|
* * *
слово холдинг
читается с опаской
на бензоколонке
в пятнадцатиградусный мороз
в конце апреля
я еду в областной питерский город лугу
воскресенье
семь часов утра
отчество моего коллеги -
тадеушевич -
он сидит на первом сиденьи.
* * *
это информационный повод такой -
облако голубей
подрезаннокрылых
рыло воздух
над таганкой
в смоге часа пик,
падающего снизу вверх
сменились вывески
остался только домик
из проволочной сетки
на крыше четырнадцатиэтажки
вкус хозяина
не поменялся за 20 лет
и даже голубям, наверное, кажется,
что они одни и те же.
Из "КНИГИ ПАССАЖИРА (по вертикали)"
Пробки на старых дорогах.
Конец мая.
Снег.
Объединённые цветные члены явного
общества Benetton
двигаются по гранитным лестницам,
скользя вдоль никелированных труб.
Студийный свет
витрин,
лёгкая музыка -
сигналы успешной стерильной коммерции.
Когда я рассказываю тебе о ком-то,
ты спрашиваешь - какая у него машина;
это меня настораживает.
Маммона редко разжимает пальцы,
Дима,
надо пользоваться случаем.
*
Мне приснилось, что уже осень,
и я не помню даже,
где меня застал мой день рождения.
Мне виделось, что я в новом городе,
где неизвестно, что покажется
за поворотом,
и помню только твой телефон.
Городские кидалы
грудились на периферии зрения,
когда я писал тебе эту записку.
И именно за поворотом
эти сволочи вытащили из моего кармана
фотоаппарат,
где на магнитной полоске -
ненадёжной матрице
спишь ты,
закрывая лицо красным одеялом.
Это город жуликов. Петербург.
Здесь, в кафе около станции
"Маяковская",
карманники научат тебя fluently
говорить на русском
так, чтобы в потоке твоего мясистого
родного языка
реципиент терялся, как девственник
в объятиях опытной девы,
нанятой его забеспокоившимися родителями.
Секацкий
называет это
простыми вербальными заморочками.
Мне приснилось,
что уже осень,
и впереди очередное
занудное ожидание тепла.
Нет денег долететь до лета,
нет терпения дождаться его здесь.
Есть только выход -
проснуться,
но тогда придётся встать
и высунуться
на мокрую улицу Петербурга,
замороженную цветущей черемухой.
*
Я вижу твою культуру
через колодец
своего географического положения.
И если даже узкий ход
в моё жилище
обладает свойством увеличивать,
приближать удалённые предметы -
испарения из моей норы,
насыщенный
воздух твоих ландшафтов,
узость обозреваемых пятачков
складывают для меня сновидческий пейзаж,
где какие-то формы описываются
первыми попавшимися случайными
предметами и словами;
какие-то люди уходят,
оставляя на своём месте
мизансценические
силуэты,
видео движется,
на годы отставая от объектов,
которые оно предъявляет.
Я повторяю
про себя эти твои письма.
Мне кажется, что всё это сказал я, -
так информационное расстояние
растворяет твою материю.
Мне приходится повторять
твои движения,
чтобы с помощью инерции
компенсировать стёршиеся фрагменты писем.
Так я собираю тебя здесь.
*
Южное эхо
тянется по ночным московским улицам,
отражающим своей сыростью
стоп-сигналы машин впереди идущих.
Капли собеседников
развешиваются по галереям,
сажаются в самолеты,
получают Оскаров,
пользуются случаем.
Несколько нищих
раздевают заснувшего
на улице режиссера Матвеева,
и он долго объясняет ментам,
что его спектакли ставятся на Бродвее.
Их убеждает только сотня долларов,
привезённая близкой душой,
вызванной по телефону
из-за преступной решётки,
отделявшей
"плохо" от "хорошо".
Вектор меняется.
Никто не заподозрит такой текст в необъективности.
*
Эти наплывы клаустрофобии в метро...
А всё виновата реклама
с указующей
вверх по движению эскалатора
вагоновожатой,
с надписью
"Выход есть!"
В верхней части картинки
еле-еле виден
выход из норки.
Ничего более буквально визуализирующего
родовую травму
в жизни не видел.
Ты продолжаешь свой путь -
и думаешь -
главное не волноваться,
но картинка не выходит из головы -
широченные ступени и
после долгого пути и
нескольких остановок
эскалатора - воздух.
Мама говорила,
что я родился синий,
потому что она шла рожать пешком,
а моя голова
уже была видна.
И вот ты чувствуешь,
что над тобой тонны земли,
вокруг плотное кольцо людей,
и узкий, долгий проход к воздуху.
Топчешься и упрашиваешь сердце
не лопнуть от адреналина.
Мой клиент ездит на хорошей машине
и уже лет 7 не спускался в метро.
Этот здоровый, крепкий КГБшник
говорит мне о том,
что риск
заразиться туберкулёзом
возрастает в десятки раз,
когда едешь
в общественном транспорте.
Никогда об этом не думал.
|
