нашего века. В прессе высказывались различные предположения, впрочем, по утверждению следователя г-на N., совершенно необоснованные. Был убит проводник Генцварадзе - большой и сильный мужчина. Смерть наступила в результате удара неизвестным тупым предметом по затылку. Сейчас, когда миновало столько лет, многие действующие лица давно умерли и история эта подзабылась, ничто не мешает мне пролить свет на эти страшные, но вместе с тем трогательные события.
Курсистке Леночке П. тогда было восемнадцать лет. Нельзя сказать, чтобы она была несказанно хороша собой. Но ее хрупкая фигурка, манера одеваться, мягкие черты лица и волосы цвета вороного крыла, безусловно, обращали на себя внимание окружающих. Стояли лютые морозы. Курсистка Леночка ездила в Адлер зимой не потому, что любила зимние курорты - она навещала своего жениха, милого мальчика Андрюшу, проходившего там службу. Знаком их любви было тоненькое серебряное колечко на ее левой руке. Вскоре они собирались обвенчаться. И соловьи для них пели даже в зимнем Адлере. Каникулы промелькнули незаметно. Пришла пора возвращаться. Леночка села в совершенно пустой поезд (почему-то мои герои путешествуют только в пустых поездах - над этим стоит задуматься) и отправилась в Петербург. В вагоне она сразу ощутила что-то неладное. И не зря. Большой и сильный мужчина проводник Генцварадзе явно оказывал ей знаки внимания. Курсистке Леночке эти знаки внимания не понравились. Она хотела одного - скорее доехать до дома. Кое-как устроившись в пустом холодном купе, она достала из сумки сочинение Канта "Критика чистого разума" и попыталась читать. "Паслушай, дорогая, что ты читаэшь? Такой красывый женщина нэ должэн читать филэсофия! Женщина должэн читать дэтэктив!" И так до бесконечности. С большим трудом ей удалось от него отделаться, забраться на верхнюю полку и забыться беспокойным сном.
Проснулась Леночка оттого, что кто-то ласково гладил ее по голове. Открыв глаза, она увидела (какой-то III Интернационал, а не вагон!) перед собой босоногую цыганку - с косами, с монистами, с юбками - со всем, что положено настоящей цыганке. Из коридора раздавались шум и смех: там вольною толпою бродили цыганы. Не хватало разве что медведя. "Красавица, медовенькая моя, дай погадаю. Не так ты проста, как кажешься. Ты - темное отражение в зеркале своего подсознанья. И сама того не понимаешь, потому что час для этого не пробил. Дай рубль! Не мне, дитяте моему". Непонятно как, но кошелек Леночки оказался в руках цыганки. Столь же таинственным образом последняя десятка перекочевала в смуглый кулак. И через мгновенье исчезла, как будто ее и не было. Леночка представила себя одну в большом городе без копейки денег, и ее темное отраженье тотчас выскочило из зеркала. Она схватила цыганку за черную косу и прошипела: "Отдай деньги, по-хорошему прошу. Последние они". В глазах цыганки отразилась Леночка одна в большом городе без копейки денег. Десятка снова возникла в ее кулаке. "А книгу эту выбрось. Несчастье тебе от нее будет, судьба твоя переменится. Ой, лихо! (Что они все привязались к Канту, - подумала Леночка.) Алеко, пойдем отсюда!" - крикнула цыганка в коридор. И табор растворился так же быстро, как и возник.
"Сэли в вагон на полустанке. Ничего нэ сдэлаешь", - откомментировал проводник Генцварадзе. "А они заплатили?" - наивно спросила курсистка Леночка. "Какое заплатили? Какие дэньги? Цыганы, понимаэшь? В вагоне-рэсторане сидят. Вольный народ - рэжь мэня, жгы мэня!"
