ПИСЬМА





    ноябрь 2001


            В редакцию

            Отчёт о вечере поэтов-безумцев кой в чём неточен.
            Состоявшийся вечер - часть проекта, корреспондирующего со Вторым Московским Фестивалем Поэзии. Это следует из программки, изданной "Премьерой". Здесь проект определяется как "существенно дополняющий" - "альтернативный".
            Старейшина минималистского направления Г.Г.Лукомников - короткий знакомый кураторов "Премьеры" - назван в программке Михаилом. В шутку, разумеется. Дело в том, что из пяти заявленных в программке мужчин-поэтов четверо Михаилы. В известном настроении могло показаться забавным перекрестить Г.Г.
            Что касается моего выступления, то, сколько помнится, я возражал не против причисления меня к безумцам (причисление к таковым следствие, думаю, помянутого рассеянного с пьяно-юмористическим уклоном настроения кураторов), но -против вздорной практики составления и печатания проспектов без предварительного извещения о том прокламируемых лиц. Я не давал согласия на участие в проекте, альтернативном Фестивалю. Меня не позвали на Фестиваль. Становлюсь ли я с тем вместе в оппозицию Фестивалю? Нет. Умозаключение же кураторов, решающих за меня в задорном смысле, сделано спроста и, пожалуй, обидно.
            ("Но что ж ты, зачем пошел? - спросят меня. - И выступал." Так с решительностью сказала мне Света Литвак, один из кураторов "Премьеры". В самом деле. Пошёл, чтобы сказанное выше объявить. Имея в виду и то, что Света с весны издаёт домашним образом журнал, в котором меня помещала... Поданный мной только что в очередной номер материал не принят без рассмотрения. "Я сердита на Лукомникова, - объяснила Света, -мне сейчас не до того"... Читатель покривится не без злорадства. Я - в добавление к помещаемому тут в скобках - признаю, ЧТО чувства, объектом которых являются кураторы "Премьеры", моё ими восхищение - неизменны.)
            Имеется ещё одно замечание, общего характера, впрочем также дающее повод для саморекламы. При открытии сезона в "Авторнике" (25.09.) Никита Путилин (Никсон), мой хороший приятель, сохранивший, как чеховский персонаж, "счастливую способность пьянеть с рюмки хересу", преподнёс мне - тогда как я находился на сцене, - я понял, скипетр и державу /книгу и ёршик/. Библейской цитаты, о которой сообщает отчёт, я не расслышал /вероятно, в раздражении: замашек самодержца, стремления к статусу "короля поэтов" я за собой не знаю/.
            Клоню же я вот к чему. Если ничтожный в существе эксцесс ("жест" - см. отчёт) фиксируется, то отчего минует анналы относящаяся ведь к "экологии творчества" (термин К.К.Кузьминского) сцена, имевшая место на презентации "Нестоличной литературы" (18.10. Проект О.Г.И.)? А.В.Ерёменко - "агент энтропии" - так разнесли по залу динамики - похоже, был выпивши. Что ж с того? А верное, милое, исполненное такта послесловие к инциденту, произнесённое И.Д.Прохоровой? Серьёзны ли соображения, лишающие предбудущие времена свидетельства о нём?

    М.Нилин


            Мне не хотелось афишировать и вносить, так сказать, в анналы вечности эпизод, о котором пишет Михаил Павлович Нилин, - по причинам скорее сострадательным. Я в самом деле полагаю, что субъектов, пытающихся устроить на литературном вечере пьяный дебош посредством бессвязных выкриков во время выступлений и в паузах между оными, надлежит вышвыривать из зала, не взирая на лица. Обыкновенно эту процедуру я выполняю собственноручно, чему имеются многие свидетели. Однако 18.10. место ведущего (как известно, топография клуба "Проект О.Г.И." такова, что до сцены, особенно при значительном стечении публики, добраться трудно) не позволяло мне заняться этим самостоятельно, так что честь вывести на свежий воздух Александра Еременко выпала охране клуба. От себя мне оставалось лишь напутствовать его словами сожаления по поводу столь бесславной творческой эволюции. Не поручусь за изящество выбранных мною слов, т.к. не мастер экспромтов, - однако смысл их сводился все к тому же "не взирая на лица". Далее в дискуссию включились анонимные собутыльники уже покинувшего зал поэта, а также пермский поэт Григорий Данской, вышедший вон в знак протеста (впрочем, не прежде чем выступить со своими стихами в ходе вечера, так что протест получился отложенным примерно на полтора часа). Из уважения к вкладу Еременко в русскую поэзию 70-80-х гг. прошлого века мне не хотелось лишний раз, хотя бы и на страницах нашего сугубо малотиражного издания, муссировать означенный эпизод, - но против требований литературной общественности идти невозможно. Широкая реакция, вызванная данным прискорбным инцидентом, заставляет задуматься о глубокой укорененности в русском культурном сознании моральных принципов типа "Пьяному всё можно" или "Поэту всё можно", - однако это слишком пространная тема, так что воздержимся. Что же касается примирительной реплики Ирины Прохоровой, которую так высоко оценивает М.П.Нилин, то, в самом деле, она имела место и была изящна и дипломатична, однако содержательные нюансы, к сожалению, не удержались в моей памяти.
            P.S. Любознательный читатель, возможно, захочет узнать, что же именно выкрикивал Александр Еременко, - особенно если он (читатель) почерпнул первую информацию об эпизоде из статьи Елизаветы Новиковой в газете "Коммерсантъ", где говорится, что Еременко был удален из зала за попытку высказать свое мнение о вечере. Мнение Александра Викторовича заключалось в том, чтобы, по мере приглашения на сцену очередного участника вечера, каждый раз выкрикивать за него, что такого-то, дескать, нет и не будет. Когда этот риторический ход был употреблен Александром Викторовичем в третий раз, я счел, что его мнение усвоено аудиторией и дальнейшего воспроизведения не требует.

    Д.Кузьмин





    21.9.1999


    ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
    КОНСТАНТИНУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ КЕДРОВУ

    Уважаемый Константин Александрович!
    В Вашей рецензии на книгу Алины Витухновской "Роман с фенамином", опубликованной в "Новых Известиях" за 1 сентября 1999 г., автор этого письма трижды упомянут Вами как "Данила Данилов". Испытывая к Вам глубокое почтение и признавая Ваши заслуги перед отечественной словесностью и современной философией, я заявляю о том, что принимаю вышеупомянутое моё наименование в качестве псевдонима.

    ДАНИЛА ДАВЫДОВ (ДАНИЛОВ)





    декабрь 1998


    КЛУБ ЛИТЕРАТУРНОГО ХЭППЕНИНГА

      "...нам и в зловещие школьные годы пиротехнический роман халифа Хуссейна с Александрийской библиотекой казался куда более удачным вариантом развития нарративных отношений, чем липкие шашни Антония и Клеопатры, а ведь жулик Борхес не учел одного..."

        А.ПОЛЯКОВ. "Орфей: его тень, двойник и чучело",
        пироперформанс на Боспорском форуме 15.08.95

