* * *

        Где найти имя происходящему? Или выругаться. Как в песне "до свидания", так и во мне ночь. Как в душе любовь, так и во мне – смерть. Поставив глаголу на соответствующие места, перейдем к следующему акту: мужчина и женщина соединяют чепуху с фантазией. Половина дьявола лежит в кровати, другая половина закрывает двери. Попытка произнести слово стала невыносимой. Движение скинуло с себя одежду и оказалось женщиной, прижатой к тупику. Намазанные медом, улетучились старые слова. Вишня перешла на рисунок. Треть старухи куковала в лесу, треть грелась, а остальное пометом создавало кусты. Беспредельный Господь тянет души растением. Мастерская случаев творит живое, и динозавры звуков поют из родника. Убитый таракан скачет лошадью не появившейся души. Отчуждается погубленный разум, и черви создают червей.

* * *

        Судьба не одарила меня случаем выражаться коротко, но жизнь коротка, хотя и растянута днями до бесконечности. Живя в других собой, не создаем ли мы музыку общения, столь необходимую для небытия. Удивительная жизнь питает творчество, которое всегда детектив. Получив знание, человек умер. К нему пришел мудрец и обратил его в костер. Из него вылетела птица, унеся плоть свою.

* * *

        Странность подделки, за которую человек цепляется как утопающий: выйдет на мостик, отряхивается, бежит и мыслит вдалеке о том, чего никак нет и произойти не может; оставаясь один в доме, прислушивается к шорохам в виде мышей, тараканов, комаров, скрипа старого дома, промелькнувшей за окном тени, близости к старому ларчику, закопанным изделиям своего таланта, и вьется и кружится среди говорящих птиц, и самоизвлечен, старается походить на одуванчик, то на устье клевера, то на многорукую ромашку, а иногда, не замечая того, на ползущий вьюн.
        Странно меняется лицо его и распадается на множество незнакомых и исчезающих.
        На верхнем этаже неустроенных мнений, среди тянущейся тоски по несбыточному, неустроенному, непрожитому, по холодному, жаркому, терпимому, по болезненному и звонкому, по утаенному пылевидному, по заученному и скользкому, среди выжатой в наружу тишины, когда известное тебе живое и звонкое растирается в пелену отголосков..., когда память скорбит выдумкой и подражающей ей ложью: ... тогда утро проглатывает соревнованием и век отодвигается эмблемой торгового распада ненайденной ноты и медленно тающим днем. Пребывание в иной обстановке расталкивает нас в очередь мелких признаков, не собранных никакой нитью, и грузин, топчущий виноград, облекает сознание влагой многоголосья чужой тишины. Медальный портрет света раскручивает летопись, и загадочный ларчик отодвигается на будущее. В живом и тихом пробуждается память огня и вечерние представления, скрученные в бутон утра...

* * *

        Я разломал фразу. Кровь из нее сочилась на паркет и расцветала первобытным лесом. Комната разрушилась, лес исчез, и я повис светом давно умершей звезды. Все кричали "ура", когда она кончилась, и вырывали лоскуты из умершего. Огромный зверь, пронзенный копьями, стоял смирно, ожидая, когда очередная стрела совершит преображение. Жизнь летала облаком, растворяясь в небе, и лишь изредка в сообществе с другими тучами проливалась дождем стихотворения или рождественским снегом.
        – Приятно ощущать себя в быту, – сказал один.
        – В небытии, – другой.
        – В кайфе, – третий.
        – В изменении, – четвертый.
        – В себе, – пятый.
        – В ничто, – шестой.
        – Когда я закончу нескончаемое, – седьмой.