Судя по тому, что проводник возобновил свои домогательства, они вновь остались в вагоне одни. Дальнейшее происходило как в тумане. Проводник трогал Леночку большими волосатыми лапами. И она изо всех сил ударила "Критикой чистого разума" по его неразумной голове. Он упал бездыханным. Леночка схватила свою сумку, шубку и Канта и заметалась в поисках выхода. К счастью, в этот момент поезд остановился и она выбежала на станцию. "Пойдем, милая, с нами", - произнес знакомый голос. "Я же тебе говорила, судьба твоя переменится от этой книги. Пойдем, у нас тебя никто искать не будет". И следы курсистки Леночки П. затерялись вместе с цыганским табором. Кто отыщет, где они, цыганы? Вольный народ. Известно только, что замуж за мальчика Андрюшу Леночка так и не вышла.
КОНЕЦ ИСТОРИИ О ВРЕДЕ ЧТЕНИЯ
"Что ж, Сережа, в качестве разминки эта детективная история годится. Вызывает сомнения Кант. Может быть, дать Леночке томик "Войны и мира"? Он потяжелее". - "Орудие убийства у меня самого вызывало сомненья. По первоначальному замыслу все происходило не так. В одной адлерской лавочке, торгующей контрабандой, курсистка Леночка купила, извините, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ." - "Нет, Сережа, пусть уж лучше будет Кант". - "Хорошо. Добавлю только, что душа проводника с тех пор обитает в нишах Казанского собора".
Но я действительно отвлекся. История на котурнах должна развиваться дальше. Пора моему другу одевать фрак и подвязывать
котурн третий и котурн четвертый
(с участием кота без котурнов):
ДРУГАЯ ИСТОРИЯ
На конец января в Большом зале был назначен Равелевский D-dur'ный концерт для фортепьяно с оркестром.
Когда-то, еще в Первую мировую войну, в солдатских окопах по разные стороны линии фронта кормили вшей австриец и француз. Австрийцу оторвало снарядом правую руку. Это был Пауль Витгенштейн, известный пианист. А француз был известным композитором Морисом Равелем. И много лет спустя второй написал для первого фортепьянный концерт, исполняемый левой рукой.
Ожидался аншлаг, телевидение, дамы в брильянтах, мужчины в смокингах.
Мой друг нервничал - как, впрочем, всегда перед выступлением. Еще и потому, что D-dur'ный был из редко исполняемых и весьма сложных произведений. Мне очень хотелось как-нибудь успокоить моего друга, но, в конце концов, для людей его профессии нервное состояние перед выходом на сцену подpазумевается a priori.
Я оставил за собой место на левой стороне хоров, прямо над пианистом. Устроился так, чтобы можно было не только слушать, но и видеть. Соотносить работу одной руки со звучанием двух. И еще я думал, что мое присутствие у него за спиной поддержит его.
Он перестал нервничать. Оркестр начал тему. Затем на fortissimo вступил он: две руки. Но правая безжизненно висела, демонстрируя публике мастерство исполнителя.
Нет, это были не тонкие и ломкие пальцы моего друга. Это были сильные и жесткие пальцы человека, владеющего неведомым. Я не знаю, соединяется ли во время исполнения душа музыканта с душой композитора.
Первая сольная каденция завершалась мощным glissando от ля контроктавы до ре второй октавы, и fortissimo его подхватил оркестр. Я увидел: что-то случилось. Он как-то странно дернулся, как от боли. Перерыв в его партии. Левой рукой он достал платок, скомкал, убрал. Я понял, что в glissando он поранил ноготь первого пальца.
Правая рука безжизненно висела...
Большую - часть - концерта - он уже играл - получается - в бреду. Это была - физическая - боль - извлекаемая пальцами - из - клавиш. Появилась - кровь - кровь. Его рука - летала - по всей клавиатуре: еще одно glissando на две октавы. В движеньи - правой - руки - намек - на - помощь. Долгое tremolo первым-вторым. И еще одно glissando на две октавы. По белым клавишам - размазывалась - кровь - кровь. Падал - снег - снег.