              К концу 1998 года Крымский геопоэтический клуб окончательно вырождается в Клуб литературного хэппенинга - т.е. творческое сообщество, озабоченное динамическим взаимосоотнесением литературы с другими явлениями и сторонами человеческой жизни и вобще-бытия. От мертвеющей парадигмы салона (авторы выступают перед слушателями) перетекаем к формам исключительно интерактивным.
              Англ. to happen - "происходить, случаться", и соавторство в наших делах все увереннее берет на себя "случай, Бог изобретатель". Два года назад мы ввели в обиход "круглый стул" - герой вечера располагается не в конце зала перед параллельными рядами внимающих, а на оси концентрических кругов расспрашивающих его собеседников. Он обязан молчать (т.е. не отвечать) по мало волнующим его темам, и поворачивается на вращающемся стуле навстречу важным для него вопросам, что выносит дискуссию в остропроблемные поля, приближая ее к жанру "мозговой атаки" и максимально раскрывая личность героя.
              Темы же наших "круглых столов" все чаще формулируются по схеме "литература и..." (новые технологии, гомосексуальность, кризис рубля etc). Вольтова дуга, искрящая между полюсами "литература" и "жизнь", становится главным содержанием наших с вами изысков/изысканий. Далее, к форме беспардонного хэппенинга издавна дрейфовали наши псевдонаучные конференции и семинары ("игровое литературоведение" - самое щадящее из звучавших определений), начиная с фирменного мероприятия Крымского клуба - Боспорского форума, жанр которого так и определялся: семинар-фестиваль, т.е. таврический кентавр, осваивающий пампасы мировой Истории трудами дискурсивно-научной головы и интуитивно-художественных копыт. ("Праздник болтовни как жанр искусства имеет глубокие средиземноморские корни, и я приветствую Боспорский форум, как продолжение великих традиций" - С.Аверинцев.) Да и каждый наш московский "круглый стол" норовит извратиться в капустник.
              Видя здесь сплошь проявления объективных тенденций карнавально-постмодернистской или уже постпостмодернистско-демиургической эпохи, мы должны признать непредсказуемость и неуправляемость высшей ценностью литературных акций, выделив в качестве ключевых понятий провокативность и спонтанность, естественность хода событий и внутреннюю логику (или органику) ситуации, и все такое. Роль автора хэппенинга (если у хэппенинга вообще может быть автор) от режиссера редуцируется до инициатора или провокатора - с правом дальнейшей мягкой коррекции происходящего. Концептуалистское насилие над причинно-следственной цепью будем считать самым страшным злом.
              Необходимо отделить термин ЛХ (литературный хэппенинг) от смежных понятий, в первую очередь от литературного перформанса ("представления"), т.е. акции с текстами или их авторами, от начала до конца управляемой и построенной на продуманном сценарии с известным результатом. С другой стороны, от текста-хэппенинга - текста-события, существующего в пространстве и времени только во время художественного акта (анаграммы, возникающие при смешивании наугад карточек с буквами, и т.п.). В-третьих, от лайф-арта, где содержанием произведения является не происходящее с текстами или их автором, а автор сам по себе, и наконец, от собственно литературной жизни, как процесса художественно не маркированного.
              Т.о., ЛХ в широком смысле можно считать фрагмент литературной жизни, отрефлектированный как законченное событие, заключающее в себе некий отдельный эстетический смысл. Если не требовать от ЛХ обязательной художественной окраски, то шедевром жанра была бы, скажем, александрийская акция халифа Хуссейна; инквизиция с нацистами в любом случае жалкие эпигоны. Если не подразумевать обязательную заявленность хэппенинга (зачастую убивающую самое возможность плодотворной провокации), то отменным примером ЛХ является тайный хэппенинг "Мозаичный портрет Капкина", инициированный нами на вечере прозаика Петра Капкина, не состоявшемся из-за его болезни, в Георгиевском клубе 11.12.98 (когда к подробным рассказам друг другу о внешности, привычках и творческих особенностях П.К. присоединились даже те, кто и не видел его ни разу, и не читал). При любом уточнении термина у нас с вами колоссальный простор для деятельности.
              Приснопамятные затеи Александра Бренера по "порче" перформансов Дмитрия А. Пригова следует также признать скорее ЛХ, нежели тоже-перформансами, поскольку автор не мог контролировать последствия своих проделок (вплоть до рукоприкладства со стороны Д.А.П.).
              Сегодня актуальным ЛХ стала бы, скажем, пощечина известному литературному карьеристу, поливающему помоями участников фестиваля, на котором самому не удалось "засветиться", - если бы пасквилянт что-то собою представлял в литературном аспекте; впрочем, от акции стоит отказаться из одних только гигиенических соображений. Выдвижение Крымским клубом Василия Аксенова на соискание Госпремии РФ за его лучший роман "Новый сладостный стиль", или судебная тяжба Евгения Попова с Феликсом Кузнецовым за похеренный последним оригинал "МетрОполя" - литхэппенинги с богатыми возможностями оркестровки, т.к. при заранее не известном исходе могут втянуть в себя заранее не известные и общественные, и художественные, и политические силы. Вообще же говоря, можно говорить о феномене тотального участия в Клубе Литературного Хэппенинга - уже по той причине, что прививка лайф-арта и концептуализма снабдила пишущую публику навыком художественного осмысления мельчайших своих телодвижений. Яркий пример контемпорального мышления - жизнедеятельность Николая Винника, перерастающая в хэппенинг-нон-стоп (когда в демонстрируемом слайд-фильме кадр с пейзажем оказывается перевернутым, Н.В. ничтоже сумняшеся становится перед экраном на голову, и т.п.). Блестящие образцы ЛХ показывают и профессионалы - тузы Клуба Литературного Перформанса, когда вынуждены по той или иной причине уйти в своих акциях от первоначального замысла и вообще от заданности как таковой. Время перформанса проходит, арт-континуум воистину переутомлен авторским произволом и Искусством как Искусственным. Рискованнейшим хэппенингом - ибо результат мог быть и самым страшным - была та самая голодовка протеста Светы Литвак.
              Итак, членом КЛХ является по определению любой современный литературный деятель. Жить в литературе, жить органично - вот императив сегодняшнего дня. Поэтому, согласно и вопреки вышеизложенному, Крымский клуб продолжит свою работу под прежней двусмысленной вывеской.

