Александр УЛАНОВ


        Черновик: Альманах литературный визуальный.

            Вып. 12. - [Нью-Джерси - Москва], 1997.
            Редактор Александр Очеретянский.
            Обложка Р.Левчина.
            c.5-6.

Автор как private

            Автор - как частное лицо? (Но именно лицо, а не часть.) Как отдельность? (Но не отделение.) Может быть, лучше - как private? (Частный, личный; не находящийся на государственной службе; уединенный; тайный; рядовой /солдат/.)
            Просто пишущий человек. Не исключающий читателя, но и не навязывающий себя ему. Текст создается для самого автора - чтобы воспользоваться приращением смысла, возникающим в ходе диалога с языком - чтобы пристальнее увидеть - или сохранить - или понять - или поиграть, сидя в купе поезда на Петербург. Текст как одно из (только одно из) средств более интересной жизни, вот и все.
            О тексте как средстве взгляда - вот о чем надо говорить. Но надо же занять позицию - если о ней говорят авторы от Седаковой до Пригова, - ну хорошо, займем позицию.
            Почему демистификация авторства - то есть естественное сомнение в том, что мне, пишущему, диктует текст непосредственно Господь Бог (муза, архаты из Шамбалы и т.д., соль и перец по вкусу), - должна неизбежно приводить к снижению, пониманию текста лишь как средства выплеснуть собственные комплексы или что-то там сотворить с публикой? Разве созданный текст не является новостью для автора как читателя того, что вот сейчас впервые возникло под его руками? Разве мало отвечать за текст самому - не стремясь переложить ответственность на вышестоящие инстанции?
            Автор как private - просто пишущий человек. Выяснять, поэт он или не поэт, - не его дело.
            Это свобода от придания себе слишком большой значительности. От разговоров о своем творчестве, творческой жизни, творческих планах. От превращения в поп-звезду.
            Это свобода от профессиональных заболеваний литератора - пьянства и тщеславия.
            Это свобода от кошмара, что ты кому-то что-то должен, - и от иллюзии, что тебе что-то должны за расстановку слов.
            Это свобода смотреть на огромный мир. Людям почему-то кажется, что именно их жизнь сейчас - это и есть самое интересное... и им хочется, чтобы им рассказывали о них самих - и, по возможности, привычнее. Между тем жизнь не нами началась, не нами закончится и не сводится к нам - ею обладают не только огонь или море, но и камень. Private - свобода не быть зеркалом. Свобода говорить с критянином, тополем, глиной. Жизнь широко открытых глаз.
            Это свобода от "литературного процесса". От хождения по литературным редакциям и литературным агентам ("Publication is an auction"). От похвал тому, что хвалить не очень хочется, и от поддержания хороших отношений с теми, кому совершенно нечего сказать. От очередной моды. От крысиных гонок. Private - рядовой - оставляет генеральство другим. (Об этом и говорить как-то неудобно.) (Выяснилось, что литераторы-постмодернисты и профессора-деконструктивисты способны образовывать establishment так же, как любые другие, - и, значит, дело здесь все-таки не только в языке, но и в личной позиции.)

            Private - уединение и тайна. Автор не будет надоедать читателю выражением собственной персоны. Этим он еще убережет читающего от отождествления с ней - а себя от угрозы оказаться во главе толпы, пусть даже и толпы одиночеств. Рядом с автором окажется лишь со-смотрящий - таких много не бывает.
            Автор как private - не находясь на службе чему-либо - как вообще любой человек - отвечает за происходящее вокруг него. Он занимает какую-то позицию среди людей. Он может пользоваться словами - как любой человек, старающийся объяснить другому, почему что-то лучше, а что-то хуже. Но он понимает свою частность - и согласен уважать другую частную позицию - и едва ли станет кого-то учить и тем более обманывать других, утверждая, что проповедь и есть литература. Хватит с него, если ему удается просто быть человеком - а то, что он еще и автор, не накладывает новых обязанностей и не дает дополнительных прав.
            Это попытка сохранить богатство разнообразия, не забиваясь в угол литературы. Лучше отправиться на море к дельфинам, чем на ужин с литераторами. "Я поэт, этим и интересен," - фраза добровольного каторжника.
            Private стремится сохранить как можно больше от растворения в знаковой системе.
            Private - место, откуда возможность создания текста не выбиваема ни атомной бомбой, ни даже TV и РС. Как может быть отдано то, что дает само - и за что ничего не дают? Автор как private будет существовать всегда. Автор для читателя - пока спрос рождает предложение.
            Ограничений позиции не так много. Необходима некоторая разомкнутость в мир, возможность столкновения с миром автора и текстов - человек себе плохой судья, и легко может пропустить момент, когда гири в руках станут картонными, диалог с языком превратится в беседу с самим собой. Необходимо также родовое поместье, или вклад в банке, или богатый покровитель - но сейчас, кажется, может хватить и головы с двумя руками, ведь 16-ти часовой рабочий день в Европе вроде бы отошел в прошлое.
            Остается обязанность любого автора вообще - раз уж он покинул почетную и уважаемую позицию читателя - покидать любую форму, как только обнаружится ее застывание, как только она позволяет видеть лишь все то же самое. Постоянное пробивание потолков Вавилонской башни - тех следующих, что в данный момент над головой.
            Необходима также некоторая психологическая устойчивость и способность не поддаваться синдрому шагания в ногу (может быть, это и есть авангардизм?).
            Private - не лекарство от всех болезней. Ни Дант, ни Шекспир как private невозможны. Но возможны ли рыцари - или хотя бы кавалерия - перед пулеметами позиционной войны? А если окоп склонен обваливаться и хоронить заживо в нем укрывшегося - так на то он и окоп.
            Можно, конечно, сослаться - например, на Пушкина: "Зачем же пишете? - Я? для себя". Но private отвечает за себя сам.
            Речь идет о попытке сохранения индивидуального взгляда в условиях давления массовой культуры, о самостроении при угрозе потери самоидентичности, об отказе превращаться в репродуктор банальностей, даже если это благочестивые банальности. Private - privateer - почти что разбойник в море массовой культуры - и догадывается, что, скорее всего, плохо кончит. Но эта безжалостная безнадежность легка и достаточно интересна, чтобы считать ее счастьем.


"Черновик", вып.12:                      
Следующий материал                     



Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"Черновик", вып.12
Александр Уланов

Copyright © 1998 Александр Уланов
Copyright © 1998 "Черновик"
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru