Секс в моей жизни / 29.03.2008

• Александр Уланов

  Есть разговор на расстоянии письма — медленный, спокойный, но неполный, не очень-то поворотливый. Разговор на расстоянии взгляда — когда чувствуешь, как тебя поняли, когда можно сразу уточнять слова — их значение у всех отличается. А самый лучший — на расстоянии поцелуя, обнявшись и шепотом, о многом только так и можно говорить.

  Например, о сексе. Слишком личное. Участвующим в чем-то групповом, в соборном уложении — себя не представляю. Бог — если он есть и если он всеведущ — тоже должен себя ограничивать и не подсматривать за людьми в некоторые моменты.

  Поэтому — только самое общее, тень. Пусть сухая — подробностей не будет.

  Полет, праздник. Мало что у человека настолько индивидуально, как секс. Тот, кто о нем, как о физиологии, — идиот (ограниченный, вспомним этимологию), другого слова тут не найти. Просто чем что-то лучше, тем это легче испортить. И человек часто получает то, что хочет, — хочет он физиологию, вот ее и получит.

  А сначала — настройка друг на друга. Секс — не конец встречи. Не начало, до него тоже путь, но близко к началу. Что, полгода около человека ходить, а потом за десять минут убедиться, что это не то? Секс очень много рассказывает. Библейское «познал». Так узнают друг друга, сокращают дистанцию, открываются друг другу. Тело — один из путей к душе. Если даже и секс вместе не получается, ничего другого точно не получится. И еще — проверка на доверие, на умение принимать другого и беречь. Кто говорит, что любовь — безумие? Конечно, безумие. Но одновременно и точность, я отвечаю за и должен все делать в сто раз точнее и разумнее, чем для постороннего. Секс — близость и открытость. Отсюда — опасность наркотической зависимости, боль от нехватки близкого (а она и должна быть, иначе это не близость), опасность обиды (от близкого она много больнее). Риск прикосновения другого к моим больным или лично скрытым точкам. Если получилось так жить — значит, можно дальше, а время от времени — будем друг другу сумасшедшими, горячими, заботливыми, да мало ли.

  Чувствовать человека всеми клеточками кожи — и помнить ими же. Жаль, что не восемь рук, как у осьминога. Секс — непредусмотренность. Куда и как двинется тело, мое или не мое, я не знаю, да и где именно оно мое, а где нет, затрудняюсь сказать.

  Ограничиваться разговорами без секса — совершенно та же неполнота, как ограничиваться сексом без разговоров.

  Заниматься сексом без душевного контакта — и не пробовал. Зачем? Скучно. Есть много гораздо более интересных дел.

  Часто делает счастливым даже возможность — знание, что завтра ты откроешь мне дверь и. Или память о том, как.

  А вот сколько должно быть тех, с кем? Много — нет, мелькание, когда нет времени воспользоваться построенным сексом мостиком, когда люди действительно могут слиться в обобщенный половой орган. Один — добровольная (или недобровольная) тюрьма. Несколько — а сколько? Пусть каждый за себя решает, секс индивидуален. Столько, насколько хватит души, времени, сил, ответственности за другого.

  Секс дает человеку силы и свободу. Что первобытная орда, что современная бюрократия этого не любят, и стараются секс контролировать. Так что уровень свободы секса — однозначно уровень свободы общества. До какой степени человек может за себя решать.

  Попадался мне старинный китайский трактат о сексе. Всё — с точки зрения здоровья. Эта позиция укрепляет костный мозг, та — дыхание. Все регламентировано. Представил человека, в некоторый момент параллельно действию подсчитывающего — три длинных движения, девять коротких, три длинных, девять коротких. И очень не по себе мне стало.

  После секса особенно чувствуешь, насколько пусто многое по сравнению с твоим теплом. Мир во многом картонный, и принимать это всерьез совершенно незачем. Но не всё — картон.

  Секс — то, что лучше делать, а не проговаривать. Потому хватит.