Ему заломили руки за спину. Грубо стянули ремнями. Кинули на сетчатую койку. Резкие переходы от piano к fortissimo. Сначала до изнуренья били сапогами. Glissando на всю клавиатуру. Кровь, кровь. Снег, снег. С тупой жестокостью в синкопированном ритме его стегали ремнями. Он уже не понимал ничего. И еще одно glissando на всю клавиатуру. Он не чувствовал боли, не чувствовал силы ударов. Только ритм, на который отзывалось все его тело. И темп, переходящий от vivo к vivace. Это не слезы, а кровь. Это снег. Вот еще, еще. Удар. Удар. И содроганья тела в мучительном экстазе. И завершающее glissando. Все.
Трижды он выходил на поклоны. Улыбался, весь бледный. И прятал за спину левую руку. Правая продолжала безжизненно висеть.
Доктор сказал, что ему нельзя будет садиться за инструмент как минимум две недели. И эти две недели принадлежали мне.
К сожалению, они были омрачены неприятными событиями.
Меня пригласили на телевидение выступить в передаче, посвященной годовщине смерти безвременно и трагически ушедшего от нас поэта ***. Мою речь, пламенную и живую, вырезали при монтаже от начала и до конца. Я возмутился. Наговорил по телефону кучу гадостей редактору. И не только ему. И не только по телефону. Мелочно, конечно. Редактор (я буду называть его "телевизионщик") оскорбился. И, с присущим всем нам петербургским снобизмом, потребовал сатисфакции. Я ответил через посредников, что готов дать ему удовлетворение. В тот же день меня посетил его секундант. "Как предпочитает драться господин телевизионщик?" - спросил я. - "С автором "Кота на котурнах"? Естественно, на котах. Непременное условие: не подвязывать коту котурны. Остальные детали обговорим с вашим секундантом, - отвечал посредник телевизионщика. - Кстати, позвольте взглянуть на вашего кота". - "Смотрите сколько угодно. Он сейчас отдыхает", - и я небрежно махнул рукой в сторону сортира. Такова была завязка истории о знаменитой дуэли на котах.
"А ты не боишься? - спросил меня мой друг. - Последнее время нас преследуют неудачи. Тем более, твой кот ленив и привык выступать только на котурнах, без них же лежит в известном месте". - "На кота я уже согласился. А тебе придется быть моим секундантом".
За синим морем, за синей далью я схоронил свое сердце. Ледовитой печалью, тоской о былом я заградился от людей. Этот щит не разбить и не расколоть - мой сон крепок. Но иногда мне снится, что холод расступился, и я вновь оживаю под взглядом прелестных очей. Все будет хорошо.
Дальнейшее уважаемой публике хорошо известно. Телевизионщики снимали дуэль на котах, и этот фильм неоднократно демонстрировался по петербургскому телевидению.
Местом дуэли секунданты выбрали речку Оккервиль. Целую неделю мой друг приучал кота обходиться без котурнов. Кот делал это с большой неохотой и, пользуясь каждым удобным случаем, бегал отлеживаться в унитазе. Какой-то прогресс все-таки наметился: помогла настойчивость пианиста, отлученного доктором от своих ежедневных гамм и арпеджио. "Да, обучить моего кота ходить без котурнов сложнее, чем левой рукой исполнять на фортепьянах Равеля", - думал я, наблюдая за ними. "Может быть, опоить его перед выходом валерьянкой?" - предложил мой друг. "Ни в коем случае - никакого допинга. Мы должны играть честно. Тем более котов будет проверять доктор". - "А себе мы будем подвязывать котурны?" - "Дуэль с телевизионщиком - не повод для трагедии, мой милый. Котурнам не долго осталось лежать в пыли. Не волнуйся".
И вот наступил вечер дуэли. Я облачился в длинную соболью шубу. Достал (сколько десятилетий хранится без дела!) свою старую трость с набалдашником в виде головы черного пуделя. И мы вышли. Мой друг следом за мной нес кота. Мы сели в ожидавшую нас карету и отправились на речку Оккервиль. Сделалась метель. В одну минуту небо слилося с землею. Но этот кучер никогда не ошибался в дороге, а эти вороные были самыми надежными на земле - и не только на ней. В метельном пространстве вокруг нас кружились, роились, повизгивали, похохатывали - обычный эскорт. Мой друг забился в самый угол кареты - ему стало страшно. Что поделать? Дуэль - случай особенный, требуется соблюдать приличия и думать не только о нервной системе своего секунданта, но и о своей репутации. Всякий выезд - так заведено - обставляется соответственно рангу. Потому-то в обычные дни я предпочитаю ходить пешком, не люблю этого ритуального маскарада. "Может быть, ты еще и тени не отбрасываешь?" - робко спросил меня друг. "Перестань, пожалуйста. Кто ее отбрасывает в такую погоду? А вообще, ты мог бы быть внимательнее и не задавать глупых вопросов. Впрочем, мы уже приехали. Сейчас насладимся плодами твоей дрессуры и бездарностью TV-кота".
Нас уже ждали. Телевизионщик в теплой кожаной куртке. Его секундант с косичкой (кажется, оператор с TV). И доктор с осанкой отставного офицера царской армии и коротко подстриженными седыми усами. Доктор отвел меня в сторону. "Вы знаете, вообще-то я гинеколог. Я впервые присутствую на дуэли, но первую помощь, разумеется, окажу. Условия кажутся мне слишком жестокими - с десяти шагов до первой крови. Желаю вам удачи, вы мне симпатичны". - "Спасибо, доктор. Вы мне тоже. С медициной меня многое связывает. Встретимся в более приятной обстановке, выпьем коньяку. Вот моя визитка". - "Очень рад".
Дальнейший видеоряд фильма разворачивался под Чакону Баха. Секунданты обратились к нам с традиционным предложением примирения. "Нет!" - отвечал я. "Нет!" - отвечал телевизионщик. Определили барьер, отсчитали десять шагов. "Теперь сходитесь!" Мой противник был бледен - он не хотел умирать. Мы выпустили своих котов. Они подошли к барьеру, уселись друг против друга, не отводя глаз. Что-то это напоминало - ах, да! - набережную перед Академией Художеств. Над речкой Оккервиль нависла угрожающая тишина. В чемодане доктора позвякивали гинекологические инструменты. В воздухе носился запах крови. Мой друг дрожал. Я положил ему руку на плечо. "Все будет хорошо". Снег перестал падать. Проглянули далекие звезды. Полная луна сквозь ветви освещала сцену... Нет, простите - это уже было. Молодой месяц, двурогий жених, неудачно пошутил с освещением. Приближался миг осознания вечности, постижения тщеты всего сущего и эфемерности бытия... TV-кот не выдержал долгого взгляда моего кота, привыкшего медитировать часами в своем храме уединенного размышления. TV-кот спешно поднялся и ретировался с позором. Секунданты признали полное поражение моего противника. Я был удовлетворен. Мы примирились с телевизионщиком. Поблагодарили доктора - и он отправился решать проблемы своих пациенток. Мы с другом отослали карету, предварительно сложив туда весь наш нехитрый реквизит, потому как решено было возвращаться домой на попутке.
На шоссе почти сразу мы остановили микроавтобус и устроились в нем. "Тэрэ сыбер, здрааствуйте, наконец-то мы и встретилиись", - услышал я голос с сильным акцентом. Месяц осветил салон, и я с неудовольствием обнаружил, что мы сидим в окружении тартуских бандитов.
"Мы давно следим за вами. И долго не могли прийти к консенсусу: кого из вас мы должны упить. Даже немножко повздорили между сопоой. Двойники в нашей практике встречаются впервые. Выпритый на вашем затылке треугольник давно зароос, к сожаленью. Теперь судьпа разрешила это недоразумение: вы опа находитесь в наших руках и опа приговорены к расстрелу. Кстати, мастер уже выпил вторую дату на вашей мемориальной доске". - "Отпустите музыканта, у него гибель назначена на другое число". - "Мы отпустим только черного кота, он всем нам порядком надоеел. Пусть поищет котурны", - пошутил бандит и, приоткрыв дверцу, выбросил моего кота в ночную тьму. "Могу еще сказаать, - доверительно продолжал он, и рыжие муравьи на нем закопошились, - вычислили мы вас очень просто. Наш коллега из Петербурга, он рапотает на Невском проспекте..." Тут из угла салона вылез мерзкий старик и протянул ко мне дрожащие ручки: "Отдайте шубу, господин, если вам дорога жизнь!" - "А пошел ты на ...!" - ответил я ему без купюр. "Шупу вы ему все равно отдадите, он ее заслужил. Так вот. Он встретил вас на масленичной неделе. Вы пытаались залезть на высокий гладкий столп за подарочком. А потом ушли. Из кармана у вас случайно выпала пумага, на которой значилось хокку о рыпке, которую, прежде чем съеесть, следует хорошенько рассмотрееть. И мы пошли по вашему следу, который вы пытаались неутачно замести всякими псевдояпонскими историями о коротком пальто, пиковой даме, Канте и мясной лавке. Нас не проведешь! Осопое неудовольствие нашего руководителя вызвал расскааз о встрече Нового года, в котором наша структура выставлена на посмешище! Никакие полчища мышей не смогут помешать нашим людям читать труды по знаковым системам! Сейчас мы подъедем к устью Невы (для вас оно станет устьем Леты!), где приговор будет приведен в исполненье". Я пытался возражать. "Господа, - сказал я, - во-первых, меня не могут убить смертные, а во-вторых, не вам судить о художественных достоинствах моего произведения. Мне смешно все это, но мне не нравится, как вы поступили с моим котом. Придется быть мстительным - что мне не свойственно. К тому же, вы нарушаете архитектонику моего повествования".
Дальнейшее понеслось в ускоренном темпе. Из метельного пространства перед автомобилем возникла дама, вся в белом, с черным котом на руках. Она бросила кота в лицо водителю. Кот прошел через стекло, не разбив его. (Спасибо, А.А., - поблагодарил я мысленно.) Водитель (мальчик в макинтоше резиновом) резко затормозил, машину занесло, и, несколько раз перевернувшись, она свалилась в кювет...
В те несколько секунд, пока я находился в забытьи, А.А. появилась опять, но на этот раз под руку с каким-то военным. "Кто это?" - тихо спросил я. "Тот самый, о котором я вам рассказывала анекдот". - "А ваш замечательный любовник в пальто, что с ним?" - "Ах, Сережа, это неинтересно: он служит привратником в борделе".
Из перевернутой машины меня вытащил мой друг. Кое-как мы выбрались на дорогу. "Ты хромаешь?" - спросил меня он. "Я всегда хромаю на левую ногу. Пойдем быстрее". В это мгновенье за нашими спинами взорвалась машина. "Ничего не совершается зря!" - процитировал мой друг, поглаживая кота. "Да уж. Тем более, когда ива роняет листву в пересохший ручей". Мы обернулись и увидели чудную картинку: из корпуса обезображенной машины в ночную мглу морозной ночи друг за другом выплывали серебристые карпы.
С тех пор мы перестали есть рыбу.
СЦЕНА ПЕРЕД ФИНАЛОМ
Играется двумя актерами на котурнах
В моем городе бывают такие дни, когда его население перестает существовать. Остаются только гранитные набережные, дома и Нева, несущая свои воды куда-то... зачем-то... И она все возвращается к тому месту, откуда течет, чтобы опять течь. И ветер кружится, кружится на ходу своем и возвращается на круги свои. И снег падает, падает, чтобы никуда не лечь... В такие дни обычное равнодушие города к себе и к жителям заполняет его до краев. И город примеривает грядущую маску великого утопленника. Зло, которое и под водой будет злом.
