Авторник: Альманах литературного клуба. Сезон 2000/2001 г., вып.2. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2001. Обложка Ильи Баранова. ISBN 5-94128-026-0 С.31-36.

М.П. и Д.Л.                                

Радостное пробуждение...
Одно стихотворение летит
вдруг
после многих дней усталости без стихов
оно моё.
И маленький ангел-ребёнок его прочтёт когда-нибудь
неведомыми взрослыми глазами юноши.
Она мне принесла стихотворение,
когда бежала под деревьями...
А после...
Через много дней...
когда я не думала, что так будет...
Она лежала очень тихо...
так и должно быть...
странно как-то...
на боку...
откинув голову с неловкостью...
И видно стало совсем, какая беззащитная открытая светлая шея...
Глаза ещё закрылись не совсем...
Не помню руки...
Жёлтый широкий свитер тёмный...
Юбка с цветами коричневая,
большая длинная
сбилась складками лёгкими...
Ноги подогнуты...
Колени очерчены немного...
Нет, запястье помню -
с таким широким кожаным тёмным браслетом...
Волосы как-то стянуты на затылке -
откинулись -
мягкие и светлые -
много -
светло-каштановые, совсем немножко волнистые;
лоб открытый светлый...
Смычок
в этих длинных сильных болезненных пальцах
не устала
держать.
И только перестала
недавно улыбаться и дышать.
И губы перестали говорить.
И больше не произносили милых цветочных пустяков -
как она это всё говорила -
- ... Только я не цветок...
   ... обичам...
   ... я не люблю Сарасате и Паганини...
   ... Вот Брамс...
   ... Нет, весело...
   ... Я тоже пролью чай, но я не боюсь...
И светло-карие глаза;
и что-то зелёное и светлое и странное;
зелёная странность какая-то -
зрачки светлые.
Глаза серьёзные спокойные
перестали иногда смеяться...
Нет, я ни в чём не обвиню людей;
Но кто мне запретит сопротивляться
и тихо, тупо
что-то делать...
Не надо...
Но это сделал тот Никто, который
останавливает сердца.
Оказывается, это красиво.
А я думала, что это страшно и ненужно.
А тот, который любил её,
он сможет что-то подумать?
Или он тоже умрёт?
И будет жить мёртвый,
и ему будет всё - всё равно...
Никто не мучил её,
она тихо лежит.
Люди не мучили её для смерти...
Солнце сливалось лучами, светом
с этой пылью, с этими пылинками...
Она лежала на полу...
так тихо...
и никто ещё не знал...
А окна были наверху,
большие...
На деревянном старом и нечистом полу она лежала...
нарядная и странная...
Нет, помню -
обе руки на одну сторону;
как будто ещё думала, хотела опереться по-детски
и привстать.
Но руки свободные,
в них ничего нет...
И на губах и на лице - небесная печать.
И чуточку ещё из приоткрытых глаз
на щёки под глазами -
шёл зеленоватый светлый тёплый свет...
Но не было ещё окоченения и страшного чего-то...
А может, и не бывает...
Вчера -
она сидела на маленьком низком детском стульчике.
Большие колени закрывались пышной широкой юбкой.
И ног совсем не было видно.
Она вытягивала длинные,
неярко накрашенные губы.
И маленький ангел-ребёнок
энергически улыбался ей...
Позавчера -
она держала маленькую скрипку,
совсем коричневую,
упирала под подбородком.
И получилось маленькое тёмное пятнышко,
уже давно.
И хорошая округлая шея, которую он,
осторожно приложив ладони,
после целовал...
тот, который любил её...
там билась жилочка...
тепло...
и дальше плечи светлые...
всё круглилось...
Он любил её...
Возможно, она думала иногда, что он её не понимает.
Потому что
он все её слова любил.
Любил то, что она прежде была маленькой девочкой
и на балконе в доме в большом приморском городе
играла в игрушки.
Любил, когда она гитару настраивала и пела;
и улыбалась от каких-то воспоминаний щемяще-умилённо;
и у неё был тонкий нос длинный
с чуточку вздёрнутым круглым кончиком.
Любил, когда она ела и откусывала хлеб.
Любил её прозрачность розовую чистых оттопыренных ушей
и большие клипсы круглые на мочках...
и губы и руки...
Любил, когда она трусики опускала...
как наклонялась...
тонкую струйку...
и то, что была нежная кожа на животе и бёдра и ноги...
Как она пахла
                            всегда любил...
Всё любил...
Никогда не думал о смысле её слов,
потому что любил...
когда улыбалась...
когда торопилась и бежала...
когда уставала и протягивала руки и надевал ей светлое пальто...
Любил, когда спала, и с нежностью не мог насмотреться...
Любил, когда говорила иронически;
когда чуть растягивала слова;
когда была всегда уверена в себе...
Любил
и всегда видел и чувствовал беззащитной и слабой.
И был прав,
потому что любил...
Когда знал, что ей что-то нужно,
шёл
и решался на самое невероятное
ради неё.
Но догадываться умел плохо,
а она сама не говорила ему...
Любил...
Когда ночью,
                            молча и дыша,
                                                        любил её...
                                                                            и тело и лицо...
                                          и не мог напитаться ею...
              любил руками, глазами, поцелуями,
                            силой и болью,
                    и нежностью-нежностью
                                          любил...
Целовал всё...
Когда надо было уходить,
сердце у него обрывалось...
Не ревновал ни к кому...
Только боялся за неё,
такую большую и беззащитную...
Её все могли обидеть...
Скрипка ранила шею,
клавиши рояля
внизу в подвальной комнате
сжимали судорогой милые пальцы...
Но любить совсем не означает понимать.
Любить означает любить!..
Разве она его не любила?..
когда утром улыбалась счастливо...
Любила...
У неё был тонкий голос, но, когда пела, грудной становился...
Не любила говорить о себе,
не жаловалась...
Была очень большая...
Глаза смеялись и сочувствовали,
светло-карие...
Когда играла,
закрывала глаза,
и,
как будто хищный грызун,
скосив рот,
обнажала один зубик...
будто вгрызалась в музыку,
хищная и довольная...
пока пианистка с тёмными стеклянными глазами
боролась медлительно с этими звуками из клавишей чёрно-белых...
Он всегда был очень высокий и очень худой;
думал, что нескладный.
Горбоносый и черноглазый.
Очень любил музыку...
ещё до неё...
И считал, что музыка лучше стихов...
Мог переносить все капризы музыкантов,
и глупость и самолюбие и самомнение и жестокость по мелочам...
Но её, её любил больше всего на свете...
как землю тёплую...
как свет...
как соль...
Любил...
У неё не было капризов...
Она была добрая...
Говорили, что обязательная...
Говорила что-то смешное...
Она, кажется, любила маленьких детей;
и, может быть, хотела, чтобы у неё был свой ребёнок...
Она была большая и высокая;
лицо светлое, округлое...
Любил...
как землю тёплую...
как свет...
как соль...
Любил её...
Одно стихотворение летит...