    Игорь СИД





    Декабрь 1998 г.


    ПРИМЕРЫ ЗРЕЛИЩНЫХ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОЕКТОВ


    1. Диспут.

              Обязательные участники: собственно спорящие; судья с колокольчиком, ведущий спор (соблюдающий процедуру); присяжные.
              Дополнительные участники: поддерживающие из зала с короткими выступлениями; судья с широкими полномочиями.
              Процедура - очевидна.

    2. Суд.

              Обязательные участники: обвиняемый, адвокат, прокурор, судья, свидетели.
              Возможный вариант - суд присяжных.
              Процедура - стандартная. Как варианты - суд без субъекта преступления (над направлением или, например, жанром), литературный трибунал. Форма предполагает определенные требования к содержанию: оно должно быть вполне серьезным (игровой элемент аккумулирован формой) и не унизительным для обвиняемого. Хорошо, если санкции суда будут практически выполнимы и литературного характера.
              Пример присяги свидетеля:
              Обязуюсь в своих показаниях соблюдать фактологическую правду, а кроме того, говорить искренне и ясно о литературе, насколько это для меня возможно. Я принимаю на себя ответственность за каждое слово, сказанное мной здесь сегодня, как если бы они вышли под моим именем в печати.

              Такие формы, как диспут и суд, предназначены для контакта между представителями различных литературных парадигм и имеют в качестве далекой цели если не выработку общего языка, то хотя бы выработку навыков понимания чужого.

    3. Турнир (преимущественно - поэтический).

              Все ясно. Развить идею можно в сторону увеличения количества номинаций и субъектов вручения (премии жюри, зрителей, участников, частных лиц). Возможно пародирование номинаций "Оскара". При определенной регулярности (раз в два месяца) возможно проследить динамику на манер хит-парадов. Процедурных изысков не должно быть много, чтобы не отвлекать внимания аудитории конкретно от стихов.

    4. Турнир диспутов.

              Тут надо обговорить процедуру короткой и внятной схватки. Скорее всего, она должна проходить в режиме исполнения задания и состоять в экспромте на заданную тему или форму, характеристике того или иного явления, иллюстрации известным стихотворением того или иного понятия и т.п. Задание должно выявлять те или иные литературные способности участников. Победителя определяет жюри. По олимпийской системе из участников выявляется победитель. Хорошо, если часть участников заявлена заранее, а часть присоединяется к ним спонтанно из зрителей. Роль жюри может исполнять зал. Схватки могут быть однотипные (турнир экспромтов) или разноплановые (литературный турнир).

    5. Прием в Союз Писателей (исключение из него).

              Тут надо сперва определить характеристику именно данного союза (Бессмертных, Классиков, Маргиналов, именной по руководителю и т.п.). Далее - данный Союз открывает набор. Он же утверждает процедуру, требования к которой очевидны: разумная пропорция серьезности и шутки плюс некоторая гарантированная зрелищность. Опять же хорошо, если часть кандидатов подобрана заранее, а часть выясняется в момент набора. Пример процедуры:
              1. Манифест Союза.
              2. Литературные выступления кандидатов.
              3. Ответные выступления экспертов Союза.
              4. Голосование.
              5. Клятвы принятых.
              6. Последнее слово непринятых.

    6. Литературное агентство.