Мы шли по пустынному городу. Он был похож на старинную литографию. Все его закоулочки, переулки, улицы и проспекты заканчивались - на просвет - Невой. В подворотнях гулко отдавался стук наших котурнов о мостовую.
"Далеко ли еще?" - спросил мой друг обреченно. "Далеко. Но там мы обретем гармонию и покой. Не бойся". - "Я не боюсь". - "Вот и хорошо". Наплывали знакомые строчки:
И затворились двери. И замолк звук жернова. Зацвел миндаль, отяжелел кузнечик, рассыпался каперс. Порвалась серебряная цепочка, разорвалась золотая повязка, разбился кувшин у источника, обрушилось колесо над колодезем...
И что-то там еще о стерегущих дом, смотрящих в окно и о плакальщицах на улицах...
Мы миновали Таврический сад и вышли на улицу Салтыкова-Щедрина. Из-под высокой арки послышался стук котурнов. Но нет, это были не котурны: прикрываясь зонтиком, показалась хрупкая японская дама, семенящая маленькими шажками. Она пробормотала мое новое хокку:
И торопливо пересекла улицу. Я успел заметить, что узел на поясе ее кимоно был завязан не по-столичному.
Мы вышли на Литейный и направились в сторону Невского. "А вот здесь нам пора поворачивать, - сказал я и взял моего друга под руку. - Мы почти пришли". И мы очутились в садике, отгороженном от города домами, а от Фонтанки дворцом, в темных окнах которого отражались тени заснеженных кленов, спиленных много лет назад. Мы остановились на месте, где когда-то находился аргуновский грот. В этот момент напряженную тишину петербургской ночи нарушил гомон цыганского табора, неизвестно откуда возникшего. На цепи цыганы вели медведя, странно хромающего на одну ногу. Они окружили нас.
"Давай погадаю, касатик!" - обратилась ко мне старая седая цыганка с трубкой в зубах. Я почувствовал запах хорошего голландского табака. "Твоему другу гадать не стану, ты уже придумал его судьбу. И изменить ничего нельзя. Ты не виноват в том, что разделил свою душу на черное и белое. Отныне, когда будешь смотреть в зеркало своего подсознанья, в нем будет отражаться только твоя темная сторона - или не будет отражаться ничего. Ты сам хотел этого. А если чего-то очень хочешь, оно непременно случится! Нужно только все идти и идти! Как говорил один старик, живший когда-то среди нас..." - "Это был Овидий?" - "Нет, касатик, его звали Иммануилом. Он говорил: никогда не доверяй чистому разуму! (И тут я с изумлением увидел, что передо мной бывшая курсистка Леночка П.) Доверяй только вот этому", - и она дотронулась своей рукой до моей груди. Но там давно уже не было сердца. "Во флигель не ходи - тебе туда нельзя. Видишь: следы, - и она показала своей трубкой вниз: на снегу проявились следы крови или клюквенного сока. - У нас когда-то пели о том, что каждый убивает того, кого он любит. Что ж, вот тебе ключи от дворца. Вам на второй этаж, ты сам знаешь, куда. А нам пора". - "Постойте, - крикнул я. - Почему вы все на котурнах?" - "Мы исполняем роль рокового хора", - ответили цыганы и исчезли так же внезапно, как и появились.
ФИНАЛ
Играется двумя актерами на котурнах
С участием кота
В молчании мы прошли через анфиладу комнат первого этажа, освещая себе дорогу единственной свечой. Кругом были разбросаны какие-то тряпки, бумаги, раздавленные хризантемы, остатки сломанной мебели... Как будто кто-то перед нашим приходом дал разразиться безумному урагану своей злобы. По черной лестнице мы поднялись наверх. С трудом в полутьме отыскали белый зеркальный зал. И странно отразились в зеркалах: он повторял меня, я - его. И этот эффект двойственности-двоения утраивался, усемерялся, удесятерялся отражениями зеркала в зеркале. Где-то в глубине зеркального пространства мелькали, сменялись, перерастали друг в друга тени тех, кто когда-то посещал этот зал. И наши лица (одно лицо?) в конце концов затерялись среди отражавшихся призраков. Я с трудом прошел через груды развороченного паркета и торчащие балки. Поставил свечу на зеркало, лежащее на полу. Мой друг медленно подошел ко мне. "И как все это будет происходить? Ты меня зарежешь или задушишь? Или, может быть, застрелишь?" - "Нет, все будет не так, как ты думаешь". - "Тогда дай мне руку!" - "Нет. Умереть должен ты один. Я - твой двойник, твоя темная сторона - останусь здесь. Моя доля много горше твоей. С этого момента я обречен на вечную тоску по тебе. И от нее мне не суждено будет избавиться. Каждую ночь я буду плакать по тебе и метаться в бессоннице по кровати. И каждый день я буду блуждать по городу в поисках тебя - и не находить. И тело мое, и душа моя будут разрываться без тебя - но не смогут разорваться. И где бы я ни был - только о тебе будут все помыслы мои. И земля наполнится моей вечной тоской по тебе, воздух содрогнется от моего скорбного стона о тебе, воды понесут в никуда мою любовь к тебе... И я буду гореть в огне тоски, и ничем не смогу залить его. И никто не поможет мне - и не поможет никогда... Нас создали обреченными на одиночество. Я должен тебя убить, потому что я не могу тебя бросить. Минута твоя пришла. Прощай". - "Но дай мне руку в последний раз!" - "Нет, уже нельзя", - ответил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы дотронуться до него в последний раз. Зеркало, на котором он стоял, уже начало трескаться. В это мгновенье откуда-то из-под потолка мохнатый черный кот сверзился на нас с леденящим душу пронзительным визгом, в какие-то доли секунды раздвоившись, растроившись, растворившись в зеркалах, отразившись в отражениях и в отражениях отражений... Инстинктивно, пытаясь уберечь самое дорогое мне на земле от взбесившегося кота, я обнял моего двойника...
И момент соприкосновения стал последним моментом нашего существования. Зеркало треснуло. Под нами обрушился паркет и балки... Обрушились перекрытия первого этажа и фундамент дворца... Обрушились семь оболочек земли и еще семижды семь оболочек земли... И не стало ничего...
КОДА
Позвонил доктор. Пригласил в гости - пить коньяк. Обещал рассказать интересную историю. Да-да, спасибо... В конце недели непременно буду... Нет, в субботу у меня концерт. Да, в капелле... Лист... Я оставлю вам контрамарку... Не за что...
Мне пора. Я одеваю свои черные одежды. Беру тросточку. Холодок в pуках еще напоминает о визите в преисподнюю - визите незапланированном, и потому вдвойне неприятном. Все готово. Машинально смотрюсь в зеркало - но у меня нет отражения. Пора на сцену.
Я выхожу в заснеженные улицы. Я хромаю. Я не отбрасываю тени.
Если бы я посетил многие города мира, побывал бы во многих странах, все равно - никогда, никогда не выбрал бы этого города для моей жизни. Я давно заказал себе мемориальную доску.
По пути захожу в чайный домик. Прошу тушечницу, кисть и бумагу:
Я выхожу на большую площадь, за два с половиной столетья почти смытую дождем и разнесенную ветром... Невознесшийся ангел...
Пушка на Петропавловской крепости возвещает о наступлении полудня. Я останавливаюсь, чтобы сверить свои карманные часы. "Вы не скажете, который час?" - раздается голос рядом со мной. Я поднимаю голову с тем, чтобы ответить, но ничего не говорю, потому что...
Мои котурны, никому не нужные, пылятся в прихожей.
РЭНКУ *
из поэтического сборника "Кот на котурнах"
Кто ты, кот на котурнах?
Зачем проходишь мимо
Цветущих хризантем?
По этой дороге
Давно никто не бродил.
