Давешнее заседание Эссе-клуба, впервые проведенное в понедельник, ознаменовало собой не столько важное, сколько символическое внутрицеховое событие: все кураторы, объединившиеся 3 года назад за Круглым столом литературных клубов и салонов Москвы, окончательно распределили между собой шесть дней недели. Впрочем, интересно оно было не только этим: темой для заседания был избран гениальный образ Гессе - "игра в бисер".
        Сам этот выбор как будто намекает на то, что людям тесно в рамках привычного набора культурных категорий: вот наука, вот искусство, вот религия... Хочется какой-то новой формы культурной или даже духовной деятельности. Но лишь только предоставится возможность такого свободного культурного поиска - как человек начинает сверять каждый шаг по Платону или Попперу, вполне добровольно становится под хорошо знакомые знамена научности или "духовности"... Так Леонид Карасев, рассыпавший в своем докладе целую пригоршню неожиданных наблюдений и ассоциаций на тему о параллелях и изоморфизмах текстуального и телесного (в свете этой идеи драма Гамлета, например, основывается, по Карасеву, на непримиримом противоречии информации, поступающей к нему по зрительным и слуховым каналам: то, что видит Принц Датский, - правда, то, что он слышит, - иллюзия или обман), упорно взывал к научным критериям и даже к научному приоритету. Так Рустам Рахматуллин, представив блистательное устное эссе о том, что старый московский памятник Достоевскому воспроизводит архетип апостола Петра, - прицепил к нему в довесок взволнованный монолог в том смысле, что он, дескать, вовсе не в игру тут играет, что его сравнительно-ассоциативный метод есть не что иное, как способ исследования реальности... В то же время Александр Иванов в кулуарах горько сетовал на профессиональную несостоятельность подавляющего большинства высказываний с точки зрения филологии и философии...
        Но ведь подряжались не на диспут или научный семинар, а на сеанс игры в бисер... Многое из того, что звучало в Эссе-клубе, оказалось слишком искусством, чтобы удовлетворять требованиям науки, и слишком наукой, чтобы удовлетворять требованиям искусства. Не беда: тут-то и почва для развития специфического эссейного дискурса.
        Есть и другая сторона медали. Приходится слышать и читать (например, у Александра Гениса) о том, что наступает эпоха процессуальности в искусстве, когда важен будет не текст, а ход творчества (а зачастую - сотворчества, поскольку речь обыкновенно ведется об интерактивном искусстве). Думается, такой переворот требует слишком уж большой ломки всех цивилизационных основ. Однако не в том ли и пафос постмодернизма с его "концом истории", что уже ничто ничему не придет на смену - только в дополнение? Гипотетическая "игра в бисер" интересна не тем, что приходит на смену искусству, а тем, что она не является искусством, выступает Другим по отношению к нему, тем самым позволяя его познать. Пафос Игры (и, в частности, этой игры) - в ее самоценности. Важен не результат, а процесс, или, вернее сказать, процесс и является результатом, поскольку Игра меняет играющего, в свою очередь играя им. Банальность, кажется? Ан дается с таким трудом...