              Цель агентства ясна: посредничество между производителями и потребителями литературного продукта. Литературным товаром может быть готовое произведение, идея, намерение, авторские права, наконец, литератор целиком на фиксированный срок или пожизненно, исключая бессмертную душу. Возможны некоммерческие проекты, литературный сыск и самые разнообразные литературные предложения. Агентство накапливает заявки, определяет их общелитературный характер (в противном случае отказывается с ними работать), уточняет, консультирует участников и готовит литературную сделку (естественно, за оговоренный процент с ее суммы). В случае резкого превышения предложения над спросом агентство организует литературный конкурс или литературный рынок. В случае резкого превышения спроса над предложением агентство организует литературный аукцион. Участники аукциона должны быть освидетельствованы на предмет платежеспособности. Процедура должна включать в себя литературные представления предметов аукциона и собственно торги.

    7. Литературный тотализатор.

              Это место заключения разнообразнейших литературных пари вместе с экспертной комиссией по выявлению победителя (например, участник обязуется по данному сонету написать за два часа венок, но лишь комиссия признает написанное венком сонетов или нет). Комиссия же легитимизирует конкретное пари или выносит его за стены тотализатора. Комиссия же следит за выплатой долга и фиксирует эту выплату, она же доступными ей способами преследует неплательщиков. Естественно, комиссия получает 20% от выигрыша. Пример деятельности тотализатора:
              20.11.98. А. подал заявку, что может написать и опубликовать статью на любую заданную тему.
              5.12.98. Заявка оглашена в числе других. В зале нашелся Б., который принял пари и подал тему: стрессы у домашних животных. Определена сумма пари ($100) и срок (2 месяца).
              5.2.99. Срок истек. А. приносит статью, вышедшую в "Коммерсанте" и зачитывает ее вслух. Комиссия признает факт выхода статьи и соответствие ее предложенной тематике. Б. присуждается к выплате долга в течение 10 дней.
              13.2.99. Б. выплачивает А. $100. А. вносит в тотализатор $20. Дело вместе с ксерокопией статьи отсылается в архив.

    Леонид КОСТЮКОВ





    1 марта 1998 г.


      11 февраля в Крымском клубе прошел круглый стол, посвященный "Литературной жизни Москвы". Отчет об этом событии можно прочитать в хронике. Комментирует и резюмирует куратор клуба Игорь Сид:

          В общем удовлетворившись результатами Круглого стола 11.02., я все же приглашаю через несколько месяцев (м.б., через год) вернуться к теме и предлагаю вниманию читателей некоторые вопросы, недостаточно или совсем не затронутые в первом приближении.
          1. "ЛЖМ" как зеркало русской литературы. Уникальность предмета отражения: это не просто актуальные события одного из крупнейших русскочитающих городов, а эпицентр, самое яркое световое поле, притягивающее, как бабочек, авторов со всего мира.
          2. "ЛЖМ" как зеркало московской геопоэтики: сравнительное жизнеописание основных персональных литературтрегерских проектов, структурирующих творческое пространство столицы. Глядя в зеркало, мы прихорашиваемся и следим за собой, и главное - внимательно изучаем друг друга. В итоге наша несхожесть растет. Мы уже не те, что были до "ЛЖМ".
          3. "ЛЖМ" как наименее кривое из возможных зеркал. Аналитически мыслящий главный редактор, при всей субъективности, - наименее субъективный из нас. "ЛЖМ" никого не перехваливает. В итоге все любят "ЛЖМ" (я тоже).
          4. "ЛЖМ" как испытательный участок для различных описательных дискурсов: стиль и тон не монолитны, жанр дрейфует временами к дружескому шаржу, к тайному стебу, к научному, художественному тексту.
          5. "ЛЖМ" как насилие анализа над общепринятой литературной этикой. Правомерно ли определять чей-нибудь пожизненный эскапизм как форму имиджмейкерства (см. комментарий редакции по этому поводу), и др. нюансы.
          6. "ЛЖМ" как infant terrible (terrorible?) литературного сообщества. Пиша об авторах как можно суше и объективней, трагически удаляешься от того, как видят себя они сами. В итоге никто не любит "ЛЖМ" (я тоже).
          7. "ЛЖМ" как слегка виртуальная реальность: моделируемый литературный процесс на бумаге неуловимо приобретает новые свойства и живет своей жизнью, не полностью совпадающей с реальной. Насколько и в чем?
          8. "ЛЖМ" как "боевой листок": личный армагеддон Дмитрия Кузьмина против сил хаоса и тьмы. Что он понимает под этими силами. "ЛЖМ" как высшая форма литературтрегерства. Литературтрегерство как предназначение.