В осеннем пути
Встретились двое - и не разошлись.
Такое бывает?
Одинокий путник
Оглянулся назад.
Вот неприятность: мои следы
Смывает осенний дождь.
А я все иду и иду.
Свернуть - или нет
На новую дорогу?
Вновь проступили
Мои следы, смытые
Прошлогодним дождем...
Тушь в моей тушечнице
Давно закончилась.
Ива роняет листву
В пересохший ручей.
Камни, разбросанные там и тут.
Почему они вспомнились,
Счастливые дни?
Пересохший ручей
Несет свои воды
К заставе Афусака.
Я ждал тебя
Целую вечность!
Была когда-то
Серебристой ивой
И эта коряга у пруда.
Давно уже я
Ни о чем не вспоминаю.
А снег за окном
Все пытается замести
Прошлогодние листья.
Нарисовал зачем-то
Грустную картинку.
Жаркий полдень.
К быстрой реке наклонилась
Сухая сосна.
Передохнуть немножко -
И вновь за работу!
Как блестят чешуйки
На моем перстне!
Чищу рыбу на солнце.
Ветерок доносит
Бормотанье соседки.
Хочется рыбку съесть?
Посмотри: блестят ли
Ее чешуйки на солнце.
И серебристого карпа
Ожидают черви.
Злая соседка!
Даже лепестки розы
Увяли печально.
Разве можно
Все время жужжать?
Обычный день. Но слышу
В жужжанье шмеля
Новый звук.
Подпись под рисунком
Получилась удачно.
Ночной мотылек
Снова присел отдохнуть
На цветок, нарисованный мною.
С ветром упорхнул
Иероглиф с картинки.
В окне у рыбника
Кажутся живыми
И эти сушеные рыбы.
Люблю выдавать
Желаемое за реальность!
Такой самурайский меч
Каждый хотел бы вставить
В свои ножны.
Оглянись боязливо,
Но испытай неизведанное.
Кто ты, кот на котурнах?
Зачем проходишь мимо
Цветущих хризантем?
Посмотри: один цветок
Поломан ветром.
КОММЕНТАРИИ
Наступали предновогодние дни...
- История о новогодней ночи написана автором в поезде Петербург-Москва в ночь с 31.12 на 01.01.
В Москве говорят...
- Установлено, что действительно так говорят в Москве.
Графиня Анна Федотовна...
- Лицо неустановленное. Возможно, родственница автора.
Медведь-Липовая-Нога...
- Герой русского фольклора, впоследствии - русский национальный герой.
...колоннада Казанского собора...
- Известно, что в его нишах прячутся души загубленных влюбленных.
...кто-то ужасный...
- Лицо неустановленное.
"Мне страшно".
- Многоголосие из первой картины оперы П.И.Чайковского "Пиковая Дама".
Ария "Судьба каждого"...
- Такой арии не существует в мировом оперном искусстве.
...исполняет старинную английскую песенку...
- "Каждый убивает того, кого он любит".
Стрекотали цикады <...> Дети запускали воздушного змея.
- Цитаты из известных хокку.
Дело было закрыто.
- Дело номер 1675. События, изложенные здесь - подлинные.
В одной адлерской лавочке купила...
- Что имеется в виду, неизвестно.
За синим морем, за синей далью...
- Русская народная песня, неточно записанная А.А.Бестужевым-Марлинским и воспроизведенная автором по памяти.
...этот фильм демонстрировался...
- Фильм назывался "Петербург без котурнов".
...выбрали речку Оккервиль.
- Место весьма неудобное для дуэли. Думается, секунданты его выбрали из-за красивого названья.
Наплывали знакомые строчки...
- См. Кн. Екклезиаста.
У нас когда-то пели...
- Старинная английская песня, еще в прошлом веке переведенная для цыган.
К заставе Афусака.
- В японской поэзии "перейти заставу Афусака" означает "условиться с возлюбленным о встрече".
"Urbi", вып.14:
Следующий материал
