Сюжет с артефактом от Ильи Васильева напомнил мне один забавный эпизод из истории русской поэзии – в сущности, один из многих, когда подлинными основоположниками какого-то художественного явления оказывались не те, кто первыми начали его прокламировать, а какие-то совершенно другие фигуры культурной сцены (хрестоматийный пример – место Брюсова как подлинного первооткрывателя футуристических приемов письма). Речь в данном случае пойдет о разновидности радикального минимализма, смыкающейся одной стороной с заумью, другой – с визуальной поэзией, а именно – о текстах, состоящих исключительно из знаков препинания. Первая волна русского футуризма (в 10-20-е годы) таких текстов, насколько мне известно, не дала, так что интерес к этому способу письма вроде бы проник в русскую традицию только в 70-е, в творчестве Ры Никоновой; в газете "Гуманитарный фонд" в свое время даже развернулась любопытная дискуссия о приоритете между нею и Павлом Митюшевым (впрочем, со стороны последнего дискуссия носила, кажется, иронический характер). Однако истинный первооткрыватель "пунктуационной поэзии" остался в этой дискуссии неназванным. Восполним этот пробел.
        В 1908 году в Санкт-Петербурге вышла книга стихов Григория Новицкого "Зажженныя бездны", включавшая, среди прочего, цикл "Месяцеворот" (по стихотворению на каждый календарный месяц); под маем-месяцем должно было быть помещено стихотворение "Первомайский праздник" – вместо которого на стр.84 этой книги видим следующее:

................................
................................
................................
................................
................................
................................
................................
................................
................................

(9 строк по 32 точки).
        В принципе, такая картина всякому грамотному человеку знакома еще по "Евгению Онегину" (функцию этих "пропущенных строф" как "эквивалентов текста" исчерпывающе объяснил Тынянов). В данном случае, однако, композиция цикла Новицкого явно не требует таких сложных приемов. Все проще: в 1908 году вовсю действует цензура, и напечатать стихотворение о первомайском празднике в открытой печати не так-то легко; точки недвусмысленным образом маркируют политические симпатии автора книги, одновременно свидетельствуя о бдительности цензурного ведомства (иного выхода и быть не могло: не пропускать же один из двенадцати месяцев!).
        И никакой "пунктуационной поэзии" из этого дела не родилось бы, если бы в литературно-художественной газете "Весна", в #3 за тот же 1908 год, на стр.6, не появилась рецензия на книгу Новицкого, озаглавленная "Раб нарочитости" и подписанная "Н.Шигалеев". Вот что говорится в этой рецензии:
        "Много некультурностей, неловкостей, мещанств и безграмотностей в этих стихах и "стихах".
        Разве культурно, например, "стихотворение" на стр.84, озаглавленное "Май".
        Вот оно целиком:

.....................
.....................
.....................
.....................
.....................
.....................
.....................
.....................
.....................

(Заметим от себя, что текст Шигалеевым воспроизведен неверно: в книге Новицкого каждый стих состоит из 32 точек, а в рецензии – только из 21. – Д.К.)
        В юмористическом журнале ему честь и место.
        Но ведь "Зажженные бездны" претендуют на серьезность.
        Впрочем по содержательности и в стилистическом отношении это лучшее из стихотворений Новицкого.
        В нем нет таких рифм, как..." etc.
        Современная методика определения авторства различных литературных и художественных артефактов не оставляет нам ничего иного, как объявить, наконец, что одна из наиболее радикальных футуристических техник была введена в русскую литературу Н.Шигалеевым. За этим псевдонимом скрывался, как известно, издатель "Весны" Николай Георгиевич Шебуев (1874-1937; родился в дер.Шигалеево Казанской губ.) – журналист и критик, в собственном литературном творчестве практически себя не проявивший. А потому – величайшей иронией судьбы (чтоб не сказать – черной неблагодарностью) звучат слова прямого продолжателя его дела, Алексея Крученых:
        "Сегодня на Верхарна
        обиделись небеса...
        Кому же теперь писать?
        Неужели Шебуеву?
        А о чем может писать Шебуев? О бедрах Венеры у итальянской школы или о влиянии "Санина" на Вербицкую."
        (Крученых А. Наш выход: К истории русского футуризма. – М.: ЛХА "ЛИРА", 1996. – с.135.)