    ОТ РЕДАКЦИИ

    Пассаж в 5-м тезисе Игоря Сида вынуждает нас внести ясность в один вопрос, кулуарно уже обсуждавшийся. Речь идет о следующем месте в хронике за 22.10.97:

      Некрасов заявил также, что теперь, после того как на протяжении ряда лет его все время "отпихивали", он полон решимости держаться за свое "отпихнутое" положение, потому что оно составляет его "капитал", - это заявление особенно интересно, поскольку дает основания поставить вопрос о жизнетворческой, имиджмейкерской практике Некрасова, что хорошо согласовывалось бы с его самоопределением как концептуалиста.

    Что сказано Всеволодом Николаевичем было именно это - тому можно и свидетелей приискать. Вторая часть фразы, после тире, представляет собой нашу интерпретацию сказанного. Нас заинтересовало то же, что и Сида, - "правомерно ли определять" и далее по тексту, и указанное заявление Некрасова, по нашему тексту, дало нам "основания поставить <этот> вопрос". Правда, наш вопрос вышел несколько сложнее, чем у Сида. Во-первых, потому, что эскапизм - это не "отпихнутость", а добровольный отказ от чего-либо, а любые добровольные (или хотя бы осмысляемые как добровольные) жесты куда легче вписываются в парадигму жизнетворчества. Во-вторых, потому, что между понятиями жизнетворчества и имиджмейкерства есть важный зазор, и для его изучения сопоставление литературного поведения Некрасова и Дмитрия А. Пригова представляется весьма плодотворным. Что же касается помянутой Сидом "общепринятой литературной этики", то в виде всем известной данности таковая не существует (кстати, не худо бы провести на эту тему круглый стол). В нашем понимании этика литературной дискуссии воспрещает умозаключать от текста к автору как частному лицу. К высказыванию Некрасова этот запрет отношения не имеет, потому что одно из двух: либо, если мы имеем дело с имиджмейкерством, это высказывание касается не Всеволода Николаевича Некрасова как частного лица, а выстраиваемого им имиджа, по определению отделенного от частного лица; либо, если мы имеем дело с жизнетворчеством, автор сознательно и добровольно выводит себя как частное лицо на ту же арену, на которой другие авторы представительствуют исключительно своими текстами, статусно уравнивает себя и свои сочинения, предлагает самого себя как текст.





    Декабрь 1997 г.


                17 декабря в ходе мероприятия Клуба литературного перформанса в Крымском клубе по инициативе Николая Байтова и Дмитрия Кузьмина было принято решение обратиться с открытым письмом к поэту-песеннику Юлию Киму по поводу, важному для всех граждан России.

                Выполняем это решение. Пользователям со слабыми нервами, обостренным чувством патриотизма и остаточными представлениями о гражданском долге художника рекомендуем при чтении последующего документа соблюдать меры предосторожности.


    Уважаемый Юлий Черсанович!

    В наше трудное, переломное время народу России исключительно необходимы общенациональные символы, возрождающие дух единения и соревнования (в лучшем смысле слова). Одним из таких символов в любой стране является государственный гимн. Однако у нас, как Вы знаете, этот важнейший атрибут государственности до сих пор ущербен: гениальная, истинно народная музыка Михаила Ивановича Глинки не имеет слов. Попытки восполнить этот пробел до сих пор оказывались безуспешными. Мы, московские литераторы - участники совместного заседания Крымского геопоэтического клуба и Клуба литературного перформанса, пришли к выводу, что Вы, с Вашей выдающейся способностью поэтического перевоплощения, - единственный стихотворец сегодняшней России, кто мог бы создать конгениальный бессмертному творению Глинки текст. Мы обращаемся к Вам с просьбой - не уклоняться от исполнения этой небывалой по значению творческой задачи. Страна, национальная культура ждут Вашего решения!

    С уважением,
    по решению совместного заседания
    Крымского геопоэтического клуба и Клуба литературного перформанса

    президент Крымского клуба
    Игорь Сид





    Подано в начале апреля 1997 г.


