птицы в моей жизни / 6.08.2005

• Дмитрий Чернышёв
  Сочинение на тему «Птицы в моей жизни»
  (конспект эссе)

  Наша тьма сильнее снега...
  А кораблик журавля, на самом деле,
  Небольшое птичье перышко — не боле.

  В.А.Соснора

          Начиналось все сравнительно невинно. Еще в детстве прочел мемуары Даррелла-младшего, в отрочестве наслаждался комментариями к сделанному Верой Марковой переводу Сэй Сенагон и, годам этак к двадцати семи, вдохновился, создал маленький верлибр:

  — А ты знаешь, воробушек Лесбии —
  на самом деле
  это был голубой каменный дрозд.
  А соловей японского императора —
  просто камышовка.

  — Нет. Но ты спрятала смерть
  в этой орнитологии.

          Тут бы и надо было остановиться. Но, вместо того, чтобы заниматься собственной карьерой, стал изучать китайские лубки конца XIX-го века. Выяснил, что белый попугай — это спутник (возможно, изначально одно из воплощений) буддийской богини Гуаньинь (китайский вариант индийской богини Авалокитешвары). Гуаньинь — богиня милосердия, помогающая в бедах, часто изображалась летящей вместе с попугаем над бурным морем.

  Матросы пропели мне про птицу,
  Которой несчастных жаль.

  У нее стеклянные перья
  И слуга — седой попугай,
  Она открывает двери
  Матросам, попавшим в рай.

          А значит, Вертинский любовался в Шанхае на китайские лубки, или среди русских моряков бывшего «Доброфлота» распространилось во второй четверти XX-го века такое же поверье.
          Стал изучать орнитологию дальше, написал (в стол, конечно же, в стол!) больше полутора сотен статей о разных птицах в русской поэзии. Потом, вместо того, чтобы зарабатывать деньги, пытался понять, о чем думал Бродский, когда сочинял «Осенний крик ястреба». Естественно, он знал текст Гумилева о коричневом орле... Но принимал ли он во внимание Нарбута, у которого осенним криком ястреба вопит ярмарочный балаганщик? Несколько лет я истратил на изучение сопутствующих материалов и опрос людей, знавших Бродского. Пока бесплодно.

  А я пил тёмное пиво,
  Улыбаясь глубиной души...

          «Метафоричность этих птиц смешна, а слава не нужна», написал однажды мой учитель про синицу и журавля, утверждая, что синицы в руке у него никогда не было. Я-то синицу в руке держал, и неоднократно. Сын моей пятой жены однажды принес синицу, она попала под микроавтобус, у нее было сломано крыло. Полгода я ездил на птичий рынок и покупал для нее опарышей. Потом утонула в собачьей миске — не могла летать.
          С тех пор с птицами не общаюсь. Не так давно любимая девушка предложила сходить с ней куда-нибудь, полюбоваться птицами. Я сделал вид, что не услышал, не понял. Она и сама-то как птица. Когда она искоса смотрит на меня, по-птичьи поворачивая голову, чей-то ледяной клюв бьет мне в грудину — там, где у птиц «воронья кость», — до обморока больно, мой кардиолог говорит, это — микроинфаркты. Наверное, скоро я умру.

  Так редко поют красиво
  В нашей земной глуши.

          Птицы очень украсили мою жизнь.