    Мнение о "Литературной жизни Москвы"

    Газету следовало бы назвать МЕТРО, собственно с намеком на "метра" /греч./ - "матка" и на платоновскую пещеру с проекцией на свод и стену теней от появляющихся в устье пещеры персонажей. Хорошее название МОНИТОР с эпиграфом из Н.Н.Звягинцева: "Бегут на фары, как животные в лесу". КАМЕРА-ОБСКУРА и КАМЕРА-ЛЮЦИДА, ясно, не годятся.

    Уемистость уемистостью, но ведь изящество, художественность не нужней ли. Что бы не привлечь Андрея Оганяна, отличившегося в прошлом году дизайном превосходного "Репейника" Дмитрия Воденникова? Некоторое время назад умер Дмитрий Борисович Лион. Не разрешат ли наследники воспроизвести что-либо из его работ в качестве марки, "постоянного элемента оформления"? Голые женщины в призме усмешливой маэстрии Виталия Николаевича Куликова... - оформивший в 1992-м книжку М.Нилина "Акцидентный набор" художник, вероятно, отнесся бы к идее издания сочувственно. Решаюсь продолжить ряд названных замечательными именами Леонида Тишкова и Геннадия Владимировича Калиновского. На их товарищескую поддержку, кажется, можно было бы надеяться.

    Название "Хроника литературной жизни" допустимо укоротить. "Поправка", "Визитная карточка" и проч., а также из номера в номер присутствующие обращения нехудожественны и бесстильны.

    "Гилея" ставит ли вино, салаты и сосиску в тесте в ирландском баре в Ваганьковском литераторам, знакомящимся с ассортиментом отделов поэзии и прозы и печатно рекомендующим затем лучшее? Помимо подписанных списков, надо бы помещать и анонимный. С организацией экспертизы, конечно, справился бы имеющий опыт Герман Геннадиевич Лукомников. Не отказали бы в помощи в полезном деле Михаил Натанович Айзенберг, знаток и доброжелатель неподцензурной литературы, Иван Алексеевич Ахметьев, известный поддержкой стесненных житейскими обстоятельствами талантов. Речь, впрочем, повторю, об экспертизе анонимной.

    Преждевременно и, б.м., напрасно сотрудники редакции названы журналистами. Радиостанция "Свобода" - лучшая из русскоговорящих, а не литераторам ("не царям, Лемуил, не царям пить вино") - одобрять и душевно радоваться, отмечая совершающуюся утилизацию поэтического дара.

    Дух уныния, сгущенный, говорю, в выносках насчет "не несет ответственности", "наше издание", замечается и в отделе некрологов. Не помещать ли некрологи еще состоящих в живых лиц? В редакционном портфеле есть ведь загодя составленные в видах имеющей наступить надобности некрологи? Хмурая рассеянность Николая Владимировича Байтова, переходящая по временам в недоуменный столбняк пытливости, интерпретируется кой-кем в смысле тенденции и жала некрофильской направленности. Так или иначе участие "русского Борхеса" желательно. "Щекотливая ответственность, возникающая из необходимости охарактеризовать нравственную физиономию покойного", не остановит, конечно, странно-точного и притом "мимоглядящего" пера Михаила Сухотина. Чудесные образцы легкомыслия, отвлеченно бессодержательной сентиментальности получим, поручи редакция разработку проектируемого жанра Сиду и Свете Литвак.

    Отчеты, помещаемые в газете, удовлетворительны, а некоторые из коротких и образцовы. Ориентация на имена, воспроизведение реплик, упоминание ситуативных моментов - это, ясно, именно то, что нужно.

    Наконец. На сервированном с некоторой сухостью столе есть, в самом деле, все, что полагается, но достигнуто ли впечатление отрадного изобилия, все ли из насущнейших запросы удовлетворены? Изящная обработка каркаса, иллюстрации... Массаж простаты... Печатный орган тешит тщеславие своего читателя, во-первых, и полезен ему, сообщая новые (задевающие) впечатления, во-вторых. Замечания, касающиеся литературной техники. Занятный провокантно-сырой материал...

    Покамест шлем горячий привет редакции.

    М.Н.





Вернуться на страницу "Литературная жизнь Москвы"



Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru